Василий Шукшин - Приезжий

- Так вот, если вам это...

- Ольга идет.

Гость, если бы за ним в это время наблюдать, заволновался. Привстал было, чтобы посмотреть в окно, сел, взял вилку, повертел в руках... положил. Закурил, Взял было рюмку, посмотрел на нее, поставил на место. Уставился на дверь,

Вошла рослая, крепкая, юная женщина. Она, как видно, искупалась, и к ее влажному еще телу местами прилипло легкое ситцевое платье, и это подчеркивало, сколь сильно, крепко, здорово это тело.

- Здравствуйте! - громко сказала женщина.

- Оля, у нас гость - художник,- поспешила представить мать,Приехал поработать, отдохнуть... Игорь Александрович,

Игорь Александрович поднялся, серьезно, пристально глядя на молодую женщину, пошел знакомиться.

- Игорь Александрович.

- Ольга Николаевна.

- Игоревна,- поправил гость.

- Игорь!.. Игорь Александрович! - воскликнула хозяйка.

- Я не поняла,- сказала Ольга.

- Твое отчество - Игоревна. Я твой отец. В сорок третьем году я был репрессирован. Тебе было... полтора года.

Ольга широко открытыми глазами смотрела на гостя... отца?

С этой минуты в большом, уютном доме Синкиных на какое-то время хозяином сделался... гость. У него появилась откуда-то твердость, трезвость, И он совсем не походил на того беспечного, ироничного, веселого, каким только что был. Долго все молчали.

- Игорь... - прерывающимся голосом, отчаянно заговорила хозяйка, ты нашел! Ты сказал-это случайность... Нет, ты нашел! Это жестоко,

- Нашел, да. Я искал много лет. Случайность с домом... Синкина.

- Но это жестоко, Игорь, жестоко!..

- Неужели не жестоко - при живом отце... даже не позволить знать о нем. Вы считаете, это было правильно? - повернулся Игорь Александрович к Синкину.

Тот почему-то почувствовал себя оскорбленным.

- Сорок третий год - это не тридцать седьмой! - резко сказал он.Еще не известно...

- Нет, в плену я не был. При мне - все мои документы, партийный билет и все ордена. Предателям этого не возвращают. Но речь о другом... Ольга: прав я или не прав, что нашел тебя?

Ольга все еще не пришла в себя... Она села на стул. И во все глаза смотрела на родного отца.

- Я ничего не понимаю...

- Ты клялся, Игорь!.. - стонала хозяйка. - Как это жестоко!

- Ольга...- Игорь Александрович смотрел на дочь требовательно. И вместе - умоляюще,- Я ничего не прошу, не требую... Я хочу знать: прав я или нет? Я не мог жить иначе. Я помню тебя маленькой, и этот образ преследовал меня... Мучил. Я слаб здоровьем. Я не мог умереть, не увидев тебя... такой.

- Ольга, он пьет! - воскликнула вдруг хозяйка. - Он - пьющий! Он опустившийся...

- Прекрати! - Синкин с силой ударил кулаком по столу.- Прекрати так говорить! Хозяйка заплакала.

- Вы хотите, чтобы я сказала свое слово? - поднялась Ольга.

Все повернулись к ней.

- Уходите отсюда. Совсем.- Она смотрела на отца.

Судя по тому, как удивлены были мать и отчим, они ее такой еще не видели. 'Не знали,

Игорь Александрович сник, плечи опустились... Он вдруг постарел на глазах.

- Оля...

- Немедленно,

- Боже мой! - только и сказал гость. И еще раз, тихо: - Боже мой.Подошел к столу, дрожащей рукой взял рюмку водки, выпил. Взял свой чемодан, этюдник... Все это он проделал в полной тишине. Слышно было, как ветка березы чуть касалась верхнего стекла окна - трогала.

Гость остановился на пороге:

- Почему же так, Оля?

- Тебе все объяснили, Игорь! - жестко сказала хозяйка. Она перестала плакать.

- Почему так, Оля?

