Александр Селин - Парашютист

Самоубийц. Ну просто наоборот хочется сделать. Из принципа. Порежет какой-нибудь дурак себе вены. И лежит, стонет. Думает, отойдет. Вот постоишь-постоишь над таким, подумаешь-подумаешь. Да и вызовешь скорую! Или эти, что на рельсы бросаются. Как их? С неразделенной любовью. Боже мой. Один раз из-за одной такой дуры все электрички отменить пришлось. А жизнелюбы - они, брат... Одним словом, я таких уважаю. С ними интересно. Даже на похороны прийти за честь. Красивые эпитафии послушать. "Он так любил жизнь...", " Он боролся..." и так далее. Вот так вот... Да... Если ты насчет Валентины беспокоишься, то не бери себе в голову. Ей скоро повышение на работе подойдет. И в лотерею крупно выиграет... Но это только при условии... Сам знаешь каком.

- Сейчас меня уберешь? - обреченно прошептал Эдвардас. - Или в туалет дашь сходить?

- В туалет... Врешь ты все, Лацис. Я ему в открытую... а он "в туалет". Любую возможность для побега ищет. Это ж КПЗ, а не гостиничный номер с балконом. " В туалет." Да не буду я сейчас ничего делать. К тому же рискованно - повязать могут на выходе. Договорим вот, сходишь в свой туалет. Я тебе вот что предлагаю.

В Кракове, я слышала, соревнования по парашютному спорту намечаются...

- Да.

- Ну вот. Вот и тренируйся. Поезжай в Краков. Там все и сделаем. Ты знаешь, я даже на слово готова поверить. И до Кракова ни-ни! Мне даже такая развязка нравится. Символично. Затяжной прыжок, небо. Место нашей первой встречи с тобой.

А? Согласен?

Лацис молчал.

- А какой памятник я тебе присмотрела! Не какую-нибудь пирамидку как у всех.

Эдакий... - Смерть привстала, чтобы изобразить приземляющегося парашютиста.

Эдвардас вздрогнул:

- Там, вдоль аллеи, что ли?

- Да. Неужели не нравится?

- Нет.

- Ну ладно, это не принципиально. Мы это еще обсудим. Так как насчет Кракова?

Лацис молчал.

- Молчишь? - Смерть походила по камере и снова присела рядом. Молчишь?.. Ну а ... о Горбунове не хочешь подумать?

Лацис вскочил.

- Да сиди. Сиди!

- Сергей тут ни при чем!

- Как это ни при чем? А вот это? - Смерть показала на свой припудренный бланш под глазом. - Два года, считай, он себе намотал. Ну при условии, если я не заберу заявление, конечно. Да какие там два года?! Да при желании я на вас на обоих мокруху повешу. Ты понял?! Ты что, не знаешь, как у нас уголовные дела шьются? В два счета. Пару мокрых стволов подкинуть. Анонимка. Звонок прокурору.

И бабушка-свидетельница. Все, вышка!

- Где же ты свидетельницу найдешь?

- Где я найду?! Ах-ха-ха! - Смерть от души расхохоталась. - Ах-ха-ха! Где я найду? Да у любого подъезда. Знаешь, сколько бабушек жить хотят! Ах-ха-ха! Ну, по рукам? Сам сравни. Почетная красивая смерть после свободного полета на крупных международных соревнованиях. Или позорная смерть уголовника-мокрушника Лациса после унизительного суда и всех процессуальных дел... - Смерть сделала паузу. - Вместе с подельником Горбуновым.

- Я согласен, - Эдвардас по-прежнему смотрел перед собой.

- Молодец, вот это по-мужски, - Смерть с уважением посмотрела на Лациса и крепко пожала его обмякшую, покрывшуюся потом ладонь.

На следующее утро Горбунов и Лацис уже сидели в гостиничном номере и, заперевшись ото всех, отмечали свое освобождение.

- Вот ведь заразы! Чуть отпуск не испортили! - хохотал Горбунов. Оба уже выпили изрядно. - Ну, думаю, все, заточат. Нет, ты знаешь, есть все-таки судьба, слышь?

Это судьба распорядилась, чтобы мы с тобой в Краков поехали! И поедем! И выиграем! Неужели не выиграем, Эдик? Выиграем, черт нас всех дери! Помнишь, что я на аллее тебе про ту скульптуру говорил? А? Что для стимула... А? Кто был прав? Кто из нас?

- Ты, - мрачно проговорил Эдвардас.

- То-то же, а надо было поспорить с тобой. Нет, Эдик, это судьба. Это явная победа в Кракове. Явная, понимаешь? Наливай! За победу! Даже на 15 суток не засадили. А ведь я этому дружиннику от всей души прописал. Могли бы и засадить.

Да, я не понял, что, у тебя раньше с этим типом какие-то дела были? Кастет надел... ой-ой как страшно!.. Ха-ха-ха. Что он тогда привязался именно к тебе?

- Не знаю, наверное, перепутал с кем-то, - Эдвардас допил уже бог знает какой стакан "Муската", - Не знаю. Я знаю только одно. Я знаю, что пойду сейчас в ванную, Сережа. Я знаю, что сейчас наполню ванную до краев. Потом лягу в нее...

- Молодец. Это дело...

- Лягу в нее. Я положу свое тело горизонтально, чтобы торчали только нос и глаза и буду пускать пузыри, потому что говорить уже больше не могу, думать я тоже не могу, Сережа. И еще я знаю вот что... что в Кракове нашу сборную ожидает победа.

Нашу сборную ожидает такая победа, какой еще не было никогда у нашей сборной. И еще я знаю, как нас будут награждать. Награждение будет происходить ночью. В лунном свете, под шелест акаций. Организаторы приволокут огромный железобетонный пьедестал, на котором уместится вся наша сборная. А впереди - весь эдакий гипсовый я... для стимула. Руки мои будут победно вскинуты. Ноги согнуты в коленях. А из рюкзака будут торчать железные прутья.

- А на втором месте, Эдик, я думаю, будут поляки, - пробубнил Горбунов, уронив голову между посудин. - Потому что они хозяева. А хозяевам, как известно, судьи... того... Хотя, знаешь, я б этим полякам, Эдик, и третьего места никогда б в жизни...

Горбунов захрапел, а Эдвардас, покачиваясь, хватаясь руками за стену, двинулся в ванную. С трудом включил свет. С еще большим трудом разделся, и, еле-еле установив нужный баланс между горячей и холодной водой, полез купаться. Он сразу заснул от равномерного шума работающего крана и плеска набирающейся воды.

Ему снился Краков. Международные соревнования. Флажки, болельщики, взлетная полоса. Шум мегафона. Бодрая походка инструктора. И вдруг, неожиданное изменение в программе. Объявляются приводнения вместо приземлений. И от третьего лица Лацис видит, как его самолет, набрав высоту и скорость, делает вираж над расчерченным полем и поворачивает к искусственному водоему. Лацис почему-то в самолете один. Более того, в одних трусах, в огромных черных трусах с красными полосками и без парашюта.

- Лацис, готов? - кричит инструктор через переговорное устройство. - Не слышу!

Лацис, готов?

- Готов, - привычно рапортует Эдвардас, выглядывая, примеряясь к водоему. Сквозь гул самолета доносится плеск воды.

- Ну, Эдик, покажи этим полякам, давай! - командует инструктор. И Эдвардас привычным уверенным движением красиво покидает самолет. Все как обычно.

Несколько блестяще выполненных пируэтов. Обязательные элементы закончились.

Теперь пошли произвольные. Все четко. Осталось приводнение. Эдвардас, вытянувшись "солдатиком", приближается к воде. От встречного ветра черные трусы наполняются, раздуваются, как купол. Скорость гасится. И Эдвардас, вытянув носочки, входит в воду почти без брызг.