Вячеслав Шишков - Журавли

Татьяне как-то по-особому, впервые стало плохо. Она быстро вышла, по дороге ее мутило, она глотала пушистый снег.

И вдруг мгновенный ужас всю сковал ее.

IV

Целую неделю Татьяна ходила как безумная. По глухим ночам она прислушивалась к себе и тихо плакала. Бабка Дарья как-то ночью окликнула ее:

- Ты что?

Татьяна молчала.

Наутро бабка Дарья долго и пристально щуцдла ее взглядом из-под хохлатых сердитых бровей.

- Лихо тебе? Ой, девка...

Старуха поплелась к Настасье.

- Слышь-ка, вдовуха, слышь-ка, - затрясла она головой в черном повойнике. - Так-то ты караулила внучку-то мою. А ято, старая псовка, как с путной с тобой пускала в ночное девкуто. Слышь, говори, с кем она?

У Настасьи упал из рук косарь.

- А что? - И губы ее побелели.

- Что, что? Вот те и что!

- А черт ее укараулит! - вдруг закричала вдова в сморщенное старушечье лицо и загремела ухватом. - Поди узнай с кем...

Бабка Дарья трясла головой, беззубо жевала ввалившимся ртом:

- Тьфу! - и, хлопнув дверью, вышла.

Настасья повалилась на кровать, завыла в голос. Ну конечно, теперь Андрюха на Татьяне женится.

Андрей же, похрустывая морозным снегом, шел в волисполком газету почитать и думал: "У Настюхи два самовара, две корову и лошадь добрая. Татьяна победнее. На ком же? А жениться надо обязательно. Вот дьявол-то. Нешто к колдуну сходить да погадать?"

Идет, насвистывает сердитую, опять про Настасью дума:

"Ежели жениться на Танюхе, Настька убьет... Отчаянная баба... Ведьма".

А навстречу Татьяна, на маслобойку льняное семя относила:

- Здравствуй, Андреюшка! - И оба остановились средь лесной дороги. Как живешь?

- Ничего. А ты?

- Плохо. Тоскую все.

Она глядела в его цыганские глаза голубыми печальными глазами и пыталась улыбнуться.

- А ты ничего, Андреюшка, не знаешь?

- Ничего.

Татьяна вздохнула. Милое лицо ее померкло. Она опустила голову и глядела в землю.

- Ну, скоро узнаешь, Андрюша... Прощай.

Парень поглядел ей вслед, жалко стало, крикнул:

- Эй, Тань! А помнишь журавлей-то? Вот придет весна, соловьев слушать пойдем.

Девушка молча удалялась.

V

Татьяна продолжала ходить на посиделки, но в плясы не пускалась - мол, голова болит, - а пряла пряжу и пела с подругами песни печальным голосом. Со всего села, из ближних деревень собиралась на игрища молодежь: кончался филипповский пост - скоро начнутся свадьбы. И немало парней метит на Татьяну - краше, ласковее, работящее девки нет, - даже как-то трое из-за Татьяны по пьяному делу за ножи взялись.

Андрей еще в своем сердце не решил, держит себя с девушками ровно, только Татьяну семечками угощает и, когда, обнявшись, сидит с ней на беседе, шепчет:

- Ни хрена... Оженимся... Советским браком хошь?

За Настасьиным хвостом тоже много трепалось женихов.

Но Настасья только одного прикармливала блинами да угощала самогоном Андрюху.

- Я знаю... На Таньке жениться ладишь, - говорит она, провожая его ночной порой. - Женись, женись... Девка, кажись, с приплодом... вся волость погогочет на тебя, на дурака.

Бабка же Дарья однажды поутру взяла кошель да клюшку и поковыляла через лесок к колдуну на мельницу.

Про Ерофеича давно шла по селу слава - сильный колдун:

когда отряды рыскали, хлеб с добром отбирали - черта с два найти им колдуна: шарились-шарились - не только колдун, а и вся мельница пропала, даже одного из отряда- холера задавила - в одночасье сдох.

