Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая

— Слушаю-с, — сказал, улыбаясь, Дронушка, [1942]я скажу.

Княжне Марье совестно было говорить еще о раздаче хлеба именно потому, что это радовало ее; и потому она нашла нужным прежде, чем отпустить Дрона, сказать еще несколько слов о приготовлении к завтрашнему отъезду, который теперь уж менее занимал ее. Она сказала, что просит приготовить лошадей под экипажи к 8 часам, а ежели нет подвод, то нечего делать.

— Я знаю, — сказала она, — как ты нам предан и что ты сделаешь всё, что можно.

Дрон ушел. Княжна Марья осталась опять одна со своими мыслями. Известие о несчастии и бедствии мужиков и возможность помочь на несколько времени заставило ее забыть и свое горе [1943]и свое положение, несколько минут тому назад так ужасавшее ее. Она сидела у окна своей комнаты [1944]и прислушивалась к слышному в чистом вечернем воздухе говору на деревне, которая была недалеко. С деревни слышался гул голосов и изредка сердитые, спорящие крики. [1945]Княжна Марья догадывалась, что предмет этого говора было то предложение выдачи хлеба, которое она послала им через Дрона, но она не могла понять, каким образом это могло заставить их кричать и спорить. Гул голосов то замолкал, то опять усиливался. Потом голоса замолкли и послышались ближе и [1946]ближе по дороге [1947]к дому тяжелые шаги приближающейся толпы [1948]и негромкий редкий шопот и говор.

[Далее от слов: Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон кончая: сама уеду, бросив их на произвол французов близко к печатному тексту. Т . III , ч. 2, гл. XI.]

[1949]«И они правы, — думала княжна Марья. — Ежели делать им добро, то надо делать его вполне и необдуманно. Какие тут могут быть расчеты, — думала княжна Марья, — надо всё отдать, только спасти этих несчастных людей, поверенных мне богом. Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры — что бы это ни стоило нам; я уверена, что André еще больше бы сделал на моем месте», думала она, подходя, [1950]и толпа в сумерках подвигалась ей навстречу. Толпа раскрылась полукругом, все сняли шапки и открыли лысые, черные, рыжие и седые головы. Княжна Марья, опустив глаза, [1951]близко подошла к ним. [1952]Толпа, устанавливаясь, скучилась около нее полукругом. Несколько лиц бросилось в глаза княжне Марье. Прямо против нее стоял старый, согнутый седой мужик, опершись обеими руками на палку, [1953]и, не переставая, поводил беззубым ртом; с боку толпы стоял рыжий мужик, заложив большие пальцы за кушак, [1954]очень высокий молодой парень, стоя во втором ряду, но выше других головой, выказывал свое круглое, добродушно улыбающееся лицо. Баба стояла на другом конце полукруга и, приложив руку к щеке, жалобно вздыхала.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, матушка... княжна матушка, — послышались голоса.

— Болезная, — застонала баба.

— Я очень рада, что вы пришли, — начала княжна Марья, [1955]не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце от страха сказать что-нибудь неуместное.

[Далее от слов: Мне Дронушка сказал, что вас разорила война кончая: и за его сына близко к печатному тексту. Т. III, ч. 2, гл. XI.]

Она помолчала, [1956]никто не прерывал ее молчания, кроме стонавшей бабы и старческого кашля некоторых мужиков.

— Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Всё, что мое, то ваше.

Опять она замолчала. [1957]Из 20-ти лиц, стоявших в первом ряду, ни одни глаза не смотрели на нее, все избегали ее взгляда.

— Много довольны вашими милостями, только нам брать господский хлеб не приходится, — сказал голос сзади.

— Да отчего же? — сказала княжна. [1958]— Да отчего же вы не хотите, [1959]— спросила она после непонятного ропота, прошедшего по толпе. Как будто некоторые из мужиков прокашливались, чтобы ответить что-то, но потом раздумывали.

Княжне Марье становилось тяжело от этого молчания. Она старалась уловить чей-нибудь взгляд.

Ей нужно было, напротив, одно лицо, с которым бы она могла говорить. [1960]

Тот, к кому она обращалась, тотчас же опускал глаза. Даже баба спряталась за толпу, когда княжна Марья обратилась к ней.

[Далее от слов: — Отчего вы не говорите? кончая: Не берем хлеба, нет согласия нашего близко к печатному тексту. T. III , ч. 2, гл. XI.]

Рыжий мужик Карп, [1961]державший большой палец за кушаком, кричал больше всех, [1962]и баба, стоявшая с боку толпы, кричала что-то. Княжна Марья старалась уловить опять чей-нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее, глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко. Она с намерением помочь им, облагодетельствовать тех мужиков, которые так преданы были ее семейству, пришла сюда, и вдруг эти самые мужики враждебно смотрели на нее.

— Вишь, научила ловко: за ней в крепость поди! — послышались голоса в толпе. — Дома разори, да в кабалу и ступай.

— Как же! а хлеб, мол, отдам! — с иронической улыбкой проговорил старик с дубинкой.

— Ну, вы, горланы! — ровным голосом проговорил Дрон, и толпа замолкла.

Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и ушла в свою комнату.

Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Целый рой неожиданных, непрошенных мыслей носился в ее голове. Ночь была тихая и светлая.

В 12-м часу голоса стали затихать, пропел петух, из-за лип стала выходить полная луна, [1963]поднялся свежий, белый туман-роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина. Опять совершенно невольно княжна Марья вступила в эту, сделавшуюся ей привычной со времени болезни отца, колею личных надежд и мечтаний о предстоящей ей теперь свободной жизни, как ни упрекала она себя, как ни раскаивалась в том, что, [1964]после того, что было так недавно, она могла думать о возможности для себя любви и семейного счастия. Как будто так долго задержанные и подавленные в ней надежды на личное счастье неудержимо прорвались теперь и, несмотря на свою неуместность, охватили ее.

«Как бы я любила его », думала княжна Марья, представляя себе своего будущего мужа. Она представляла себе того человека, которого она будет любить, совсем противуположным тем двум мужчинам, отцу и брату, которых она знала ближе всех и на которых она сама была похожа. Она представляла его себе [1965]веселым, красивым, рыцарски-благородным и великодушным, [1966]без той гордости ума, которые были в ее отце и брате, и непременно военным, преимущественно гусаром.

« [1967]Он [1968]бы полюбил меня бы, хоть за мою любовь к нему», [1969]думала княжна Марья, ощущая в себе всю силу и преданность этой будущей любви.

По дороге за садом послышался топот нескольких лошадей и бренчанье железа. (Это мужики ехали в ночное.)

«Кто знает, может быть это мое положение теперь, здесь и в опасности сведет меня с ним , — подумала княжна Марья, прислушиваясь к топоту лошадей. — Может, завтра на нас нападут неприятели и он спасет меня. Может быть, это он едет теперь... А может быть, это разбойники», [1970]вдруг пришло ей в голову, и на нее нашел страх: сначала страх разбойников, потом страх французов и, наконец, беспричинный страх чего-то таинственного и неизвестного.