Александр Солженицын - Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

С ору-жием?! Да это ж провокация! Кто распоряжается? Товарищи, из членов ИК ведь никто…?

Где же наша власть??

Опять звонят: с Выборгской стороны и из Новой Деревни – к центру идут большие манифестации с оружием! и требованием отставки правительства!!

А на Невском – демонстрации в пользу правительства.

Что делать? Надо не дать им столкнуться! Надо остановить выборгских рабочих.

Поедет – сам Чхеидзе и Скобелев, их не посмеют не послушать!

Но выскакивает Гиммер на средину комнаты:

– Товарищи! Но право манифестаций есть одно из ныне завоёванных, общегражданских субъективно-публичных прав! Его нельзя ни отменять, ни ограничивать. Вы не имеете права лишать массы возможности подать голос! Пусть сперва правительство запретит манифестации буржуазии и невской публики!..

Задержал. Дискуссия.

Два раза позвали к телефону и Чернова – с тех заводов, где образовались эсеровские комитеты: как вести себя?

– Пробовать остановить.

– Тогда потеряем авторитет. Они уже подняты и всё равно идут…

Верно. Если сейчас не согласиться с начавшимся движением – можно оторваться от масс.

Миг исторического решения вождя!

– Тогда присоединяйтесь и возглавьте, с циммервальдскими лозунгами.

В конце концов, рабочие выступления говорят о силе и зрелости народного движения. Значит, как же силён в массах дух интернационализма?

А с Московской заставы сообщают…

Жуть.

Чхеидзе, Скобелев и Войтинский в открытом автомобиле встретили голову многотысячной выборгской колонны – на Марсовом поле. Впереди каждого завода – вооружённая рабочая милиция, это кто-то же здорово успел организовать, и плакаты уже готовы – «Долой войну!» – «Долой Временное правительство!» «Вся власть Советам!» – «Война войне!».

А в задних рядах – работницы, некоторые – и с чайниками в руках, как берут их на работу, и теперь с собой.

Все трое исполкомцев поднялись в машине.

Колонна попризадержалась.

Чхеидзе приветствовал их от Исполнительного Комитета. Но: не нужно сейчас неорганизованных выступлений. Им сейчас лучше всего – вернуться на заводы и стать на работу. Правительство уже согласилось разъяснить ноту в желательном смысле, и потому дальнейшие демонстрации безцельны.

И Войтинский, горячо, легко:

– Товарищи! Мы знаем, что вы готовы в любую минуту поддержать нас в борьбе. Без всяких манифестаций мы знаем, что вы – с нами. Из десятков казарм к нам тоже поступили желания демонстрировать. У нас – миллионы штыков! Но пока – это не требуется…

Из вожаков толпы крикнули: рабочие сами знают, что им нужно делать!

И толпа – повалила дальше, к Садовой.

И потерянной головке исполкомцев – что ж оставалось?

Приветствовать?..

Юрий Владимирович Ломоносов вчера в Петрограде не был, а по телефонам в Царское Село нёсся ворох непроверенных новостей. Сегодня так и думал, что лекции его не состоятся, но всё равно поехал в город, даже из одного любопытства.

Сперва в институт (с утра извозчики свободно ездили). К лекциям собралась кучка только уже вовсе смирных, – даже и путейцев, этих самых нереволюционных студентов, утащило вихрем! Отменил лекции, поговорил с возбуждёнными профессорами – и пешком на Невский, посмотреть. Сегодня был он, разумеется, не в генеральской путейской форме, а в штатском пальто, фетровой шляпе.

Почитал расклеенные кадетские воззвания. И осмелела интеллигенция, ждать было нельзя, но и трусит. Не прямо своя грудь выставлена, а – «против реакции, притаившейся чёрной сотни», на всякий случай загородиться, обычный приём.

В банк нужно было – так не добраться, да наверно закрыт. От жены было магазинное поручение – ну, куда тут.

По всему Невскому – словесный потоп! Все сословия, униформы и возрасты – в едином перемешении и в сотнях малых митингов. Ещё недавно трудно было представить в русском народе способность к дискуссиям. Разговорились. Откуда это?

Вот – и площадь перед Казанским собором, любимое место петербургских сходок, бушевали тут студенты и сорок лет назад, и в первый год XX века – и куда нас с тех пор занесло! Уж тут-то море людей, от тротуара Невского и в обхват дуговых колоннад собора – да чуть ли не четверть Петербурга здесь? Там и сям возвышаются древки с обвисшими красными флагами. По обе стороны собора, близ Кутузова и близ Барклая, на трибунках меняются голосистые ораторы. Вот от Кутузова:

– Без продолжения войны Германия не пропустит нас в мир справедливости! Нет другого пути в Царство человеческой свободы!

А из толпы с меткой поддёвкой:

– …и в Константинополь!

Тот не растерялся:

– А что ж? Свобода плаванья через проливы – тоже справедливость! И если Штюрмеру и Протопопову не удалось загнать Россию в постыдный тупик сепаратного мира, неужели она сама добровольно забредёт туда?..

Да куда хочешь эту Россию и загонят.

– Это – ложь про сепаратный мир! Кто предлагает?

С разных сторон:

– Ленин!.. Ленин!..

– А что ж, односторонний разрыв договоров – не сепаратный мир?

На трибуну энергично взбирается молокосос-вольноопределяющийся:

– Да как может взбрести победившей революции капитулировать в сепаратном мире? Ни Совет рабочих депутатов и никакие партийные круги не предлагают такого, ложь! Мы готовы с оружием закончить войну во имя молодой свободы.

Свобода – это огонь, а молодая – пламя, не обожгитесь.

– …Это фальшивый лозунг – «без контрибуций»! Это значит: переложить восстановление разорённых народов – на них самих! Ограбленную Польшу, Курляндию – с немцев на нас? Вы вот это разъясните нашим рабочим и солдатам! Бремя невыигранной войны сильней всего и почувствуют бедные классы!

А от Барклая:

– Вы говорите – к международному братству? Но если германские социал-демократы всю войну твердили, что воюют против русского самодержавия, – то почему нам теперь не воевать против самодержавия Вильгельма? Теперь, когда у нас нет самодержавия, кто ж мешает германским социалистам выполнить свой идеал и выйти из войны? Вы же к ним обращались – чего ж они не перестраивают Германию в рабочую республику? Все циммервальдские фразы – болтовня!

Да никаких бы этих митингов не надо и никого ни в чём убеждать, если бы в правительстве были не растяпы, а решительные люди. Революцию – надо сразу хватать за загривок, и энергию её – направлять правильно. (Ломоносов вытянул на Бубликове пустой номер. Бесконечно обидно, как руки сорвались с крепкого ведéния. Такая авантюра, столько риска! а остался кем и был.)

Объявляют: сейчас выступит оратор от Совета рабочих депутатов товарищ Либер.

Да и Совет ваш гроша не стоит.