Виктор Широков - Уральский декамерон

- Да зачем вам нужен такой самовлюбленный болван?

- Любовь слепа, а он пленил меня своими душевными достоинствами ещё в детстве. Он был такой сильный и одновременно такой нежный, такой умный и красивый, каких я больше никогда не встречала. Но я ему не нужна, к тому же я в последнее время так низко пала, я вела себя отвратительно и меня ничуть не извиняет то, что все мои прегрешения произошли против моей воли, против моего желания. Боюсь, что даже самый добросердечный муж немедленно бросит меня, как только узнает, с кем имеет дело.

- Господи, да расскажите, наконец, в чем дело! Насколько тяжек ваш грех? Лицо ваше пронизано благородством, и я не верю, что честь ваша замарана хотя бы на йоту.

- И, тем не менее, это именно так.

Проговорив сие, я присел на скамью возле девушки, хотя и на расстоянии вытянутой руки и только хотел рассмотреть собеседницу получше, как вдруг она побледнела ещё больше и, не произнеся больше ни звука, потеряла сознание.

Я проворно кинулся на помощь. Положил несчастную спиной на скамью, при этом концы шали разлетелись в стороны. Я расстегнул кнопки блузки. Послушал ухом сердце. Оно не билось.

Зная из книг и лекций в мединституте правила первой помощи, я стал тут же мгновенно нажимать на грудную клетку в области сердца. Тут я почувствовал, что мешает массивный перстень на правой руке, и я снял его и надел на большой палец правой кисти девушки, сжав потом её кисть в кулак. Одновременно я попытался провести искусственное дыхание нос в нос, рот в рот. Минуты через две-три методика сработала: сердце девушки забилось сначала тихо, а потом все отчетливее и быстрее, пока не заколотилось как у испуганного птенца. И хотя девушка ещё не пришла в сознание, оснований беспокоиться за её здоровье почти не осталось.

Другое дело, что я, порочный, гадкий сластолюбец, обнаружил внезапно, что держу в правой руке самый восхитительный в мире плод, а мои приемы искусственного дыхания больше стали напоминать затяжной поцелуй. Нужно ли продолжать, что потом не менее получаса я пользовался роковым стечением обстоятельств и не удержался от искушения. Слава Всевышнему, что нервическое состояние девушки передалось мне, и вместо обычных диких физических упражнений я достиг разрядки во много раз быстрее, а главное до прихода несчастной жертвы моих медицинских познаний в сознание.

Когда девушка, наконец, пришла в себя, я, наскоро объяснив ей произошедшее (разумеется, умолчав о том, как я воспользовался её вынужденной доверчивостью), сопроводил её домой, нежно поддерживая под локоть. Дом оказался неподалеку, хорошо освещенный фонарями. Нас встретила группа встревоженных людей, среди которых выделялась маленькая сухонькая старушка в домашнем халате и при старомодных бигудях. Неимоверно выпуклые стекла очков закрывали чуть ли не пол-лица и делали их обладательницу чем-то похожей на лемура. "Тетушка", - шепнула мне спутница, но я уже не реагировал на её слова и чары. Я наскоро откланялся и был таков.

Странные и таинственные удачи в случайных связях, то и дело происходящие со мной за последнее время, стали меня беспокоить и успели, чуть ли не надоесть. А может быть, я уже незаметно достиг того печального возрастного рубежа, когда на многое смотришь по-другому, нежели в 18-20 лет, когда в женщине ищешь уже не партнера по теннису, не подругу по ненасытным игрищам и забавам, а просто доброго надежного друга, подносящего по необходимости лекарственную таблетку и пресловутый стакан воды.

Не забывайте, мой друг, я же приехал в Рязань жениться, а это совсем не то, что флиртовать направо налево и бездумно срывать цветы удовольствия. Тем паче, что размеры приданого Амалии и особенно бриллианты величиной со страусиное яйцо заставили меня немедленно и решительно вспомнить о цели путешествия. И тут-то я вспомнил, что оставил свой перстень у девушки на пальце и опять повернул назад, к её дому, чтобы забрать его, пока не поздно.

VII

Я прошел озабоченно ещё несколько шагов, как меня остановил вдрызг пьяный милиционер с пистолетом в руке, сам вид которого не предвещал ничего хорошего.

- Куда вы идете и откуда вы идете? - спросил он маловнятно, махнув красной книжечкой и, поводя оружием, черный зрачок которого буквально заворожил меня.

- Нелепый вопрос!

- Я знаю, почему спрашиваю.

- А я знаю, почему не отвечаю.

- Вы идете на улицу Есенина?

- Если вам сие известно, то да.

- И это, конечно, касается вашего брака?

- Если и это вам известно, то извольте - да и ещё раз да.

- Молчать! Становись лицом к стене, руки - за голову, шаг - в сторону, стреляю без предупреждения.

- Вы что - спятили?

- Молчать! Поговори ещё у меня. Лицом к стене и без фокусов.

- Вы ко всем так приебываетесь?

- Я сказал: молчать.

И я испугался. Быть убитым ни за понюшку табака, только потому, что пьяному менту захотелось покуражиться, а человек с оружием всегда более прав, чем безоружный, особенно при исполнении служебных якобы обязанностей.

Я повернулся лицом к стене, чувствуя горячее дыхание пьяного зверя затылком.

Вдруг раздался выстрел. "Конец!" - подумал я. - "Вот и кончилась моя несуразная жизнь-жестянка".

Странное дело, но во мне после выстрела ничего не изменилось. Ничего не изменилось и передо мной. Стена смутно желтела и стояла вполне устойчиво. Сзади тоже не было ни звука.

Я постоял минуту-другую, потом ещё пять минут. Ничего. С опаской я повернулся.

Мент лежал на земле, сжимая пистолет правой кистью. Тело его было неестественно изогнуто. Я сообразил, что он по пьяни наступил на скользкий булыжник, поскользнулся и в падении случайно нажал на курок. Пуля попала прямо в голову.

Я осмотрел неосторожного самоубийцу, стараясь ни до чего не дотрагиваться.

И каково было мое удивление, когда буквально рядом, на расстоянии 3-5 метров я увидел другой труп.

Словно Буриданов осел между двумя вязанками сена, я находился между двумя трупами.

- Господи! Эдак меня ещё и в двойном убийстве обвинят, если застанут здесь, - сказал я самому себе чуть ли не вслух. - Надо убираться отсюда подобру-поздорову, и как можно быстрее. Пока не прошел патруль или просто не собрался народ, привлеченный выстрелом.

Около второго трупа лежали весьма приличный плащ черного цвета во всю длину и такого же цвета шляпа-сомбреро. Я подумал, что стоит замаскироваться на всякий случай, стоит изменить внешность и накинул на себя траурное одеяние, нахлобучил шляпу.

Быстро шагая, почти переходя на бег, я возвращался в гостиницу, радуясь, что легко отделался и в таком одеянии меня и запомнят возможные случайные встречные, чтобы потом - без оного - ни за что не признать, не узнать при возможном опознании.

И тут какой-то человек перехватил меня на бегу, обнял и чуть не задушил в своих бурных объятиях.