Сергей Сиверин - Небо России

- Инженер, вы почему вчера не были на службе? - спросил меня комбат. В каж дом его вопросе на бесконечных разводах шипела Набоковская Ниагара.

- Вчера комбриг объявил мне выходной день. Я не мог не выполнить его при каз, - ответил я и опять низверглась Набоковская Ниагара. Дорогой читатель, передохни немного, я пойду дерну ручку и послушаю приятный сердцу звук - нос тальгия! Через год службы я стал замечать, что наш комбат с каждым разводом и совестьчаянием становится все меньше и меньше. Рихард даже как-то сказал, что Чук к нашему дембелю превратится в пустое место, и был прав. Во время моего увольнения в запас полковник Чук был в отпуске. Случайное то было совпадение или нет? Не знаю! График отпусков об этом умалчивает.

-11

Развод в тот роковой день очень быстро закончился. Мимо батальона прошел оркестр. Сверхсрочники и прапорщики пригрелись кто на трубе, кто на барабане. И.Д.Т. был оркестрантом на Беломоре и вспоминает: оркестр вызывал озлобление у работающих (ведь оркестранты освобождались от общих работ, имели отдельную койку, военную форму). Им кричали: "Филоны! Дармоеды! Идите сюда вкалывать!" После торжественного прохождения дармоеды от меди уходили с плаца в казарму, остальных же солдат и офицеров ждали общие работы. Героическая битва за сто ловую, нескончаемый конвейер возведения щитовых казарм. Водопровод из скважи ны в никуда, канализация из казарм в никуда - весьма символичное пересечение двух кривых. Солдаты умывались водой из системы отопления. В лагерь пришли грязь, дизентерия и новые квартальные планы.

- Последний, ты сегодня где? - спросил Рихард на плацу. - Бокало-Молчало.

Такова жизнь. - Жизнь - это всего лишь тень под фонарем. Сначала она ясна и имеет отчетливые грани - это молодость, но вот мы делаем первые шаги, тень увеличивается и увеличиваются годы и ошибки, при этом стираются грани нашей тени, нашей жизни. Но вот мы добежали до следующего столба и тень опять при обретает ясность и отчетливость граней. Это наша тень, но наша ли это жизнь? - задал вопрос Рихард, но я смог ответить на него только молчанием.

- В одной из твоих деревень как всегда налито, а в другой - тихо, - попы тался шутить Рихард, но было заметно, как это трудно ему.

Машина стрелой пролетела по Московскому шоссе несколько километров. Води тель сделал разворот на сто восемьдесят градусов и остановился на обочине. С холма, на котором остановился водитель, хорошо просматривался большой участок дороги. На Москву одна за одной проскакивали машины. Все спешили, и никто не обратил внимания на странного водителя, стоящего на обочине и всматривающего ся вдаль, как в бездну. Из нее вынырнул "КАМАЗ". Легковая машина сорвалась с места и под гору быстро набрала скорость. Сто, сто двадцать, сто сорок, руль резко влево - удар и скрежет рваного металла. Я оставил лагерь на день, а друга потерял навсегда. Так в лагере покончил жизнь самоубийством человек, который считал, что жизнь спасет интеллектуальный труд.

- Рихард! Рихард! Прощай! - сказал я, стоя один перед цинковым гробом.

- Последний, ты обещал ему. Я буду твоим первым читателем вместо него, неожиданно послышалось сзади. Речь была с мягким акцентом. Я не смог обер нуться назад и посмотреть в глаза Андруса, как и не мог спасти своего друга.

"Однажды взявшись за слово, уже потом никогда не успокоиться". Данное слово и гибель Рихарда заставили меня начать так: рассказ - это неразорвавшийся снаряд, который вы держите в своих руках. Одно неосторожное движение рук - и течение времени остановит разорванный металл...

-12

"Если выпало в империи родиться,

Лучше жить в глухой провинции у моря".

Рихарду не принесла спасения глухая провинция у моря. Весь командный состав части считал, что причиной гибели явилось то, что водитель был пьян. Наши ко мандиры были тонкие психологи, и на таран им приходилось ходить только на трезвую голову. Содержание алкоголя в крови положило конец расследованию при чин смерти. Однако полковник Чук потерял голову от вопроса: на кого повесить миллионную недостачу? Десятки километров труб, сотни кубометров пиломатериа лов, сотни кубометров ж/б изделий и даже пресловутые краны с позывчиками все это помещалось на трех десятках страниц и не существовало нигде более. За счет военных стройлагерей начали жиреть кооперативы. Все было просто: солдат - дешевая рабочая сила, техника, материалы - все даром. Наливай и дои и не забывай делиться! Кооперативы! "Чудо", "Темп", "Вперед" и т.д. творили чудеса экономики. На хлеб и на песню хватало всем.

Из страны, в которой не хватает тракторов и не знают, куда девать танки, дороги строят военные, издох партийный босс - объявили недельный траур, взор вали атомный реактор - провели демонстрацию - из такой страны люди уходят, но каждый уходит по-своему.

- Последний, - нарушил мое одиночество в палатке производственного отдела Андрус, оторвав тем самым от тяжелых мыслей. - Знаешь, почему процесс строи тельства социализма в России непрерывный и бесконечный? - не дожидаясь моего ответа, Андрус продолжил: - Все заложено в русском языке. Сначала социализм был утопический, потом ленинский, затем казарменный, попробовали застойный. Пришла пора обновленного, и даже А.Д. Сахаров попался в эту ловушку. Беско нечность социализма объясняется обилием прилагательных в русском языке. Сей час строят голубой социализм, а потому все завтра будут в парадноголубом, а партменьшинство испытывает оргазм от этого строительства. Кстати, можно поп робовать и розовый. Мазнуть так легко в правом верхнем углу розовым и кончить на этом.

- Андрус, почему завтра все будут в голубом? - спросил я. - Первое мая. Ясно! Сегодня поеду домой. Все надоело. Хоть водки с отцом выпью. Со мной по едешь? - резко предложил я Андрусу. - Нет. - Почему? - У нас в семье не при нято отмечать такие праздники, - ответил Андрус и спрятал глаза. Когда за ок ном поезда опять промелькнул отстойник человеческого горя, я был немного расстроен тем, что Андрус не поехал со мной. Не было дерзости в характере эс тонца, но был я очень обрадован появлением легкого юмора у моего подчиненно го.

-13

Город детства встретил меня демонстрацией. Море красных флагов проплывало по площади Петра. Ильич, как и прежде, дирижировал происходящим. С фонарных столбов вещало:

- Переход к рыночному ведению хозяйства выведет страну из кризисного состо яния. Руководителям нового типа - Ура!

- Ура!!! - взорвалась очередная колонна. - Рынок! Вся надежда на рынок в форме разбитого корыта. В такой рынок мордой вас и воткнут. В сталинские вре мена хоть ополоски давали, а в этот раз народное корыто может оказаться пус тым, - это вещало не с фонарного столба, поэтому попало в уши немногих и ко лонна не ответила истерическим "ура!" Гордые бастионы: "Виктория", "Глория", "Триумф", сдержите ли вы напор кирко-мотыжных батальонов чурбашно-бордюрных бригад? Ответа каменных твердынь я не услышал, потому как на Петровской пло щади разорвалось очередное "ура" и под ногами качнуло землю. Вакханалия про должалась несколько часов. Наконец, родной дом!