Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 2

— Скажи «Шун — у — Кату»!

Мальчик смеется, не говорит. Туманян утверждает, что выиграл пари: его стихов не знают. Но Будугьян настаивает на своем, уговаривает мальчика, дает ему серебро.

И мальчик начинает говорить стихи: поэт проиграл пари.

Этот эпизод показал, как глубоко народны корни поэзии Туманяна. И как природа не щадит своих сокровищ, так и наш поэт относится к своим творениям. Список неизданных, погибших его произведений очень велик.

В девяностых годах Туманян написал свою поэму «К вечному», которую многие считают главным его произведением.

Но издана только первая часть ее. Вторая часть погибла, к великому сожалению ценителей искусства!

Дело было так. Написав вторую часть, Туманян прочел ее друзьям. В первой части описана смерть Хасмик и похоронные обряды.

Для второй части поэт собрал много материала из деревенских легенд на тему погребения мнимоумерших. В каждой деревне существуют рассказы о том, как кого-нибудь похоронили живым.

И вот во второй части описывалось, как покойница Хасмик, зарытая живой, начинает приходить по ночам к мужу и в третий раз приходит с окровавленной грудью. Муж ее идет на кладбище, но уже издали видит, что на могиле что-то белеется: в нее вбили осиновый кол.

Эта вторая часть поэмы произвела на слушателей слишком сильное впечатление. И вот, чтобы не тревожить воображение читателей, автор, по совету Леона Шанта, уничтожает эту часть поэмы. Таким образом, армянская литература лишилась нескольких заведомо сильных страниц.

И не одну эту поэму постигла такая участь. В молодости Туманян написал около тринадцати поэм, а осталось из них только три или четыре. Многое погибло во время обысков 1905–1907 годов.

Еще более безжалостно поэт отнесся к своей драматургии. Им написано несколько драм: «Артавазд» — на историческую тему, «Хамлик» — на сюжет из современной жизни, драма из деревенской жизни (отрывки уцелели в Лори), «Одинокая девушка» — из современной жизни, с индивидуалистическим сюжетом, как показывает заглавие.

И все это уничтожено. Так может поступать только поэт с неиссякаемым запасом творческих сил. И этот переизбыток творчества присущ Туманяну.

Он не зависит от каприза муз, его лира всегда звучит в его сердце, и это делает его, отличного писателя, обаятельным человеком. Ему чужда всякая скудость. Он в простой беседе рассыпает жемчуга, как волшебник, не знающий своих сокровищ. И его поэзия — органическая часть его жизни. У него, в последние годы, есть несколько красиво переплетенных записных книжечек, стоящих в общей коробочке, как на полке. Каждая посвящена одной из дочерей. (А раньше драмы свои он называл именами сыновей.) И на этих маленьких страничках он записывает четверостишия — истинные перлы поэтической мудрости, подлинный мед своих мыслей. Для нас лаконичные строки — квинтэссенция поэзии. Для него — один из летящих мигов, один из многих. А сколько таких мигов скрыто в нем, для кого незримо и неслышимо таятся они? О, если б он был к себе заботливей, бережливей к своим сокровищам! Теперь уж пришла для него та пора, когда каждое его слово — национальное достояние. Ведь никто не возвратит нам сожженных драм и поэм, так пусть же он не отнимает у своих читателей того, что теперь может подарить. Золотая плодотворная осень пришла для него. Не осень упадка, а осень огненных плодов и сверкающих листьев. Полвека — чудесный рубеж, откуда видно больше, чем со всех других граней человеческой жизни. К тому же, несмотря на все несчастья, и для Айастана подходит плодотворная пора, что не может не отразиться в сердце национального поэта. И новых откровений, новых вещих песен радостно ожидает от Ованеса Туманяна каждый знающий его, посылая ему сегодня благословляющий привет.

1919

В марте 1923 года в Москве Нвард Ованесовна позвонила мне, что отец тяжело болен и хочет меня видеть.

Встречу назначили на 22 марта, в больнице на улице Оцупа.

Я вошел в белую, залитую светом комнату. Поперек ее у левой стены стояла кровать. На ней лежал Ованес Туманян, белоснежно-седой, бледный, как будто весь пронизанный светом. Доктор предупредил меня, что встреча должна быть краткой и что больного волновать нельзя.

Я подошел к нему, и он, приподнявшись, простер ко мне свои исхудалые руки. Я припал к нему и едва удерживал слезы, обмениваясь с ним поцелуями. Этот патриархальный обычай поэт всегда свято соблюдал при встрече с друзьями. Я сразу почувствовал, что эта встреча может оказаться последней.

Он стал расспрашивать, как я живу, как семья, как работаю. Лаконично отвечая, я стал расспрашивать о нем.

— В Берлин… Еду в Берлин. На операцию, — с тревожной мечтательностью ответил он. — Болен… Вот — болен! — сказал он, простирая руки над своим стройным телом, которое так быстро и легко всегда двигалось, в минуты волнения — стремительно, и вот теперь покоится на постели, боясь лишнего движения.

Это самому ему было странно, так же как и мне.

Неужели этот богатырский дух не одолеет болезни? Он сам не верил этой возможности.

— Почему так долго не были в Армении? Теперь там жизнь, новая жизнь… Вы поезжайте, увидите…

Щеки его порозовели. Доктор строго посмотрел на меня, показывая на часы.

Я взял его руки в свои, и еще несколько минут продолжалась отрывистая, почти молчаливая беседа. Мы оба вспоминали минувшие встречи и глазами рассказывали друг другу о былом.

Доктор подошел к постели.

Я припал губами к его прекрасным, почти мраморным рукам… Последнее рукопожатие… Последний поцелуй…

На другой день Нвард позвонила мне. Отец просит передать, что он уезжает в Берлин и хочет еще раз меня видеть.

Когда я пришел, доктор сказал: «Поэт ушел».

Не был ли «Берлин» поэтическим образом? Когда он произносил это слово, его лицо озарялось тонкой улыбкой. И смысл ее при беседе я не разгадал? Мысль его была светлой, речь замедленной, но живой, как всегда. Он знал, куда уходит.

Поэт ушел в бессмертие.

Имя его широко известно не только в советских и демократических странах, но и далеко за рубежом. Стихи его читают на славянских, европейских и азиатских языках. Песни его поют многие народы. Поэмы его послужили темой для опер. Его устная проповедь братства и дружбы народов помогает борющимся за свою культуру и освобождение народам.

Великий армянский поэт ушел в бессмертие.

А у тех, кто имел радость знать его лично, его чистая светлая душа, его обаятельный образ, звук его голоса, ласковость его улыбки будут свято храниться до конца их дней.

1958

Анна Ахматова — одно уз интересных дарований, взращенных петербургским цехом поэтов. В настоящее время она является вполне определившимся поэтом с ярко выраженной индивидуальностью, с своеобразной техникой. Она признана критикой, ее любят читатели.