Василий Брусянин - Опустошённые души

— Это он хорошо делает, — вставил Травин.

— Я знаю, что вы это скажете!.. Ещё бы! Ведь он по интеллигентской указке всю свою жизнь сложил…

— А вы по чьей? — усмехнулся Травин.

— Я?.. Я по своей указке. Захотелось вот мне капиталу служить и служу…

Эта прямота, доходящая до цинизма, с которой говорил Завьялов о своём служении капиталу, всегда раздражала Травина. В таких случаях ему всегда хотелось сказать что-либо неприятное, и он сказал:

— Ведь и мы по желанию отдавали свои силы революции.

— Знаю!.. — воскликнул Завьялов. — Не насильно вас под пули-то сгоняли, а только я и тогда смеялся над вами…

— Почему же?

— А потому — проделывали вы всё это, а не знали, чем вся эта история кончится…

— Как не знали? Мы же верили в успех!.. Без этой веры и жить нельзя…

Завьялов задумался, обвёл глазами комнату и сказал:

— Без веры лучше жить!.. Примерно так: если тебе надо сделать сегодня топорище, то ты его и делай, а сам не думай, что тебе завтра принесут топор… Веры этой не надо, а надо топор иметь… Простой я человек, попросту и говорю… Не знаю, поняли ли вы меня?..

— Понял!

— Ну, поняли, так хорошо. Поняли меня, так и вам можно без веры прожить. Знать надо, а не верить! — выкрикнул он. — Простой народ вон в Бога верит, а не знает, что это за Бог. А ему говорят: «Знать Бога не следует, в него надо только верить»… Так вот и вы со своей революцией — верили в какого-то Бога, а он вас и поднадул… Куда вы шли? А? Куда?..

— Голубчик Завьялов, но разве же вы не знаете, куда мы шли? И для чего?.. Мне же трудно убедить вас…

Травин закашлялся и не докончил фразы.

— Знаю я, что трудно, потому вы и сами не знали…

— Нет, Завьялов, знали!.. Мы знали, что народ должен победить произвол…

— Чем победить? — перебил его Завьялов, и голос его точно треснул.

Не дождавшись ответа, он продолжал:

— Вы только верили в это, а не знали, потому я и смеюсь над вами… Эх, Николай Иванович, не зря я говорю!.. Вы думаете, я всегда был таким буржуем, как вон Пётр меня называет? Не век я такой. А был какой и он же, и нелегальщиной занимался, и книжки читал, и других обучал, чтобы они за горло хватали капиталистов-то. И как и он верил в то, о чём говорили нам интеллигенты. В те времена хуже было… Теперь вон сознательных-то рабочих сколько, только успевай с ними воевать. А тогда нас была кучка и небольшая… Да. Посидел я и в тюрьме целый год, был и в ссылке в Олонецкой губернии… Ни ссылка, ни тюрьма не убили во мне человека-то. И тоже всё верой в хорошее дело жил. А потом люди, которые меня к этой жизни приспособили, они же у меня и веру-то эту убили… Да, может, это и к хорошему. Теперь уж вы меня на веру-то не подденете. Не-ет! Теперь ты мне давай сначала топор, а потом я для него и топорище смастерю…

— Но как же можно так жить? — невольно перебил гостя Травин.

— Как?..

— Да ведь вы ни во что не верите!..

— Как это ни во что?.. Веры в Бога нет, это верно! Начальству тоже не доверяю… Не доверяю и вам, интеллигентам…

— Кому же вы доверяете?..

— А себе!.. Ха-ха-ха!.. Себе и только!..

— Но что же вы один сделаете?

— Буду ждать, пока ко мне не придёт такой же как я…

— А если не придёт?

— Ну, что ж, останусь один…

— И будете жить один?

— И буду жить один… Живу же, и ничего!.. Одному пожалуй что и лучше, потому, никто на тебя виснуть не будет. А то бывает так, вертится один человек около другого, и оба вертятся как два зубчатых колеса на одной оси, и думают они оба, что третье колесо разом захватят… А выходит так, что одно колесо зацепляется, а другое только зря вертится… Так и два человека думают, что их двое, а чуть что — один в одну сторону, а другой — в другую… Вот тоже и про интеллигентов скажу: много они хорошего для рабочего человека сделали, без них, пожалуй, и рабочий-то не был бы тем, что есть. А как подумаешь хорошенько, так и это дело неладное выходит! Я вон 9 января с Гапоном рядом шёл, грудь свою под пули подставлял, а когда жар-то в душе прошёл, тут меня раздумье и взяло: «А почему, — мол, — мы, рабочие, студенты да барышни разные свои груди подставляли под пули, а где же, — мол, — остальные-то люди?.. Всем надо свободной жизни, а добывать-то её идите вы, у кого в душе жара больше! Вы, — мол, — идите — добывайте свободу, а мы кровавые статьи в газетах будем писать, что, — мол, — зря в вас солдаты палили!.. Нет, — думаю, — молодчики мои, за вами я больше не пойду… Потому — не хочу быть пулемётным мясом». Зовут меня за это черносотенцем, а где в этом правда-то?.. Не пойду и за человеконенавистниками. Не пойду и за человеколюбами…

— Как вы сказали?..

— Человеколюбы… Теперь я всех интеллигентов так зову… Человеколюбы, и нет им другого названия… А потому — любите вы человека-то и наставляете его на жизнь, а главного-то в вас и нет…

— А что же по-вашему главное?..

— Ему, человеку-то, силу надо… Поняли — силу!.. Раз как-то, давно это было, — один студент читал у нас в кружке насчёт силы и права. Хорошо всё это у него выходило: «Народу, — мол, — надо и силы, и права». «А чего, — говорю, — вы не даёте народу-то силу эту да и права? Где они?» Посмотрел на меня председатель нашего кружка да и говорит: «Вы, — говорит, — товарищ Завьялов, не по вопросу говорите»… Начал он меня расспрашивать, чего я не понимаю, то да сё… А я говорю: «Хочу силы и права… Складно вы про них говорите как про брата и про сестру, а вы, — мол, — покажите мне — где у этого брата да у этой сестры матка?..» Посмеялись они надо мною, верно думали, что я пьян, или что… Студент начал опять читать про силу да про право, а я ушёл… «Плевать, — мол, — мне на вас, если вы матери родной не покажете у силы да у права!..»

Завьялов пристально посмотрел в глаза студенту, точно спрашивая: «А ну, что ты обо мне думаешь?» И продолжал:

— Так вот и в эту самую революцию-то не пошёл я на митинги и на улицах баррикады строить не хотел, потому не было у меня в душе матери, за которую я должен бы сражаться… Других не удерживал: иди, коли веришь, а я не пойду… Потому, не верить хочу, а знать… Будет время, когда и я уверую, а теперь — нет!.. Теперь вон про нашего Петра размыслите: люблю я его и очень люблю. Хожу, бранюсь с ним, а люблю… Потому — настоящий рабочий из него выйдет, друг народа! Это не интеллигент какой-нибудь! Не-ет!.. Это интеллигент-то из рабочих будет… Мать-то, которую я искал в интеллигентских словах, он нашёл в жилах своих, в сердце, в душе… Вот это — мать, настоящая мать и силы, и права!.. Вот в такую мать я уверую! Пусть только она выйдет из его души-то… Вот тогда и будет потеха! Тогда мы, рабочие, и скажем вам, что значит «око за око»… Не доживу я до этих-то дней, старый чёрт, а верю в них!.. Потому — найдут рабочие мать и для силы, и для права…

— Что же вы не примкнёте к ним? — спросил Травин.