Андрей Скалон - Матрос Казаркин

- Пришел и подарил,- твердо сказал Казаркин.

- Нехорошо разговариваешь, Казаркин. Плохо разговариваешь.

- Авось ладно.- Казаркин торопливо докуривал до конца сигарету.

- Ну, игрушки ладно, а вот сигаретки ты эти мне оставь. Придем во Владивосток, там и получишь их. А то у нас уже весь "Беломор" искурили, на "Север" перешли, а ты будешь курить буржуйские. Перед коллективом неудобно.

Старпом перекладывал к себе на стол блоки с сигаретами и сам закурил одну:

- "Честерфилд", хорошие сигареты.

- Да и ваш-то "Беломор" тоже ничего,- кивнул Казаркин на стол, где лежала только что начатая пачка ленинградского "Беломора",- почище "Честерфилда".

- Ну закури, чего ты?

- Да уж я на "Север" сразу перейду.

Старпом насторожился и, нахмурив брови, примял окурок сигареты и жалобно сказал:

- Извини, Сережа, я твою сигаретку перевел. Ты уж извини.

- Да я не потому.

- А почему?

- А чтобы от коллектива не отрываться, как вы говорили. Коллективу "Север", значит и мне пусть будет "Север".

- Не нравится тебе мой "Беломор"? Не заслужил я за двадцать пять лет пачку "Беломора"? Не нравится тебе? Ты скажи прямо.

- Не нравится.

- Ну поговорили, а теперь катись отсюда! Да смотри болтай поменьше!

Серега пулей выскочил из каюты Старпома и попал прямо на Капитана, тот выдавал повару Васе две бутылки коньяку, под восторженный гул команды, сгрудившейся в коридоре в ожидании Сереги.

- Здравствуй, Казаркин!

- Здравствуйте,- не сумел улыбнуться Серега.

- Ну как там, в Америке, какая там жизнь?

- Живут, как боги! У каждого по две жены и по четыре машины! Да нельзя рассказывать, Старпом не велел!

- Ага, какой ты нагретый! Ну остынь, остынь,- улыбнулся Капитан.

- Гордей Гордеич, мне один повар блок сигарет подарил,- Сереге больно было от прораставшей на лице злобной ухмылки,- так вы скажите ему, пусть отдаст!

- Ну что ты, Сережа, опять со Старпомом! Такая радость, а вы!

- Ну я-то, я-то при чем! Навалился, допрос устроил. Родине, говорит, изменял или нет?

- Ладно, ладно, не обращай внимания, старый человек! Хватит говорить, давайте все в кают-компанию, что тут собрались, галдеть под дверями! Капитан насупился и ушел в свою каюту.

- Пошли, Сережа,- сказал Гулимов.

В кают-компании Казаркин наконец-то почувствовал себя окончательно дома, он уже забыл передрягу со Старпомом, он видел любовь к себе, видел себя в центре внимания, и, хоть и болела не привыкшая к морю голова, выступление перед внимательными слушателями Казаркин провел блестяще:

- Самое главное, игрушки эти! Понимаешь, у него такой сынишка! Ну и я говорю: у меня, мол, тоже есть, шутя, значит! А он и приволок их мне, от своего мальчишки, дескать, в подарок, чтобы начинающее поколение в мире жило, значит. Я хотел сначала отказаться, а потом, думаю, ладно. Сколько у наших ребят мальчишек есть - вот и привезем из рейса подарки, да? Правильно я рассудил? Они же это очень любят, когда им привезешь чего-нибудь! У нас вот Струнин был, да, Федя? Помнишь? Он в Японии на ремонте стоял и всю валюту на игрушки потратил, потом в Находку пришли - он собрал на улице мелюзгу и два чемодана игрушек им раздарил! У него своих не было, и старый уже! Это же радости им! Уж они потом за ним по городу ходили! Он их и в кино водил и мороженое покупал.

- Да, был Струнин, правильно,- подтвердил Гулимов, с удовольствием слушая знакомый казаркинский треп.

