Валериан Скворцов - Понурый Балтия-джаз

- Послание конфиденциальное, представитель "Экзобанка" не знает его содержания, запечатанный конверт можно у него и не брать, его вернут клиенту, который желает хранить инкогнито... Так?

- Не трудно догадаться... Советник усмехается и отвечает - что ж, будем считать конверт найденным на улице. Открывает, а на бумажке значится: вы нам - Вячеслава Вячеславовича, лефортовского сидельца и один миллион двести пятьдесят тысяч швейцарских франков, а также... Обрати внимание на это "а также"! А также бумаги на право распоряжаться полутора сотнями бочками красителей... Так они называют говно, которое превратит Балтику в тухлое болото... Мы же вам - генерала Бахметьева и избавление от бочек.

- Ах, ловкачи! - вырвалось у меня. - То есть они расплатятся с Чико за работу московскими же деньгами и заграбастают отраву бесплатно!

Ефим придержал бег и уставился на меня в упор.

- Есть чему поучиться и у тебя, Бэзил! Под этим углом я на дело не посмотрел...

- Тебе ясно теперь, что мой план имеет шанс?

- Один из десяти тысяч.

- Один на тысячу, - сказал я.

Ефим ринулся к морю.

- Черт с тобой, - сказал он. - Черт с тобой! Черт с тобой, и да будет проклят день, когда тебя принесло ко мне в Бангкоке!

- Давай дальше, - попросил я. - Мы теряем время. Перед иностранцами неловко...

- Какими ещё иностранцами?! - заорал Ефим, пытаясь сгрести блинообразной ладонью свалявшийся мех искусственной дохи на моей груди.

- Я про Пфлаума... Отпусти! Я ведь и врезать могу, Ефим! Не рукосуйничай, тут не Лубянка...

- На Лубянке не бьют, - ответил он спокойно. Праведный гнев, как и проявления эмоций всегда, у него был наигранным. - Так вот... "Экзобанк" выступает посредником-гарантом. Мы передаем банку наличные на депозит, а он - кому следует после возвращения нам Бахметьева, а им Вячеслава Вячеславовича и лефортовского сидельца. Обмен в море, координаты сообщают за четыре часа до процедуры. Если мы предпримем нечто непредвиденное, генерала Бахметьева взорвут, дело предадут огласке в том смысле, что Москва не стесняется сговоров с сепаратистами и бандитами... Вот так вот, Бэзил Шемякин.

- Дубровин знает о содержании нашего разговора?

- Дубровин, если ему нужно, под присягой отречется от всего, в том числе и от того, что вообще встречался с тобой.

- Тогда два вопроса, - сказал я. - Когда планируется обмен? И как можно обменять Вячеслава Вячеславовича, если он у эстонцев?

- Лефортовский сиделец уже в поезде, который идет в Таллинн. В этом же поезде группа, доставляющая наличность для депозита в "Экзобанке". Дубровин обещает договориться с эстонцами о выдаче ему Вячеслава Вячеславовича. По его мнению, и тут он прав, местные заинтересованы, чтобы вокруг случившегося с Бахметьевым особенно не шумели. Традиционные тихушники...

- Ты можешь раздобыть мне досье на "Экзобанк"? - спросил я Ефима, впавшего в задумчивость. Он словно не услышал.

- А может, латыши и поляки правы? - задал я другой вопрос.

- Может, и правы, - сказал Ефим вяло.

- Слушай, товарищ Шлайн! А тебе не кажется реальным такой вариант, что этот банк - на деле отмывочное корыто твоего Вячеслава Вячеславовича?

- Отмывочное корыто для чего?

- Для фальшивых денег, которые он производит где-то здесь! Один миллион двести пятьдесят тысяч швейцарских франков пойдут в некий фонд Вячеслава Вячеславовича и его структуры. С Чико же и его бандой, а также всеми остальными, включая Ге-Пе, подводников и кого там еще, может, и Дубровина, он рассчитается фальшивками...

- Насчет Дубровина полегче...

- И потом все же осрамит, заявив, что Москва ведет тайную дипломатию, пошла на освобождение Вячеслава Вячеславовича и лефортовского сидельца, то есть государственных преступников, да ещё заплатила ясак фальшивыми купюрами. А если не осрамит, то пригрозит осрамить и потребует ещё денег и уступок...

- Уходи! - заорал Ефим. - Уходи и делай то, что собираешься сделать!

Я взглянул на свои "Раймон Вэйл". Два пятнадцать. Солнце перекрашивало море из серого в светло-зеленое.

- Ефим, - сказал я. - Попроси Дубровина, когда он будет говорить с эстонцами относительно Вячеслава Вячеславовича, замолвить словечко и за меня. Необходимо, чтобы они все-таки оставили меня в покое. Я ведь чист перед ними, за исключением... ну, кое-каких незначительных телесных повреждений, вынужденно нанесенных... э-э-э... гражданам этой страны. На благо их же... э-э-э... молодой и независимой родины. А?

Он рассмеялся. Снял очки, дохнул потрескавшимися губами на стекла и принялся протирать концом пестрого шарфа.

- Запиши и мне эти слова на бумажке. Пригодятся в качестве последнего слова в здешнем суде, когда меня привлекут за соучастие в твоих делишках... Встреча вечером в представительстве. Это - приказ!

Ефим протянул мне руку.

- Это государственному-то преступнику? - сказал я.

Глава шестнадцатая

Окно в Европу

С моста через Саугу останков "Фольксвагена Пассата" на набережной я не увидел. Убрали. Место возможной героической гибели Бэзила Шемякина обозначали черное пятно на вспаханном асфальте и обгрызенный парапет. Кусты между набережной и площадью перед почтамтом выгорели, или их скосило взрывом. Ветер с реки прогибал оранжевые ленты полицейского ограждения. Любопытно, как там идет следствие... Я перекрестился и простил Гаргантюа Пантагрюэлевича.

Солнце растапливало лед, спрессовавшийся за зиму вдоль бордюров стоянки у торговой площади старого Пярну. Таксист, чернявый, явно не эстонец, хотя молчаливый и корректный, вырулил на сверкающие лужи, поискал, вытягивая шею, место посуше и развел руками.

- Знаю, - сказал я. - Дальше пешеходная зона. Ждите здесь.

Я испытывал удовольствие от прогулки по узкому тротуару вдоль старых двух - и трехэтажных домов. Милая архитектурная смесь некогда общей окраины двух исчезнувших империй - российской и германской. Я думал о том, что потерпел поражение, и о том, сколько таких же, как я, неудачников русских, немецких, эстонских и других разных, ограбленных или побитых, обманутых или обнищавших - торило пути-дорожки по этим тротуарам. С новыми надеждами на успех и победу, опять и опять возрождающимися вопреки всему...

И вдруг я приметил начальника пляжного кохвика в компании молодца в замшевой куртке. Они выносили из пивной два пестро расписанных баночных бочонка финского "Пиво Синебрюхов". Я прошагал за хмельной парочкой до амбара. За распахнутой дверью доставку угощения встретили воплями, по меньшей мере, ещё два человека помимо Дитера.

Рядом с "Рено", имевшим пропуск на проезд в пешеходную зону, стояла "БМВ" Толстого Рэя без пропуска. За рулем, подняв воротник куртки-пилота, Дечибал Прока делал вид, что дремлет. Я подошел к машине.

Боковое стекло поползло вниз.