Эльмира Ахундова - Алиовсат Гулиев - Он писал историю

- Не так много, только на то, чтобы проверять их дневники, - ответил Стригунов.

- Ты проверяешь их дневники? Постоянно? - удивился Гулиев.

- Раз в неделю - обязательно.

Очевидно, под влиянием этого разговора Алиовсат Гулиев задумался. С этих пор процесс проверки дневников стал осуществляться более планомерно. Каждую пятницу или субботу дневники предъявлялись отцу. По укоренившейся привычке делать заметки на полях читаемого Алиовсат Гулиев оставлял такие записи и на полях школьных дневников.

По воспоминаниям Джейран Гулиевой, эта еженедельная проверка дневников протекала следующим образом:

"Если в дневнике он находил "четверку", эта "четверка" подчеркивалась двумя чертами, если же в дневнике попадалась "двойка" или "тройка", папа подчеркивал их жирными линиями, а внизу появлялась запись: "Позор!" и подпись отца.

К "опозорившимся" принимались очень суровые меры воздействия: они отлучались от телевизора. В те времена ведь в семьях было всего по одному телевизору. У нас он стоял в гостиной, где отец работал. И никто не имел права просто так, без разрешения отца, включить его. Телевизор нам разрешалось смотреть только по субботам и воскресеньям. И притом это зависело от оценок в наших дневниках. В пятницу или субботу все мы четверо должны были предъявлять дневники, и в зависимости от успеваемости в течение недели решалось, кому можно смотреть телевизор, а кому - нет. И никакие возражения не принимались. Да и какие, вообще, могли быть возражения? Мы при папе боялись лишнее слово сказать или пошуметь, когда он работал".

Впрочем, за плохие отметки или проказы Алиовсат муаллим детей не ругал. Как мы знаем, он умел сдерживать свои эмоции. Алиовсат Гулиев лишь удивлялся и огорчался. Но и этого детям было вполне достаточно. Иногда хватало одного его взгляда.

***

Мы помним, что русским языком Гулиев овладел довольно поздно, учителями его были интеллигентка Зара Алиева, русские классики. Поэтому и его собственный русский язык был чистым. В активном словаре Алиовсата Гулиева отсутствовали жаргонные, бранные словечки, которые люди обычно еще в детстве впитывают на улице, во дворе, общаясь со сверстниками. К тому же для Алиовсата Гулиева, которого природа наградила литературным даром и тонким умением чувствовать прекрасное, подобный лексикон был бы попросту невозможен. Того же он ждал и от детей, упуская из виду, что они-то язык учат не только по произведениям Пушкина и Чехова... А уж подростки, в своем желании казаться старше, любят уснастить речь жаргоном или молодежными неологизмами.

"Если папа от кого-то из нас слышал подобные слова, - рассказывает Афаг Гулиева, - то приходил в ужас. Поскольку в детстве он не имел возможности заниматься вплотную воспитанием детей, то считал, что мы должны впитывать и воспринимать жизнь только в том ракурсе, в котором воспитываемся дома. Он не учитывал, что есть школа, улица, двор, где можно набраться всякого. Поэтому, когда он вдруг слышал от нас нечто, несообразное его языковым нормам, для него это было кошмаром. Но и в таких случаях он не ругался, не выговаривал. Папа был относительно уравновешенным человеком. Он не говорил, а смотрел, но это было хуже, потому что его взгляд так пронизывал тебя, что лучше бы он поругал, шлепнул.

Отец был с нами ласковым, нежным. Но если иногда, а это было очень редко, он терял над собой контроль, это была "Кура неукротимая", которая выходила из берегов. Однако при этом он никогда не оскорблял, он пытался убедить нас, правда, на очень повышенных нотах".

"Если вдруг в дневниках обнаруживалась плохая отметка, - вспоминает Талатум Гулиев, - он удивлялся. Никогда не ругал, не кричал. То есть, кроме любви и ласки, мы от него ничего не видели. За мои девятнадцать лет в доме, может быть, всего один раз и была какая-то буря. Я сейчас точно не помню повода, но уверен, что она имела основание".

Контроль за учебой детей не ограничивался только проверкой дневников. Алиовсат Гулиев периодически заходил в 23-ю школу, где учились трое старших, и интересовался делами детей у директора школы В.П. Курдюмовой, с которой был знаком еще по совместной работе в избирательной комиссии по выборам в Верховный Совет. Об учебе младшей, Джейран, которую Алиовсат муаллим ласково звал "Анашка"49, потому что она носила имя его покойной матери, он узнавал от учительницы, периодически приходившей к ним в гости.

Конечно, отлучение "опозорившихся" от телевизора - суровое наказание для детей, но, сказав, что Алиовсат Гулиев был суров всегда, мы бы погрешили против истины. Как-то в дневнике сына он обнаружил "двойку" по поведению. Естественно, он потребовал объяснений.

- Что это за "двойка"? За что? Ты плохо вел себя? Хулиганил?

- Да нет, - отвечал Талатум, - просто не было урока, и мы решили с ребятами поиграть во дворе в футбол. А двери во двор были заперты.

- Ну и что?

- Мы решили спуститься из окна второго этажа. Только окно не то выбрали.

- Как это - не то?

- На первом этаже оказался кабинет Валерии Петровны.

- Все ясно, - спокойно сказал отец и отправился назавтра в школу.

Поскольку страсти уже улеглись, директор школы рассказывала об этом происшествии уже с изрядной долей юмора.

- Вы представляете, Алиовсат Наджафович, - говорила Валерия Петровна, сижу я в кабинете и вдруг вижу, в окне болтаются чьи-то ноги. Мне конечно же стало интересно - кому они принадлежат. Выглядываю - а это, оказывается, Талатум альпинизмом занимается.

Громовой смех Алиовсата Гулиева сопровождал рассказ директора.

"Отец мог простить "двойку" за озорство, - вспоминает Талатум Гулиев. Он боялся только, чтобы я не связался с дурной компанией. Но таких проблем в нашей семье никогда не было".

Впрочем, Джейран Гулиева вспоминает, что если в школе возникали какие-то конфликты с педагогами, то Алиовсат муаллим всегда занимал сторону педагогов. Учитель - всегда прав, даже если он не прав. Думается, эта черта осталась у него со времен педагогической деятельности. Кроме того, как человек ученый, знающий цену знаниям, он сам с уважением относился к людям, дающим эти знания, и приучал и детей уважать их. Знания были для Алиовсата Гулиева превыше всего.

***

В душе каждого отца живет желание, чтобы сын стал продолжателем его дела, но когда однажды Талатум "забастовал" и объявил, что больше учиться не хочет, а пойдет работать, Алиовсат Гулиев скрепя сердце согласился с этим решением.

Это было в период работы Алиовсат муаллима над книгой об Иване Вацеке, когда ему приходилось много ездить. В отсутствие отца, дети, оставшиеся на попечении матери, несколько вышли из-под ее контроля.

"Я в то время окончил восьмой класс, - рассказывает Талатум. - Отец меня вызвал часа в два ночи к себе, усадил, и мы с ним долго говорили.