Варлам Шаламов - Левый берег

- Это узкоколейка,- сказал Вилемсон.- Шла от завода до склада - того, кирпичного. Вот, слушай. Здесь когда-то, еще при царе, была бельгийская железорудная концессия. Завод, две домны, узкоколейка, поселок, школа, певицы из Вены. Концессия давала большие барыши. Железо плавили в баржах по паводкам - весной и осенью. Срок концессии кончался в 1912 году. Русские промышленники во главе с князем Львовым, которым не давали спокойно спать сказочные барыши бельгийцев, просили у царя передать дело им. Они добились успеха - концессия бельгийцам не была продлена. От оплаты затрат бельгийцы отказались. Они ушли. Но, уходя, взорвали все - завод и домны, в поселке камня на камне не оставили. Даже узкоколейку разобрали до последнего стыка рельс. Все надо было начинать сначала. Не на это рассчитывал князь Львов. Не успели начать заново - война. Затем- революция, гражданская война. И вот сейчас, в 1930 году,- мы здесь. Вот домны,- Вилемсон показал куда-то вправо, но, кроме бурной зелени, я не увидел ничего.- А вот и завод, - сказал Вилемсон.

Перед нами было большое неглубокое ущелье, падь, сплошь заросшая молодым лесом. Посредине ущелье горбилось, и горб смутно напоминал остов какого-то разрушенного здания. Тайга затянула остатки завода, и на обломанной трубе, как на вершине скалы, сидел бурый ястреб.

- Надо знать, чтобы видеть, что здесь был завод,- сказал Вилемсон.Завод без человека. Знатная работа. Всего двадцать лет. Двадцать травяных поколений: порея, осоки, кипрея... И нет цивилизации. И ястреб сидит на заводской трубе.

- У человека такой путь гораздо длиннее, - сказал я.

- Гораздо короче, - сказал Вилемсон.- Людских поколений надо меньше.И, не постучав, он открыл дверь ближайшей избы.

Серебряноголовый огромный старик в касторовом черном сюртуке старинного покроя, в золотых очках сидел за грубым столом, оструганным, отмытым добела. Подагрические синеватые пальцы обнимали темный переплет толстой кожаной книги с серебряными застежками. Голубые глаза с красными старческими прожилками спокойно смотрели на нас.

- Здравствуйте, Иван Степанович,- сказал Вилемсон, подходя.- Вот, гостя к вам привел.- Я поклонился.

- Все роете? - захрипел старик в золотых очках.- Пустое дело, пустое. Угостили бы вас чаем, ребята, да все в разгоне. Бабы с малышами по ягоды ушли, сыны на охоте. Засим - простите. У меня это время особое,- и Иван Степанович постучал пальцем по толстой книге.- Впрочем, вы мне не помешаете.

Застежка щелкнула, и книжка открылась.

- Что за книга? - спросил я невольно.

- Библия, сынок. Других книг не держу в доме уже двадцать лет... Мне слушать лучше, чем читать, - глаза ослабли.

Я взял в руки Библию. Иван Степанович улыбнулся. Книга была на французском языке.

- Я не умею по-французски.

- То-то, - сказал Иван Степанович и затрещал страницами. Мы вышли.

- Кто это такой?-спросил я Вилемсона.

- Бухгалтер, бросивший вызов миру. Иван Степанович Бугреев, вступивший в борьбу с цивилизацией. Он - единственный, кто остался в этой глуши с двенадцатого года. Был у бельгийцев главным бухгалтером. Уничтожением заводов был так ошеломлен, что сделался последователем Руссо. Видите, какой патриарх. Ему лет семьдесят, я думаю. Восемь сыновей. Дочерей у него нет. Старуха жена. Внуки. Дети грамотны. Они успели выучиться в школе. Внучат старик учить грамоте не дает. Рыбная ловля, охота, огород какой-то, пчелы и французская Библия в дедовском пересказе - вот их жизнь. Верст за сорок здесь есть поселок, школа, магазин. Я ухаживаю за ним - есть слухи, что он хранит подземную карту здешних краев,- осталась от бельгийских разведок. Возможно, что это и правда. Разведки-то были - я сам встречал в тайге чьи-то старые шурфы. Не дает старик карту. Не хочет сократить нам работу. Придется обойтись без нее. Мы ночевали в избе у старшего сына Ивана Степановича Андрея. Андрею Бугрееву было лет сорок.

