Владимир Соллогуб - История двух калош

Дьячок, увидев постороннего человека, опрометью бросился читать вполголоса свой псалтирь. Печальный погребальный говор дико согласовался с страстными мечтами Шульца. Свечи тускло теплились вокруг катафалка.

Картина была самая странная…

Родственник проснулся и подошел к Шульцу с беспокойным видом отчаянного наследника.

— Вы очень любили покойницу? — спросил он боязливо…

— Да, я любил покойницу, я люблю покойницу, — отвечал Шульц, очнувшись. — Я люблю покойницу, только не эту покойницу… Да простит бог вашу покойницу!

Родственник глядел на него с удивлением.

— Знаете что? Она… вот эта княгиня… княгиня она, что ли? Знаете, что она хотела со мной сделать?.. Она из груди моей хотела вынуть мое же сердце… какова-а?… О, да она прехитрая! Хотела опять притвориться и украсть его потихоньку. Да нет, я это притворство знаю; я знаю этих светских людей. Вы думаете, что она вас любит? Неправда, притворяется, все притворяется. Скажите мне правду: вы думаете, что она умерла? Неправда! Притворяется, притворяется! Все это притворство! И герб, и гроб, и катафалк, и вы сами… — все это притворство, все притворство!.. Прочь отсюда!

Шульц засмеялся и убежал.

Как испугался студент, когда увидел на рассвете товарища своего, изнуренного страданием и сильным бредом. Шульц ощупью дотащился до своей кровати и упал.

Члены его тряслись от лихорадки; несвязные видения душили его. То вдруг казалось ему, что злая Маргарита наклонялась над ним и грозила ему сжатым кулаком; то видел он вдали тень седого старика с красным платком около шеи, который мигал ему и, как фантасмагорическое явление, то отдалялся, то подходил близко и таинственно к себе манил. Вдруг показалось ему, что он перед каким-то огромным амфитеатром, на который собралась вся вселенная. И вот от имени всех Генриетта с улыбкой любви на устах, с потупленным взором подает ему венок лавровый — ив эту минуту амфитеатр рушится, а вместо зрителей толпятся черепа в калошах, которые мигают и шепчутся между собой… И вдруг все превращается в странный неясный хаос, среди которого Мюллер с своими сапожниками, княгиня с своим раутом и весь Петербург кружатся в каком-то адском, неистовом танце…

Так прошел целый день. Мучение час от часу становилось сильнее. Студента в комнате давно уже не было: он убежал за доктором. К вечеру явился доктор с студентом, бегавшим за ним целый день.

Доктор был человек веселый. Он взял Шульца за руку:

— Что, брат-приятель? Видно, плоха шутка, придется прогуляться в Елисейские! [22] …прогуляться в Елисейские! — Елисейские поля — в греческой мифологии — загробный мир, место пребывания безгрешных душ; здесь иронически: умереть. Жаль, что вы прежде не пришли, — сказал он, обратившись к студенту.

— Да я был у вас с самого утра, — отвечал студент.

— Да что же, брат, делать? На вашу братью не напасешься. У меня и поважнее вас, да ждут. Впрочем, тут делать нечего, — продолжал он протяжно, понюхивая табак. — Inflammatio cerebralis [23] Воспаление мозга (лат.) в высшей степени. Если б часа за два кровь открыть, то молодца можно было бы поставить на ноги. А теперь — шабаш! К утру он умрет.

И точно, к утру конвульсии Шульца стали мало-помалу утихать, дыхание его сделалось реже. Студент держал его на своих руках. Наконец он сделался спокоен, голова его покатилась на грудь… Все было кончено; студент перекрестился и закрыл страдальцу глаза.

В эту минуту кто-то постучался в дверях.

— Кто там? — закричал студент.

В дверях просунулась фигура Мюллера с узелком в руках: он принес новые, блестящие калоши, взамен первых, о которых он подумать не смел. Узел выпал у него из рук.

— Боже мой! Что это такое? — закричал он.

— Судьба! — глухо промолвил студент.

Мюллер подошел к постели, упал на колени и поцеловал руку усопшего.

В комнате было долгое, глубокое, таинственное молчание.

Наконец Мюллер встал, отошел с студентом в сторону и спросил у него с участием:

— Что, вы тоже музыкант?

— Нет! Я хотел посвятить себя литературе, да…

— Да что же?

Молодой человек печально покачал головой и показал на покойника.

— Что ж вы хотите делать?..

— Я схороню его…

— А потом?

— А потом… уеду к матушке в Оренбург.

Впервые напечатано: «Отечественные записки», 1839, т. I, № 1.

Впоследствии Соллогуб написал пародию на собственный рассказ: (См.: «Новая история двух калош» — «Литературная газета», 1845, № 1).

Козлова М. Ф. - двоюродная сестра писателя, дочь известного переводчика и театрала Ф. Ф. Кокошкина.

Да погибнут те, кто раньше нас высказал нашу мысль. Гете ( лат .)

…надворному советнику… — чин VII класса; по «Табели о рангах» российские чины делились на четырнадцать классов, XIV класс — низший.

Наказанье божье! ( нем .)

Такие прелестные калоши?.. (нем.)

С Малой Морской… к Синему мосту… в Коломну. — Малая Морская — ныне ул. Гоголя, Синий мост — мост через реку Мойку, Коломна — окраинный район Петербурга.

«Карл Шульц, музыкант» (лат.)

Перигурдин — старинный быстрый танец.

…о великом Бетховене… — Образ Бетховена введен в повесть, видимо, под влиянием В. Ф. Одоевского, большого почитателя и одного из первых пропагандистов творчества композитора в России, автора романтической новеллы «Последний квартет Бетховена» (1830).

Они учились вместе у Фан-Эндена. — Фан-ден-Энден — боннский органист (ум. 1782).

Здесь: низкопробна (фр.)

…для аспазийского ее салона… — Аспазия — жена прославленного афинского политического деятеля Перикла, отличавшаяся умом и изысканной красотой, в ее доме собирались поэты и философы.

Компаньонка ( фр .)

…варияции Герца или концерт Калкбреннера. — Герц А. (1803–1888) — французский пианист и композитор, Калкбреннер Ф.-В.-М. (1788–1849) — немецкий пианист и композитор, в основном живший в Париже. Музыка обоих отличалась технической усложненностью и малой содержательностью, не случайно Ф. Лист назвал Герца и Калкбреннера «рояльными акробатами» (ср. реакцию героя).

…аплодирует прыжкам Турньера… — имеется в виду кто-то из династии цирковых артистов, ее основатель Жак Турньер (ум. 1829). был содержателем первого стационарного цирка в России (1827).

Добро пожаловать! ( нем .)

Давай! ( нем .)

Экоссез — бальный танец.