Андрей Скалон - Мишкин снег

Ой, и наелся Мишка брусники, зубы ломит, и рот весь липкий, и руки в красном соку, прям как в крови, бежать надо, а то и заснуть на солнцепеке однова дыхнуть...

На гребешок вылез посмотреть пошире вокруг себя, спускаться начал и вдруг слышит - ломит кто-то через тайгу, хруст и тревога, неподвижность солнечная с блестками паутины, ожидание в тайге, кого там несет на охотничью удачу?

Вот он! Видно! Снизу вверх забирает, наискось в сопку, выкидывая впереди себя ноги палками, огромную голову вытянул вперед... Сохатый! Эх, далеко!

Замер Мишка. Вот-вот заплачет, закричит от обиды: мимо идет сохатый, агромадный зверь, видно, не Мишке бог послал!

И откуда взялась, миленькая, голос подала, мелькает, метет по кустам, через валежины... Шельма!

Шевельнулись беззвучно Мишкины губы: "Отче наш, иже еси на небеси, да приидет царствие твое..."

Сбоку вылетела на сохача Шельма, заюлила по кустам, визжит, около ног вьется. Сомустила зверя. Встал зверь, завернул задом в кусты, головой качнул, вскинулся, а потом, кидая ногами, сламывая ветки лопатами рогов, опять пошел, а Шельма жмет его на Мишку, прямо под ногами увертывается, миленькая собачка, и все визжит, все голос дает хозяину...

Бах-тара-рах! Передернул затвор. Бах-тара-рах!

И разошлось облачко дыма, блазнило будто, вместе с дымом исчез сохатый, и только висит в ушах, висит меж кедровых макушек истошный, бессильно злобный вой Шельмы.

Бежит Мишка, ничего не видит вокруг, сучья царапают, лапы еловые хлещут, шапка слетела... скорее... скорее... Только что стоял здесь сохатый, и недалеко до этой кедрушки было, а крови даже капельки нету... Чуть не плачет Мишка, шарит по траве, следы смотрит, траву перебирает, вдруг мокро на руках... Нет, не кровь, брусника, давленная копытом!

Сел Мишка на сушину, снял понягу, ружье поставил рядом...

Шельма низом из-под кустов вывернулась, нетерпеливо ткнулась к хозяину, язык болтается, с белых клыков слюна капает, поняла хозяйское горе и отошла, легла в темноту под куст и смотрит оттуда, как Мишка из-под ног гребет, соком брусничным мажется, то ли ягодой давится, то ли слезами.

- Далеко был,- оправдывается Мишка.

Не верит Шельма, пасть прикрыла и отвернулась...

- Ушел - и господь с ним,- по-взрослому говорит Мишка.- Не наш был, значится...

Сойка на кедре зашипела, блеснула лазоревым перышком, заныряла по кустам, потом улетела по самым вершинам. Синицы копошились, тинькали, вертелись и вниз головой и боком, весело и бездумно - ни горюшка, ни заботы, ни печалей никаких. Долго высматривал Мишка синичек, даже Шельма залюбопытствовала, на что хозяин смотрит, тоже увидела синиц, сконфузилась - ни к чему эти птицы охотнику, смотреть на них нечего, мало ли какой живности в тайге, на все внимание обращать, охотиться совсем нельзя будет. Рябчишку хотя бы, куда ни шло. Опять прикорнула Шельма под своим кустом, а Мишке и идти никуда не хочется и перед Шельмой стыдно. И сидит, хоть уже и не горюет.

Да вдруг встрепенулась Шельма, вся скука слетела, побежала куда-то, вернулась к Мишке, а потом с лаем кинулась навстречу чужому черному псу.

Опустил Мишка приготовленное ружье.

Шум в кустах, вот уже три собаки Шельму окружили, загривки вздыбили, рычат...

Ходко мужик поднимается к Мишке.

- Здорово, дядя Хомяк!

Подошел Хомяк, мужик огромный, корявый.

- Ты стрелял? Это кто тебя учил по чужим местам промышлять? - Злое лицо у Хомяка, не жди добра.