- Что же не пошел шурфовщиком ко мне? - сказал Вилемсон.

- Отец не одобряет,- сказал Андрей Бугреев.

- Заработал бы денег!

- Да денег-то у нас хватает. Здесь ведь зверя богато. Лесозаготовки тоже. Да и по хозяйству работы много - дед ведь на каждого план составляет. Трехлетний,- улыбнулся Андрей.

- Вот, возьми газету.

- Не надо. Отец узнает. Да и читать я почти разучился.

- А сын? Ему ведь пятнадцатый год.

- А Ванюшка и вовсе неграмотен. Отцу скажите, а со мной что говорить.И Андрей Иванович стал яростно стаскивать сапоги.- А что, верно, здесь школу строить будут?

- Верно. Через год откроют. А ты вот на разведку и работать не хочешь. Мне каждый человек дорог.

- Где все твои-то? - сказал Андрей Иванович, деликатно меняя тему разговора.

- На Красном ключе. По старым шурфам ковыряемся. У Ивана Степановича ведь есть карта, а, Андрей?

- Нет у него никакой карты. Враки это все. Брехня. На свет вдруг выскочило встревоженное и озлобленное лицо Марьи, Андреевой жены:

- Нет, есть! Есть! Есть!

- Марья!

- Есть! Есть! Я десять лет назад сама видела.

- Марья!

- На черта хранить эту проклятую карту? Зачем Ванюшка неграмотный? Живем как звери. Травой скоро зарастем!

- Не зарастете,- сказал Вилемсон.- Будет поселок. Город будет. Завод будет. Жизнь будет. И хоть певичек венских не будет, зато школы, театры. Ванюшка твой еще станет инженером.

- Не станет, не станет,- заплакала Марья.- Ему уж жениться пора. А кто за него пойдет, за неграмотного?

- Что за шум? - Иван Степанович стоял на пороге.- Ты, Марья, иди к себе - спать пора. Андрей, за женой плохо смотришь. А вы, граждане хорошие, в семью мою ссор не вносите. Карта у меня есть, и я ее не дам,- не нужно все это для жизни.

- Нам не очень нужна ваша карта,-сказал Вилемсон.- Мы за год работы свою вычертим. Богатства открыты. Завтра Васильчиков привезет чертежи,будем лес валить для поселка.

Иван Степанович вышел, хлопнув дверью. Все заторопились спать.

Я проснулся от присутствия многих людей. Рассвет осторожно входил в комнату. Вилемсон сидел у стены прямо на полу, вытянув грязные босые ноги, и вокруг него громко дышало все семейство Бугреевых, все его восемь сыновей, восемь снох, двадцать внучат и пятнадцать внучек. Впрочем, внучата и внучки дышали где-то на крыльце. Не было только самого Ивана Степановича да его старушки жены - востроносенькой Серафимы Ивановны.

- Так будет?- спрашивал задыхающийся голос Андрея.

- Будет.

- А как же он?- И все Бугреевы глубоко вздохнули и замерли.

- А что он?- спросил Вилемсон твердо.

- Дед умрет,- жалобно выговорил Андрей, и все Бугреевы вздохнули снова.

- Может быть, и не умрет,- неуверенно сказал Вилемсон.

- И бабка умрет.- И снохи заплакали.

- Мать ни в коем случае не умрет,- заверил Вилемсон и добавил: Впрочем, она женщина пожилая.

Вдруг все зашумели, зашевелились. Внучата помоложе юркнули в кусты, снохи бросились к своим избам. От дедовской избы к нам медленно шел Иван Степанович, держа в обеих руках огромную, грязную, пахнущую землей связку бумаг.