- Так надо. Уезжайте из села. Совсем.

- Подождите, нельзя же так... - начал было Синкин, но Ольга оборвала его:

- Папа, помолчи.

- Но зачем же гнать человека?!

- Помолчи! Я прошу.

Игорь Александрович вышел... Вслепую толкнул ворота... Оказалось надо на себя. Он взял в одну руку чемодан и этюдник, открыл ворота. Этюдник выпал из руки, посыпались кисти, тюбики с краской. Игорь Александрович подобрал, что не откатилось далеко, кое-как затолкал в ящичек, закрыл его. И пошел по улице - в сторону автобусной остановки.

Погода стояла редкостная - ясно, тепло, тихо. Из-за плетней смотрели круглолицые подсолнухи, в горячей пыли дороги купались воробьи - никого вокруг, ни одного человека.

- Как тихо,- сказал сам себе Игорь Александрович,- Поразительно тихо.- Он где-то научился говорить сам с собой.- Если бы однажды так вот - в такой тишине - перешагнуть незаметно эту проклятую черту... И оставить бы здесь все боли, и все желания, и шагать, и шагать по горячей дороге, шагать и шагать - бесконечно. Может, мы так и делаем? Возможно, что я где-то когда-то уже перешагнул в тишине эту черту - не заметил - и теперь вовсе не я, а моя душа вышагивает по дороге на двух ногах. И болит. Но почему же тогда болит? Пожалуйся, пожалуйся... Старый осел. Я шагаю, я-собственной персоной. Несу чемодан и этюдник. Глупо! Господи, как глупо и больно!

Он не замечал, что торопится. Как будто и в самом деле скорей хотел где-то на дороге, за невидимой чертой, оставить едкую боль, которая железными когтями рвала сердце. Он торопился в чайную, что на краю села, у автобусной остановки. Он знал, что донесет туда свою боль и там слегка оглушит ее стаканом водки. Он старался ни о чем не думать - о дочери. Красивая, да. С характером. Замечательно. Замечательно... Потом он в такт своим шагам стал приговаривать:

- За-ме-ча-тель-но! За-ме-ча-тель-но! За-ме-ча-тель-но!

Мысли, мысли - вот что мучает человека. Если бы, к примеру, получил боль - и в лес: травку искать, травку, травку - от боли.

На автобусной станции, возле чайной, его ждала дочь Ольга. Она знала путь короче - опередила, Она взяла его за руку, отвела в сторону - от людей.

- Хотел выпить?

- Да. - Сердце у Игоря Александровича сдваивало.

- Не надо, папа. Я всегда знала, что ты есть - живой. Никто мне об этом не говорил... я сама знала. Давно знала. Не знаю, почему я так знала...

- Почему ты меня прогнала?

- Ты мне показался жалким. Стал говорить, что у тебя документы, ордена...

- Но они могут подумать...

- Я, я не могла подумать! - с силой сказала Ольга.- Я всю жизнь знала тебя, видела тебя во сне-ты был сильный, красивый...

- Нет, Оля, я не сильный. А вот ты красива - я рад. Я буду тобой гордиться.

- Где ты живешь?

- Там же, где жила... твоя мать. И ты. Я рад, Ольга! - Игорь Александрович закусил нижнюю губу и сильно потер пальцем переносицу чтоб не заплакать.

И заплакал.

- Я пришла сказать тебе, что теперь я буду с тобой, папа. Не надо плакать, перестань. Я не хотела, чтоб ты там унижался... Ты пойми меня.

- Я понимаю, понимаю,- кивал головой Игорь Александрович.Понимаю, дочь...

- Ты одинок, папа. Теперь ты не будешь одинок.

- Ты сильная, Ольга. Вот ты - сильная. И красивая... Как хорошо, что так случилось... что ты пришла. Спасибо.

- Потом, когда ты уедешь, я, наверно, пойму, что я - рада. Сейчас я только понимаю, что я тебе нужна. Но в груди - пусто. Ты хочешь выпить?