Вскочил Мишка, попятился, губы дрожат, сказать ничего не может, за берданкой тянется...

- Сю-сю-сю ее! Мать вашу в хребет! - травит своих собак Хомячина на Шельму.

Заварилась каша, визг, рычание, драка, катают Шельму две Хомяковы сучонки, в клочки рвут, а большой кобель в стороне сидит, на хозяина похожий, старый да трепаный.

Мишка к собакам было, Шельму спасать, да надвинулся на него Хомяк.

- Я те счас башку оторву!

- Не подходи, дядя Хомяк! Не подходи, убью! - пятится Мишка, о собак запинается.- Ей-богу...- подтвердил Мишка упавшим голосом, а сам вел ружьем, целил в Хомяка, черное очко ствола прыгало в дрожащих руках.

Могло и выстрелить ружье с перепугу.

- Рукосуевский щенок-то? Признал вроде! - смеется Хомяк в лицо Мишке.Бравый парень! Ну-ка пугни меня, ишо пугни!

А сам медленно подходит, ноги в ичигах кривые медленно переставляет, смеется.

- Ты, однако, титьку седни не сосал, а то беспременно моего сохатого завалил бы! - Подошел прямо грудью на ружье.

Опустил Мишка ствол берданки, не выдержал - куда ему против Хомяка.

За ствол взял Хомяк Мишкино ружье, отвел ствол, выдернул берданку и в траву кинул. Раздался выстрел, у Хомяка и бровь не дрогнула, а Мишка присел, тут Хомяк сгреб его за волосы, приподнял... шмяк - затылком о кедру...

Из носа, из ушей побежали быстрые струйки крови, а как только опустила рука кудрявый чуб, повисла у Мишки голова, как у подбитого чиренка, упал он в траву, прямо Хомяку под ноги.

Будто запели комары, загудели и стали на лицо садиться.

- Подохотничал, сучонок? - улыбнулся Хомяк. Наклонился над Мишкой, ножик из ножней Мишкин достал, посмотрел, в сушину сунул, лопнул ножик, как лучинка.- Тут тебе не в деревне. Там вы, гниды, хозяева, а сюда не наваживайтесь! - Повернулся: собак нету, где-то по кустам, слышно, сварятся.

Нашел берданку Хомяк, поднял, затвор далеко кинул, а берданку в щепы изломал, кинул ближе к Мишке.

Чудно, оперившись свежими щепами, валяется берданка.

- Тут тебе тайга, вот и живи путем...

Отводя ветки, пригибаясь, ныряющим легким шагом уходил Хомяк по пади, мелькала и вскоре перестала мелькать его огромная среди людей, маленькая в тайге фигура.

Трепали где-то по кустам Хомяковы собаки Шельму, крикнул Хомяк своим собакам, еще крикнул: "У, падаль!" - хлопнул выстрел, в голос завыла, заголосила Шельма и пошла шкандыбать по кустам, уметывать...

Поднял гудящую голову, залитое слезами лицо Мишка, пели сытые комары. Слиплись волосы на затылке от крови, как от смолы; липкие, плохо гнутся пальцы, белыми щепами торчит из папоротника измочаленная берданка. Подумал Мишка, что стволу ничего не сделалось, ложу приделать можно будет, а посмотрел - и потекли обидные детские слезы: крив был и ствол, не было затвора...

Отохотился - где батя новую стрельбу возьмет?..

И вдруг в голове загудел громким басом жаркий комар, поплыло все в голове, побежала река, поползли, как вода по стеклу, зеленые кедры, мелькнули огороды, будто не в тайге на поляне лежал Мишка, а будто картошку внаклон копал, закружилась голова, и сунулся в огородную землю лицом...

И все лил и лил за окном осенний дождь.

Поили Мишку крепким бульоном, медвежьим салом, травными отварами, горячим молоком и сливками, бабушка от испуга шептала над ним, Зуиха. Приходили к отцу соседи, мелькали и размывались их лица, говорили: