Александр Сегень - Общество сознания Ч

Он сердился и раздражался все больше, да к тому же обе предыдущие ночи скверно спал. Можно сказать, почти не спал вовсе. И потому все теперь казалось полным бредом. Да и разве не бред, что один из приехавших сегодня под утро гостей как две капли воды похож на него? Только полнотелый и усатый. И разве не бред, что Катя сказала ему только что, совершая вместе с ним обряд утреннего омовения: "Теперь хочу тебя того - усатого"? И смеялась так, как смеется, затевая очередной взбалмошный проступок. Теперь, приближаясь к гостям, Владимир Георгиевич с ненавистью рассматривал своего толстого и усатого двойника, понимая, что Катя во что бы то ни стало охмурит этого с виду добродушного малого.

- Ну что же вы? - спросил он. - Постеснялись?

- Да как-то... с первого раза... - пробормотал в ответ двойник.

- Вот оно, вот оно, вот оно! - заворчал, еле сдерживая злобу, Ревякин. - Ханжество-то человеческое. Раздеться целомудренно, являя себя солнышку, стесняемся. А втайне, совершая какой-нибудь блуд, не стесняемся обнажаться. А бог-то все равно нас видит, наготу нашу - и ту, и эту. Бог солнце в наготе к нам приходит, в священной наготе. А когда мы в грешной наготе тайнодействуем, он не приходит, но видит нас.

- Аминь, - шутливым тоном произнес двойник, видимо, пытаясь сменить пластинку.

- Ну ладно, - вздохнул отец-основатель. - Что-то я накинулся на вас с нравоучениями с утра пораньше. Пойдемте, я покажу вам наши достижения народного хозяйства. На чем я остановился, когда мы прервали беседу?

- На том, что России нужна жизнь по солнцу, - подсказал второй гость, имя которого, как и имя двойника, почему-то выпало из памяти Владимира Георгиевича, подпорченной бессонными ночами. Он помнил только, что тот, который двойник, работает редактором газеты, а его спутник - специалист по раскопкам.

- Именно по солнцу, друзья мои, именно по солнцу, - сказал Ревякин и умолк, чувствуя, как эта жизнь по солнцу уже в печенках у него сидит.

- Хм... - кашлянул редактор-двойник. - Послушайте, дружище, а ведь вы и впрямь на удивление похожи на меня, а я - на вас. Мы могли бы вместе рекламировать какое-нибудь средство для похудения. Я бы говорил, что я это я до того, как стал пользоваться средством, а вы бы уверяли дураков, что вы - это я после.

Специалист по раскопкам рассмеялся. Отец-основатель тоже сделал вид, что ему очень смешно. Он стал собираться с мыслями, что делать и что говорить дальше, но ему не дали. Внезапно прямо перед ним выросло свирепое бородатое лицо, оснащенное стальными и страшными глазами и ощеренным ртом, в котором виднелось отсутствие нескольких зубов. Не успел Владимир Георгиевич припомнить, как зовут этого бывшего "жаворонка", сбежавшего год назад, а на него уже обрушилось гневное:

- Опомнись, покайся, нечестивый изверг Максенций! Доколе будешь улещать невинные души своей поганой ересью? Окстись, нечестивый лжеучитель! Дождешься такого затмения солнца, что сера с небес посыплется и огонь, аки на Содом и Гоморру. Вот оно, смердящее изгноение твоей лжеверы! - бывший "жаворонок" указал рукой в сторону основания замка, затопленного извержениями ублиеттки. - А коли не прекратишь бесстыдных своих радений, то и вся местность разверзнется, ад и сера поглотят тебя и твоих присных!

- Слава! - позвали бывшего "жаворонка" приближающиеся к месту обличения скорняки Андрей и Гена.

Тотчас Владимир Георгиевич вспомнил, что этот Слава работал у них в княжестве, плитку клал, цементировал, только рано вставать ему тяжело было.

- Погодите вы! - огрызнулся на скорняков обличитель ревякинской ереси. - Опомнись, говорю тебе, Максенций! - вновь обратился он к отцуоснователю, который никак не мог смекнуть, почему он именует его этим странным именем. - Покайся, лжемессия, покайся!..

- Слав! - с надрывом воскликнул скорняк Андрей, подойдя и схватив обличителя за локоть. - Ну ты чё? Кто тебя просит? Уходил же, так и уходи! Отец-основатель, простите его! Он у нас ночевал сегодня, а поутру продолжает путь к какому-то священнику на Пасху.

- Пусти меня! - вырвался бывший "жаворонок". - Изыди, сатана!

Тут он размашисто осенил отца-основателя крестным знамением, потом громко плюнул Владимиру Георгиевичу под ноги и зашагал прочь.

- Простите, отец-основатель, - сказал Андрей и вдвоем с Геной направился в другую сторону.

На душе у Ревякина было погано. Надо же и еще при этих нежданных гостях!

- Не обращайте внимания, - пробормотал он. - Это такой гусьлапчик, что не приведи Бог.

- А почему он вас называл Максенцием? - спросил специалист по раскопкам.

- А пес его знает! - пожал плечами Владимир Георгиевич.

- Вероятно, был такой ересиарх, хотя я впервые слышу это имя, - сказал редактор газеты.

- Он когда-то слыл у нас хорошим работником, - сказал Ревякин, оправдываясь. - Но, как сейчас говорят, он по жизни с прибабахом. В свое время пил без продеру, потом ему стали черти мерещиться, он от них побежал, да попал прямо в лапы "Аум Синрикё".

- Ничего себе! - подивился редактор. - Интересно бы с ним побеседовать.

- Ничего интересного, уверяю вас, - возразил отец-основатель. - Дурак несусветный. Потом трагедия в токийском метро, он струхнул, должно быть, прибегнул к органам и всех асахаров своих предал. А куда-то дальше надо? Год болтался еще в какой-то секте, покуда не пришел к нам, в жаворонки. Небось еще и про нас сведения в ФСБ поставлял. Потом и у нас ему надоело, ушел и теперь, видимо, предался самому осатанелому православию.

- Осатанелому? Хм! - хмыкнул редактор.

- Ну озверелому, - поправился Ревякин и тоже неловко.

- Извините, отец-основатель, - сказал специалист по раскопкам. Нельзя ли нам теперь пойти поспать? Валимся с ног, ночь не спали. В глазах все плывет.

- Я тоже в таком состоянии, - признался Ревякин и повел гостей во дворец. - Поспим часиков пять, а потом я вам все-все покажу. Уверяю вас, вам не захочется покидать наше княжество. У нас так хорошо, как нигде в России!

Он натужно улыбнулся, стараясь привлечь гостей на свою сторону. Но тут душа его застонала, поскольку к ним приближались Катя и Марина. Княгиня тотчас взяла под руку ревякинского двойника и, что-то быстро шепча ему, отодвинула в сторону, повела вперед быстрее, а Марина прильнула к Ревякину:

- Воло-о-одечка!

- Что? - сурово спросил Ревякин и остановился.

Специалист по раскопкам растерянно оглянулся и пошел следом за княгиней и уводимым ею редактором, не догоняя их.

- Прости меня, Володенька! - хлопала своими красивыми, но теперь глупыми глазами Марина. - Я больше так никогда не буду. Я осознаю свою обшибку. Ну хочешь, устрой мне предсвадебную порку.

Она кокетничала, нарочно произнесла "обшибку", уверенная, что он смягчится и простит. Но она была ему сейчас противна, и он зло оборвал ее: