Алексей Смирнов - Идет зеленый шум

И здесь он неожиданно приметил долгожданный флигель.

Сказать по правде, найти это строение - если знать, с какой стороны к нему подобраться - было нетрудно. Другое дело, что никто не знал, как это сделать. Флигель являлся анклавом громадного дома старой постройки, окруженного еще пятью-шестью такими же ветеранами. Новостройки наступали, многое было разрушено, и гордый неприступный островок стал камнем преткновения для многих городских служб - скорой помощи, поликлиники, различных ремонтных организаций и так далее. Главная сложность заключалась в беспорядочной нумерации квартир. Казалось, что эти самые номера расползлись по дверям, руководимые броуновским движением - или, что более правдоподобно, подобно тараканам, то есть без всякой логики. Первые номера кучковались под крышами, последние - в подвалах, и зачастую сущим бедствием оборачивались поиски двери, нужной сотрудникам, скажем, горгаза, или еще кому, кого срочно позвали, и если промедлить, то случится великая беда. А флигель стоял (да простится сей невольный каламбур) особняком, флигелю в этом ребусе равных не было. В нем раскинулась одна-единственная квартира, имевшая порядковый номер "одиннадцать". Эта квартира сделалась сущим проклятьем для вышеупомянутых служб - никто не мог ее отыскать. Несведущие визитеры, облазав окрестные дома снизу доверху и обратно, реагировали на почти неизбежное фиаско по-разному - кто беспомощно разводил руками, кто матерно бранился, кто обессиленно прислонялся к ближайшей стене в ожидании обморока или, чего доброго, инсульта. Попытки выяснить что-либо у местных жителей только усугубляли положение, никто ни в чем не смыслил, и спрошенный в лучшем случае глупо таращил глаза, а в худшем - втирался в доверие и давал советы. Между тем существовала хитрая точка для избранных и достойных, с которой нежданно-негадано открывался чудесный вид на обшарпанный желтый домик, и все моментально вставало на свои места. Измученный странник сразу вдруг понимал, что эта-то постройка и заключает в себе предмет его продолжительных поисков. Александру Терентьевичу крупно повезло: Создатель на секунду ввел свое прямое правление на ограниченном участке пространства и милостиво поместил его в правильное место. Клятов понял, что стоит и смотрит на свой новый дом, а дождь между тем собирается в стену, и надо бежать. Александр Терентьевич зашлепал по свежим лужам, крепко прижимая к груди драгоценный пакет.

5

Дверной косяк был облеплен звонками; их было целых четырнадцать: тринадцать - по числу жильцов, и один - коммунальный. Никого из проживавших в квартире Клятов не помнил, Пендаль возил его осматривать комнату и знакомиться, когда Александр Терентьевич находился в невменяемом состоянии. Всплывали какие-то хари, но у Клятова не было уверенности, что он видел их именно в новой квартире, а не где-то еще. Разумеется, ни о каком коммунальном звонке он не имел представления и потому позвонил в первый попавшийся - попавшийся не сразу, палец трясся и беспомощно тыкался в дерево, не соображая, чего от него хотят. За дверью молчали, издалека доносилось позвякиванье кастрюль и унитазный клекот. Тогда Александр Терентьевич закрыл глаза, навалился на дверь, уперся пальцем в звонок номер два и так застыл, не отпуская кнопки. В коридоре дико зазвенело, вскоре послышалась остервенелая ругань с нотками радости: личность, шагавшая к двери, предвкушала расправу.

- Кто там? - голос был низкий, интерсексуальный.

- Клятов, откройте, - прошептал Александр Терентьевич и снял палец с кнопки.

- Чего?! - в голосе зазвучало праведное ликование.

Клятов, чувствуя, что справедливости не найдет, обреченно замолчал, повернулся лицом к четверке захарканных ступенек и прислонился к двери "А вдруг я ошибся? - подумал он совсем некстати. - Вдруг это другой дом? Что же мне тогда делать? Я этого не переживу". И едва не упал, поскольку дверь, за которой уже не в силах были сдерживаться, резко отворилась внутрь. Клятов охнул и обрушился на крупную женщину лет то ли сорока, то ли шестидесяти - в классических бигудях, в классическом халате, с классической папиросой в зубах. Такие тетки-комиссарши почти обязательно представлены в густонаселенных коммуналках, что хорошо освещено в отечественной прозе.

- Чего ты здесь шаришься, ханурик? - рявкнула комиссарша, с силой отталкивая от себя Александра Терентьевича. - Ишь, залил глаза!

"Ах, если бы это было правдой!" - пронеслось у того в мозгу. Но нет, сегодня он как раз не успел залить и без того переполненных печеночными слезами глаз, и много дал бы за такую возможность. Возможно, он дал бы весь пакет - если б у него спросили. Но - нет худа без добра - Александр Терентьевич каким-то чудом вспомнил, что в первый его визит этот дивный голосок уже звучал, и окончательно уверился, что попал, куда надо.

- Я же Клятов, - прохрипел он укоризненно и жалобно. - Я теперь здесь живу.

Комиссарша взяла его за плечи, встряхнула и внимательно всмотрелась в лицо-подушку. Редкая бесцветная щетина торчала из нее, подобно куриным перьям.

- Тьфу ты, Господи, - сказала она испуганно, и Клятову показалось, что собеседница сейчас перекрестится. Но она не перекрестилась. - И в самом деле вы. Ну, извините.

И она отпустила Александра Терентьевича, который немедленно зашатался и сел прямо на пол, у стенки.

- Зачем же вы тут сели? - спросила комиссарша с раздражением. - Раз приехали, ступайте к себе в комнату, вон туда, - и она дернула головой, указывая направление. Клятов был ей бесконечно признателен, ибо не знал, какая комната его.

- Конечно, конечно, - забормотал он, суетливо вскочил и побежал к двери, которая почему-то была исчерчена углем и цветными мелками. Возле двери он остановился и начал искать в кармане ключ.

- А где ваши вещи? - комиссарша продолжала допрос. Судя по всему, она была в квартире коммунальным старостой - разумеется, не официально, а просто по праву сильного. "Люция Францевна Пферд", - Александр Терентьевич вспомнил классиков, прочитанных в прошлой жизни. Конечно, комиссаршу звали как-то иначе, но это бессмертное имя ей очень шло.

- Нет пока вещей, - пробормотал Клятов, роясь в карманах. - И ключа нет, - молвил он голосом честного санкюлота, приговоренного к гильотине.

- Понятно, - сказала ужасная женщина. Слово получилось у нее невнятным, потому что она в эту секунду раскуривала папиросу. - Андреев! - закричала она. - Андреев, иди-ка сюда!

Выскочил Андреев - долговязый человек в синей майке и домашних брюках, заляпанных краской. Ступни и кисти, а также нос, губы и уши были у него колоссальных размеров, и Клятов, механически помнивший кое-что из медицины, сразу заподозрил у него акромегалию - болезнь, при которой, вследствие маленькой опухоли в мозгу, непомерно разрастаются конечности и укрупняются черты лица - случай Фернанделя.