Алексей Смирнов - Фабрика здоровья

Как и должно быть. Потом исполнили другие хиты: "Дубинушка" (римейк), "Анурия", "Инсулин", "Если у вас нету тети", Розенбаума.

Еще говорились тосты с пожеланием вот так вот собираться снова и снова, и никогда не забывать друг друга. И звучали речи о том, какие же мы молодцы, что собираемся и будем собираться, и в этом нас никто не согнет, и все мы очень и очень близкие друг другу люди.

Отметили, что за прошедшие годы наш клеточный состав не однажды сменился полностью. А стержень самосознания сохранился и не умрет. И мы такие же, и будем вечно юными-молодыми.

Вспомнили славное.

Как, например, в анатомичке резали труп.

Разрезали, посмотрели, что там у него внутри, запомнили.

Потом один говорит:

- Давай ухо отрежем.

Отрезали, положили внутрь и зашили. Для следующей группы, таинственный сюрприз.

Инородное тело

Мне однажды рассказали сущую небылицу.

Якобы некий человек ударился головой. Падая на асфальт, он успел боковым зрением зафиксировать присутствие воробья.

И после долго жаловался на чириканье в голове. Ничто ему не помогало, и он реально-конкретно задумался: не залетел ли ему воробей куда-нибудь? В ухо, например, или в образовавшийся костный дефект Доктору этот человек ужасно надоел. И творческий доктор подговорил сынишку отловить воробья, а после, выбрав момент, явил воробья пациенту со словами: вот, я его вынул. И чириканье прошло.

Какие-то невероятные вводные.

Во-первых, само желание доктора найти нестандартный подход к чириканью. Во-вторых, существование смышленого сынишки, которому только скажи - он сразу поймает воробья. Потом: воробья надо где-то держать, тайно пронести в кабинет. Пасть ему заткнуть, чтобы молчал. И вовремя явить пациенту в процессе сфальсифицированной процедуры.

Я промолчал, но не поверил.

В конце концов, такими случаями занимаются специальные орнитологи в белых халатах. Направить к ним - и все. Никаких воробьев.

Форма одежды - нарядно-диагностическая

Дело было в кабинете, где допплерография. За что купил, за то продаю.

Это такое исследование сосудов. Датчики прикладывают и смотрят, как все пульсирует и сокращается.

То есть обстановка совершенно невинная и спокойная, ничего не может произойти.

Ан нет.

Пришла одна пациентка, сняла колготки, положила на стул, легла. Посмотрели ей ноги с сосудами, наговорили всякого. Она до того разволновалась, что забыла колготки на стульчике, так и ушла. А они лежат, прозрачные и капроновые.

Следующим номером заходит мужчина, тоже с ножными сосудами.

- Раздевайтесь, - говорит ему доктор и склоняется над бумагами.

Оборачивается - а пациент уже стоит весь готовый к обследованию. Разделся совершенно, предельно. Даже трусы застенчиво запинал под кушетку ногой. И колготки надел. Потому что увидел: лежат. И решил, что зря их не положат. Надо надеть, раз наука требует.

Идентификация Борна

Один из многих и многих постскриптумов к больничной хронике. Их объем уже превышает исходный материал.

Наш онколог, как я рассказывал, страдал шизофренией и был в связи с нею инвалидом второй группы, что не мешало ему напряженно трудиться.

Но вот он сгорел-таки на работе, уволился.

А перед этим много лечился у нас же, лежал в нервной палате. Якобы с инсультами, которые, тоже якобы, следовали один за другим, маскируя от общественности истинную болезнь. Так у нас часто делали, из сострадания к коллегам. Все у нас было инсультом - и депрессия, и алкогольная абстиненция, и просто так, хандра.

Начмед-академик всякий раз, услышав, что у онколога снова инсульт, хлопал глазами и всплескивал руками:

- Это который же у него инсульт?

Память никудышная, понятно. Весь в трудах, разве упомнишь. Да и сам не то, чтобы очень здоровый.

Начмед постарше - у нас их много, не перепутать бы - показывала ему кулак:

- Не язви!

Она думала, что он цинично издевается, с медицинским черным юмором. Подозревала в человеке лучшее. А он и не язвил вовсе.

Шаблон-Док

Истории, которыми делится мой приятель со скорой, поражают однообразием. Начинает вырисовываться некий универсальный шаблон, среднестатистическая ситуация.

Схема проста. Дано: торчок, который забывает, как дышать. Умный доктор обходится с ним радикально и доставляет в глупый приемный покой, где начинаются непонятки. И все заканчивается одинаково.

Вот опять - привез он такого, заинтубированного и в наручниках.

Эта фигура уже немножко пришла в себя. Похаживает прямо с трубкой, пытается бурчать.

- Что вообще такое? - возмутился приемный покой. - Зачем это все?

И приемный покой выдернул пациенту трубку, расстегнул наручники.

Тот, избавившись от трубки, успел самоуверенно послать всех на хуй. После чего рухнул, как срезанный колос с одним "с".

Доктор захлебывался, пытаясь убедить меня в исключительной кинематографичности падения. Но ему не хватило изобразительных средств.

Психометрия

Переводя психологию, не устаю поражаться обилию психометрических тестов. И так подступаются к человеку, и этак; то одно измеряют, то другое, и никак не найдут главного. Всех обскакал шизофреник Кеттел, который придумал собственные черты личности, подлежащие измерению: сургентность, премсия, пармия, протензия, праксерния. Мы в студенческие годы подходили к психометрии проще. Для нас анализ ограничивался одним аспектом: стремностью, она же стремота. Иногда это синонимизировалось с крутостью, но нечасто; крутость - термин позднейшей эпохи.

У меня до сих пор стоит мой приятель по прозвищу Братец, который был достаточно стремен, чтобы переделывать ампулы с омнопоном в ампулы с димедролом при помощи зажигалки. Братец, точнее, не стоит, а сидит за пианино. И проникновенно напевает автобиографическое:

"Ходят кооо-они по балкону.

Ищут кооо-ни омнопону...."

Дальше следует проигрыш, в котором все хорошо, но братец нарочно добавляет лишнюю нотку легким касанием мизинца, и песня приобретает гнусную, помоечную окраску. Поет дальше:

"К Вове не идут... больно Вова крут!"

Но самым стремным был не Братец Вова, а его приятель Вася, учившийся курсом старше. Вася был из старой гвардии. Они с Братцем уже однажды учились в мединституте, когда милиция накрыла всю их шайку. Братца не посадили, но выгнали, и он ушел в армию. Васю выгнать не успели, он сам завербовался и успел побывать в Анголе, Никарагуа и на Кубе. Потом они вернулись и познакомились со мной, причем Вася был уже в чине капитана.

Вася меня не любил, чуя во мне гнилое нутро и угрозу общему делу.

"Так стремен ты больно, вот он и тебя и сторонится!" - защищал меня Братец.

"Га, - ухмылялся довольный Вася. - Дык я ж его еще не стремал!"

Помимо прочего, он был еще каким-то образом связан с госбезопасностью.