- А доктор меня сшивал - это вообще суровый мужик. Оказался личный друг Эйзенхауэра! Я сначала на него глянул - ну, думаю, этот живым не выпустит, смотрит, как змей! Приготовился я, думаю, как наши солдатики в фашистском плену сидели! Но потом ничего, мастеровой мужик. Повар этот опять же приглядывал за мной. Вообще житуха там ничего, правда, блюда ихнего обычного я не ел, мне все соки, водичку, бульончики, молоко. Соскучился я по мясу-то! А зубов-то теперь нету, там коренных несколько осталось, а остальные все выщелкнуло, дураку.

А у меня же личный гальюн был - загадка техники! Забавная штука. А сказать слова не с кем, вот и жду повара этого, Рогачев его фамилия, но он американец. Чистейший. Но по-русски чешет, я тебе дам. Я сначала думал: подослали, не иначе, остерегался. У них ведь там не дремлют эти-то, работают. А потом я рассудил: что им во мне проку? Если бы у меня какие-нибудь секреты, тогда бы уж заинтересовались?

- А как они к нам вообще?

- Да, знаешь, не любят вроде бы. Особенно эти, налетели на меня, человек пять, даже больше, шакалы из газеты. Ну я им влепил! Сгоряча. Кореш этот, Повар, переводит, да слово в слово, а я кручу мозгами, как бы такое врезать, чтобы в грязь не ударить. Ну, сперва они спрашивают: как тебе понравилось богатство ихнее, образ наш? А я: "Вы капиталисты, и образ у вас капиталистиче-ский, извините!" Обиделись!

Все одобрительно рассмеялись при этих словах Казаркина.

- Они про меня печатали, но я газеты ихней не видел, неудобно было у парня этого спросить. И еще хотели - видят: просто матрос, чего с ним чикаться? - подкидывают, значит: "Сталин вас зажимал?"

А я им: "А Гитлера кто победил - чей народ? А? То-то! Мало, так я вам еще. Гагарин? Спутник? А! Господа империалисты?" В общем я им спуску не давал, а Повар этот прямо улыбается: плюй ты, говорит, у нас такого навоза много! Ага, простой парень.

- Ну, народу-то у них тьма, конечно?

- Чего не видал, того не видел! Машин, точно, много, а народу нет, не видел. Городок маленький. Это вот в Иокогаме - там полно, как муравьев бегает.

- А с неграми у них как обстоит дело?

- Тоже трепаться не буду. Видел одного, на пароходе, а как с ним обращаются, не знаю. Я лежал больше. А вот техника у них - это да. Нажал кнопочку - воздух свежий.

- Это кондейшн, у нас на судах типа "Тропик" такие установки. Ребята за тунцом ходят на таких пароходах, там кондейшн. Духота на экваторе.

- Да, зарабатывает этот кореш прилично, машинешка у него, конечно, синяя. Машина красивая...

- А мы не скрываем, что Америка страна высокого уровня! - Старпом неожиданно вырос из-за спины Казаркина.- Но за этим надо уметь видеть страшные язвы! А тебя, Казаркин, я предупреждал, как вести. А ты не слушаешь, собрал народ, агитацию разводишь!

Кают-компания опустела. Гулимов сидел рядом с Казаркиным, они косились в угол, а Старпом стоял над ними с таким видом, будто только что раскрыл какое-то преступление, стоять ему было неловко от качки, а сесть рядом с Казаркиным и Гулимовым он не хотел. Старпом постоял, постоял, потом погрозил Казаркину пальцем и пошел к себе, приваливаясь спиной к переборкам, потом еще раз оглянулся и опять погрозил пальцем.

- Какой же гад, дурак! - бормотал Казаркин, сидя в каюте на своей койке.

- Да ну его, он на политике чеканутый. Он тут переживал за тебя: вот, мол, Казаркин неустойчивый, малосознательный, натворит там чего-нибудь, в Америке, такое...