Роман Шебалин - Дневник ангела

Сбросил стопку книг на пол.

- Сучьи книги, это они во всем виноваты!

- Что случилось?

- Она дрянь, она хочет меня убить, из-за неё я бросил Веронику, а она...

Какой я сейчас глупый, жалкий. Что я смогу сделать? Неужели произошло что-то?.. Неужели - все?

Я упал на пол, прижал к животу колени, обхватил их руками. Хотелось плакать.

Сучьи книги.

Звонок: звонил телефон.

*

- Тебе плохо?

- Ты? почему?..

- У джадаев есть сила...

- Лена, я не знаю, как мне дальше жить.

- Ну вот, ты опять ничего не знаешь...

- Нет, нет! Я знаю! Мы должны сейчас встретиться.

- Сейчас?

Она словно обрадовалась. Так, так, тихо, на ощупь...

- Да, сейчас... Ты можешь сейчас выйти из дома?

- Могу, наверное.

Зачем? - мелькнула мысль. Но было уже поздно.

- Тогда... мы встретимся...

Они встретились.

Я опять и опять вспоминаю эту странную нелепую ночь. ...Каким-то чудом мы успели на последний поезд, после - ехали в древнем, почти шарообразном, автобусе за город, болтали о чем-то. И о прошлогоднем концерте Паши Кашина, и о последнем альбоме Пола Маккартни, и о наших, тех, встречах: мы погружались в мягкую темноту прошлого. Вдруг я рассказал ей про Веронику. Про одноименную песню. Зачем?

Но она поняла меня. Когда мы расстались, тогда - много лет назад - она пыталась покончить с собой - ела снотворное.

- А я, дурак, ждал тебя.

- ...Я до сих пор тебя немного боюсь, ведь я так и не научилась "жить на краешке жизни".

- "Немножечко жить..." Ты и сейчас не умеешь.

- Не умею. Давай не будем?..

- Посмотри на меня.

Я осторожно провел мизинцем по её бровям. Она устало улыбнулась и закрыла глаза.

- Скоро приедем, - вздохнул я.

Я уже засыпал. Тяжелая сумрачная усталость плавно наваливалась на меня.

Скоро мы будем вместе. Я попытался представить себе эту нашу, может быть, последнюю ночь. Нет, - образы разрушались один за другим, подступал гнусный таинственный страх.

Интервью с Бутусовым года два назад.

"А нет ли желания сделать новый альбом, действительно новый..."

"...У меня теперь только одна проблема, записать такой новый альбом, чтобы он был не хуже, чем предыдущий."

Я почему-то запомнил.

- А как же твоя работа?

- Я позвонила, отпросилась.

- Молодец...

Как просто. Мы изменились, мы иначе теперь живем, кто мы теперь друг другу? Как её спросить об этом? Как объяснить ей, что все теперь не так?.. Ведь мы так давно не были вместе.

"Потудань, потудань..." - елозили дворники на лобовом стекле автобуса. Что за суетливая бестолковость?

- Скоро приедем...

Повторил я.

Словно то просыпался, то засыпал вновь.

*

Оставшимися ещё с прошлого лета сухими полешками мы растопили печь. Заварили чай.

- Где-то здесь был магнитофон.

- Угу, я взял с собой кассеты.

- "Би Джиз"?

- Еще бы, ну, и "Тамбурин" с Кашиным...

- Давай Кашина.

- Сейчас найду, помнишь "Сашу"?

Ты светилась на сладостном подиуме

И, лаская хрустальный бокал,

Ты сказала :"Какой ты уродливый!"

Ты смеялась ужимкам зеркал.

И безумною бархатной бабочкой

Ты качалась на кольцах гардин.

Я боялся и ветра и лампочки,

Я боялся остаться один...

...И потом с беспредельною ясностью,

Оказавшись в глубоких мирах,

Буду помнить, что ты в безопасности,

В табакерке лелея твой прах...