А третьеводнись встретилась бабка Дарья у батюшки отца Семена с женой председателя исполкома, Оленой Митриевной.

- Ох, бабушка Дарья, сходи, сходи. И такой-то колдун, что страсть. Муженек-то мой как закрутил с Михайлова дня, так все в лежку, в лежку. А из города ревизия обещала быть, того гляди под суд. Говорю, напиши господу зарок, - мол, укрепи, господи, брошу пить, - да запечатай в конверт, пускай батюшка под святой престол положит. Куды те тут, - как начал костить: "Кутья! Обманщик, пиум народа". Я к колдуну, дал мне волчьего помету с наговором. Гляди, ведь проблевался мойто, - две недели прошло, не пьет.

Пришла бабка Дарья к Ерофеичу. Колдун сидел у печки, толок в ступе кошачью печенку, а ворона по избе ходила, каркала.

- А крест сняла?

- Сняла, милостивец-батюшка, сняла. Присуши ты парня к девке.

Колдун принял от бабки холст да серебряный полтинник, а ей дал старый веник-голик и разъяснил, как надо приступать.

В радости вернулась бабка в свою избу на другой день к вечеру. Только за порог, а Андрюха шасть:

- Як вам по сурьезному делу. Здравствуйте!

Бабка Дарья размахнулась и ударила его по спине колдовским веником:

- Шйлцы-вйлцы-цыгорцы-ходйлцы!..

- Ты чегой-то, бабушка? - обернулся опешивший Андрей.

- Шйлцы-вйлцы-цыгорцы-ходйлцы! - стегнула его бабка во второй да в третий раз.

Андрей захохотал - знать, спятила старая старуха, - сел за стол и, просмеявшись, сказал отцу Тани:

- Вот что, дядя Григорий, желаю на вашей родной дочери, Татьяне Григорьевне, жениться.

- Матушка, покличь-ка Таньку, - торопливо сказал Григорий.

Бабка Дарья бежала за внучкой и захлебывалась радостью.

- Вот он, колдунище-то, какой... Ну, колду-ун...

VI

Прошло больше месяца, как записались Андрей с Татьяной по-советски, при свидетелях. И, конечно, раз не в церкви, не похристиански венчаны, никак нельзя мужу и жене вместе жить - жили новобрачные, как и прежде, - порознь.

Бабка Дарья - что это за свадьба за анафемская, тьфу! - бабка все еще в наговорный веник верила, то Андрюху по спине хлестнет, то внучку:

- Цыгорцы-ходйлцы!

Но толку нет. Рассердилась бабка, изрубила со злости веник топором, в печку бросила, а сама в волость, милицейскому на колдуна жалобу нести.

- Он, леший, - сказал милицейский, - и меня здорово нажег: украли у меня барана, пошел к колдуну, а он, сволочь, меня на ложный след навел. Хотел его под арест взять, опасно все-таки: живо грыжу припустит.

Заплакала бабка, не о холсте с полтинником заплакала, - о внучке Тане.

А внучка тем временем - эх, скоро и зима пройдет! - Таня со слезами пеняла своему невенчанному мужу:

- Андрей... Что ж ты не женишься по-настоящему? Пойдем к венцу.

- Леригия мне не дозволяет, вера... Почитай-ка газеты-то...

- Живем порознь, как чужие. Ни работник ты в нашем доме, ни кто.

- Ха! - хакнул по-сердитому Андрей. - Я в согласье хоть завтра перейти жить к тебе. Хоть сей минут.

Григорий, войдя в избу, поймал ухом, крикнул:

- Я те перейду. Много таких мужьев поганых найдется...

Отлыниваешь ты, черт... Испакостил девку, да и...

- Она не девка. Она жена мне. Почитай-ка декрет.

- А подь ты с декретом-то!.. Декре-е-ет... Твое ли мужиковское дело декреты знать?.. Совесть-то есть ли у тебя аи нет?

- Дурак ты, Григорий, больше ничего.

С тем и ушел Андрей.

А Григорий стал ругать неистово: и бабку, и Татьяну, и советскую власть, и весь белый свет.