Исмаил Шихлы - Буйная Кура

Вчера он перевез на своей лодке крестьянина из горного селения, и тот дал ему кожаный лоскут как раз на пару чарыков. Старик совсем был разут, и эта кожа свалилась ему, как с неба. Вечером при свете очага Годжа начал шить себе чарыки. Но мешали комары, да и сон сморил старика.

Теперь Годжа взял недошитый чарык. Хотелось, пока никто не пришел, дошить и надеть его, и он успел это сделать. Как раз когда он вытер ногу и надел на нее чарык, его окликнули. На обрыве, приложив руку к глазам, старик увидел племянника Османа и Мину, Ашрафа, Ахмеда и еще нескольких ребят и женщин. Годжа сразу понял, в чем дело. "Никак старость одолела меня. Совсем забыл, что ребята сегодня отправляются в школу. Надо бы Осману подарить что-нибудь на дорогу".

Люди спустились к берегу. Мина плакала, подолом платья вытирала глаза. Заплакал и Осман. До вчерашнего дня он торопил время и отъезда ожидал с нетерпением. А теперь ему вдруг стало тоскливо. Ребята, распрощавшись с родными, по одному прыгали в лодку.

Мина как будто успокоилась. Она поцеловала сына, поправила ему воротник рубашки.

- Не забудь, дитя мое, как только приедешь в город, купи себе все, что надо.

- Хорошо, мама, не беспокойся.

Годжа отвязал лодку, прикрикнул на мать с сыном, которые никак не могли расстаться:

- Ну, хватит вам... не навек.

Осман оторвался от матери и по-детски еще подтянул штаны и шмыгнул носом. Когда он прыгал в лодку, Годжа отчетливо увидел дыру на подошве его чарыка. Мина никак не могла успокоиться. Слышался ее голос:

- Ашраф, тебе поручаю Османа. И ты, Ахмед, смотри за ним.

Ахмед улыбнулся:

- Не беспокойтесь о нем. Останется цел и невредим.

Тем временем дети расселись в лодке. Годжа посмотрел на их одежду, обувь и сумки, перекинутые через плечо. Хуже всех был одет Осман. На нем была рубашка из белой бязи. Новыми были только носки: мать связала недавно.

Годжа снял свои чарыки и протянул Осману:

- Возьми надень, дитя мое.

В глазах Османа засветились радость и удивление. Но он покачал головой:

- Не нужно, дядя. Спасибо.

- Возьми на память о старике.

- У меня есть деньги. Как только доеду до города...

- А до города босиком поедешь? Скорее надевай, я сам для тебя шил.

Осман снял свои старые чарыки и надел новые. Когда он завязывал веревочки на чарыках, его взгляд упал на босые, побелевшие, обескровленные из-за того, что всегда в воде, ноги старика.

- Дядя, а ты...

Старик не ответил ему, а подняв дырявые чарыки Османа, бросил их в Куру.

Лодка отчалила от берега и пошла по течению. Ребята притихли. Из гнезд на обрыве вспорхнула стая голубей.

Они полетели в сторону деревни. Мина бежала вдоль берега, что-то кричала, но, что именно, нельзя уже было разобрать.

3

Алексею Осиповичу не спалось. Он смотрел на жену, сидящую рядом, на ее заметно уже стареющее лицо, и острое чувство жалости поднималось в нем. Они поженились десять лег назад и жили все эти годы дружно, помогая друг другу, согревая жизнь друг друга, но им обоим хотелось ребенка, детей, а детей не было.

Да, Алексей Осипович хотел, чтобы по комнатам бегали ребятишки, роняли, разбивали бы что-нибудь, переворачивали бы весь дом вверх тормашками, создавали беспорядок на его рабочем столе и пусть бы Вера ругала их или даже наказывала, а они бежали бы жаловаться к нему, к отцу, прячась за его широкую спину.

Алексей Осипович натянул одеяло, прикрыл грудь и плечо Веры, поправил ее седеющие волосы. Затем лег на спину и стал глядеть в потолок. За окном гулял ветер. Шелестели деревья. Время от времени вскрикивали паровозы. Гудела Кура.

"Я напрасно печалюсь. Мне ли жаловаться, что у нас нет детей? А ученики, разве они не мои дети? Разве для учителя не самое большое счастье вырастить и воспитать своих учеников? Нет, я не бездетен. Голоса моих детей через несколько лет будут слышны в самых отдаленных уголках Азербайджана".

Алексей Осипович всю свою сознательную жизнь посвятил школе. Каждый день с утра и до вечера он находился вместе с ребятами. После занятий заходил к ним в общежитие, проверял их койки, постели. Домой возвращался после того, как они засыпали. Он так был занят своей работой, что не замечал, как пролетают дни. Иной раз он забывал о существовании семьи, о себе, о том, что Вера дома скучает, устает, глядя в окно и дожидаясь его прихода. Каникулы на исходе, завтра ребята должны вернуться, и опять двор школы и общежитие наполнятся их веселыми голосами. Начнутся занятия, появятся всевозможные заботы, нужды учеников, их жалобы, вопросы. Опять Алексей Осипович уйдет из дома рано утром, а вернется вечером. А что Вера будет делать одна? Может быть, и ее приобщить к школьным делам? Дать ей занятие в подготовительной группе? Или поручить ей хор, драмкружок? Ведь у нее хороший голос, и она быстро находит с ребятами общий язык. В какой бы дом ни вошла, ребята к ней так и льнут.

Алексей Осипович никак не мог уснуть. Да и как было спать. Он объехал весь Азербайджан деревню за деревней в поисках учеников для Горийской учительской семинарии. Тридцать отцов пообещали, что пошлют своих детей учиться. Но приедут ли они? Не раздумают ли? А приехать они должны сегодня утром.

Алексей Осипович посмотрел на окно. В комнате было еще темно, а там, за окном, уже светало. Алексей Осипович быстро оделся и разбудил жену:

- Вставай, Вера, пора идти.

Жена, ничего не поняв спросонок, тревожно спросила:

- Куда идти, бог с тобою!

- На вокзал.

- Зачем?

- Сегодня встречаем наших ребят.

- И мне ехать с тобой?

- Если хочешь. Но только собирайся скорее, а то опоздаем.

Через полчаса они были во дворе школы. Фаэтонщик запряг коней и с кем-то разговаривал. Когда тот обернулся, Алексей Осипович узнал его. Они поздоровались.

- Куда вы так рано собрались, господин Кипиани?

Тот улыбнулся и, наклонив голову, поцеловал руку Веры Федоровны.

- Туда же, куда и вы. Если, конечно, возьмете меня с собой. Соскучился без ребят. Школа без учеников так же грустна, как мельница без воды. Не так ли, Алексей Осипович?

Они сели рядом. Фаэтонщик взмахнул в воздухе кнутом, и кони вынесли со двора. Город еще спал, луга вдоль реки ослепительно сверкали под первыми лучами солнца.

Состав содрогнулся и остановился. Ашраф первым вышел из вагона, чтобы помочь сойти и ребятам. Ахмед высаживал детей из другого вагона. Мальчикам все было в диковинку.

Ведь они впервые проехали по Железной дороге. На чужой земле им было тревожно. Они испуганно озирались вокруг и крепко держались за свои сумки. Осман то выбегал вперед, то, втискивался в середину, то подходил к Ашрафу и хватал его за одежду. Вдруг он подался вперед и дернул Ашрафа за рукав, показывая ему на фаэтон. Ашраф обернулся и увидел Алексея Осиповича.