Любовь: концерт. Нелепо, - но в ту ночь, - я осознал это, явственно, ярко: порой, когда еду на свой концерт, в метро, волнуюсь, - нет голоса, руки дрожат, начинаю повторять слова песен, понимаю, что забыл их... Но уже на сцене я просто вдруг забываю о том, что я что-то способен забывать: сомнения, страхи - остаются там, в гримерке, на улице. Я вдруг становлюсь самим собой, беззащитным и обнаженным, странной силы природным механизмом, который, потеряв на время и волю, и разум, - живет, живет так, как, может быть, и надо жить всегда.

- Мы задушим друг друга.

- Конечно.

- Обними меня крепче.

- Как тихо.

- Деревом пахнет.

- Слышишь, дождь...

Тогда, уже действительно засыпая, я подумал, что ведь в темноте люди говорят иначе, чем на свету; слова в темноте, теряя свои дневные яркие краски, начинают приобретать словно настоящее, истинное значение... Спящие, мы разговаривали шепотом. Наши голоса сливались. Мы, раскрытые, распахнутые друг в друге, став кем-то одним, засыпали; покой сковавшей нас темноты стал незримой сутью черного.

- Как тихо.

- А я вижу твои глаза.

- Да, да...

- Я вижу твои глаза...

- Давай уснем так, давай...

Уснуть, слившись, когда - одно, вжавшись, вживившись друг в друга, любить во сне, во тьме, там, внутри... уснуть так, во тьме...

Утром: вновь заморосил снег.

- Надо чем-то перекусить...

Он выбрался из груды одеял и пошел на веранду. Открыв дверь, обернулся. Она стояла на кровати, пытаясь сохранить равновесие; скрипнули пружины.

- Какая ты такая красивая.

Завтракали днем, где-то около часов пяти. Непонятное время, пустое: словно что-то кружилось, вертелось, там, внутри, накручивая оттуда на себя; и мне захотелось сказать... нет, крикнуть...

Но стало скучно. Вот мы опять вместе, словно и не расставались. Однако, глупая ложь.

Очень смешная и глупая ложь.

Резким движением сбросил на пол одеяла. Ты удивленно улыбнулась.

- Холодно...

- Я хочу запомнить тебя такой.

Ты вздрогнула. Или правда холодно? Или что-то поняла; замерла, прислушиваясь. Поцеловал твою грудь. Упал рядом с тобою на подушку.

Какая-то злая, безликая тоска нахлынула на него.

Будто бы захотелось умереть.

Бог мой, как глупо, как бездарно! Мне казалось, что я - актер, что вот-вот явится наш режиссер и попросит не ломать дурную комедию, а сыграть все по-настоящему. Чтобы я поднял с пола одеяла и, ласково посмотрев на нее, укрыл её, сказал что-то доброе... Я сел на край кровати, огляделся, будто увидел комнату впервые: я что - спал?

Как тихо!

На веранде тикали часы.

Надо ехать домой. Милая, родная моя, я ведь тебя ненавижу. Зачем ты положила мне на спину ладонь, прижалась щекой?

Я резко обернулся.

- Ты плачешь? Что случилось?

- Нам пора.

Сама сказала!

Вот хорошо.

Вот и все.

- Не уходи... Не покидай меня.

Интересно, что она на это скажет.

- Но ты же сам все знаешь. Давай не будем об этом.

Красиво. Вот еще...

- Ладно.

- Я... я люблю тебя.

- Это не те слова, Марта!

- Они... они хотят помешать тебе, Карл!

- Ты ещё помнишь эти фильмы?

- Почти наизусть.

- Я тоже.

- Неужели ты хочешь все вернуть?

- Вернуть? нет, я просто хочу тебя.

Вот так, как просто. Еще раз.

Но "еще раза" не получилось. Мы лежали под возвращенными на кровать одеялами ещё часа два. Мы в самом деле просто боялись отпустить друг друга. И в нас друг для друга ничего уже не осталось.

- Ты задушишь меня.

- Это хорошо или плохо?

- Мне все равно.