Максим Горький - Сказки об Италии и не только… (сборник)

– Вот как тихо, а?

Человек с бакенбардами сунул руки в карманы, расставил ноги и стал похож на открытые ножницы. Рыжий вынул золотые часы, большие, как маятник стенных часов, поглядел на них, в небо и вдоль палубы, потом начал свистать, раскачивая часы и притопывая ногою.

Явились две дамы – одна молодая, полная, с фарфоровым лицом и ласковыми молочно-синими глазами, темные брови ее словно нарисованы и одна выше другой; другая – старше, остроносая, в пышной прическе выцветших волос, с большой черной родинкой на левой щеке, с двумя золотыми цепями на шее, лорнетом и множеством брелоков у пояса серого платья.

Подали кофе. Молодая молча села к столу и начала разливать черную влагу, как-то особенно округляя обнаженные до локтей руки. Мужчины подошли к столу, молча сели, толстый взял чашку и вздохнул, сказав:

– День будет жаркий…

– Ты капаешь себе на колени, – заметила старшая дама.

Он наклонил голову – подбородок и щеки его расплылись, упираясь в грудь, – поставил чашку на стол, смахнул платком капли кофе с серых брюк и вытер потное лицо.

– Да! – неожиданно громко заговорил рыжий, шаркая короткими ногами, – Да, да! Если даже левые стали жаловаться на хулиганство, значит…

– Подожди трещать, Иван! – перебила старшая дама. – Лиза не выйдет?

– Ей нехорошо, – звучно ответила молодая.

– Но ведь море спокойно…

– Ах, когда женщина в таком положении…

Толстый улыбнулся и сладостно закрыл глаза.

За бортом, разрывая спокойную гладь моря, кувыркались дельфины, – человек с бакенбардами внимательно посмотрел на них и сказал:

– Дельфины похожи на свиней.

Рыжий отозвался:

– Здесь вообще много свинства.

Бесцветная дама поднесла к носу чашку, понюхала кофе, брезгливо сморщилась.

– Отвратительно!

– А молоко, а? – поддержал толстый, испуганно мигая.

Дама с фарфоровым лицом пропела:

– И всё – грязно, грязно! И все ужасно похожи на жидов…

Рыжий, захлебываясь словами, всё время говорил о чем-то на ухо человеку с бакенбардами, точно отвечал учителю, хорошо зная урок и гордясь этим. Его слушателю было щекотно и любопытно, он легонько качал головою из стороны в сторону, и на его плоском лице рот зиял, точно щель на рассохшейся доске. Иногда ему хотелось сказать что-то, он начинал странным, мохнатым голосом:

– У меня в губернии…

И, не продолжая, снова внимательно склонял голову к усам рыжего.

Толстый тяжко вздохнул, сказав:

– Как ты жужжишь, Иван…

– Ну – дайте мне кофе!

Он подвинулся к столу, со скрипом и треском, а собеседник его значительно проговорил:

– Иван имеет идеи.

– Ты не выспался, – сказала старшая дама, посмотрев в лорнет на бакенбардиста, – тот провел рукою по лицу, взглянул на ладонь.

– Мне кажется, что я напудрен, а тебе не кажется этого?

– Ах, дядя! – воскликнула молодая. – Это же особенность Италии! Здесь ужасно сохнет кожа!

Старшая дама спросила:

– Ты замечаешь, Лиди, какой у них скверный сахар?

На палубу вышел крупный человек, в шапке седых кудрявых волос, с большим носом, веселыми глазами и с сигарой в зубах, – лакеи, стоявшие у борта, почтительно поклонились ему.

– Добрый день, ребята, добрый день! – благосклонно кивая головою, сказал он громко, хриплым голосом.

Русские замолчали, искоса посматривая на него, усатый Иван вполголоса сообщил:

– Отставной военный, сразу видно…

Заметив, что на него смотрят, седой вынул сигару изо рта и вежливо поклонился русским, – старшая дама вздернула голову вверх и, приставив к носу лорнет, вызывающе оглядела его, усач почему-то сконфузился, быстро отвернувшись, выхватил из кармана часы и снова стал раскачивать их в воздухе. На поклон ответил только толстяк, прижав подбородок ко груди, – это смутило итальянца, он нервно сунул сигару в угол рта и вполголоса спросил пожилого лакея:

– Русские?

– Да, сударь! Русский губернатор с его фамилией…

– Какие у них всегда добрые лица…

– Очень хороший народ…

– Лучшие из славян, конечно…

– Немножко небрежны, сказал бы я…

– Небрежны? Разве?

– Мне так кажется – небрежны к людям.

Толстый русский покраснел и, широко улыбаясь, сказал негромко!

– Про нас говорит…

– Что? – брезгливо сморщив лицо, спросила старшая.

– Лучшие, говорит, славяне, – ответил толстяк, хихикнув.

– Они – льстивы, – заявила дама, а рыжий Иван спрятал часы и, закручивая усы обеими руками, пренебрежительно проговорил:

– Все они изумительно невежественны в отношении к нам…

– Тебя – хвалят, – сказал толстый, – а ты находишь, что это по невежеству…

– Глупости! Я не о том, а вообще… Я сам знаю, что мы – лучшие.

Человек с бакенбардами, всё время внимательно следивший, как играют дельфины, вздохнул и, покачивая головою, заметил:

– Какая глупая рыба!

К седому итальянцу подошли еще двое: старик, в черном сюртуке, в очках, и длинноволосый юноша, бледный, с высоким лбом, густыми бровями; они все трое встали к борту, шагах в пяти от русских, седой тихонько говорил:

– Когда я вижу русских – я вспоминаю Мессину…

– Помните, как мы встречали матросов в Неаполе? – спросил юноша.

– Да! Они не забудут этот день в своих лесах!

– Видели вы медаль в честь их?

– Мне не нравится работа.

– О Мессине говорят, – сообщил толстый своим.

– И – смеются! – воскликнула молодая дама. – Удивительно!

Чайки нагнали пароход, одна из них, сильно взмахивая кривыми крыльями, повисла над бортом, и молодая дама стала бросать ей бисквиты. Птицы, ловя куски, падали за борт и снова, жадно вскрикивая, поднимались в голубую пустоту над морем. Итальянцам принесли кофе, они тоже начали кормить птиц, бросая бисквиты вверх, – дама строго сдвинула брови и сказала:

– Вот обезьяны!

Толстый вслушался в живую беседу итальянцев и снова сообщил:

– Он не военный, а купец, говорит о торговле с нами хлебом и что они могли бы покупать у нас также керосин, лес и уголь.

– Я сразу видела, что не военный, – призналась старшая дама.

Рыжий опять начал говорить о чем-то в ухо бакенбардисту, тот слушал его и скептически растягивал рот, а юноша итальянец говорил, искоса поглядывая в сторону русских:

– Как жаль, что мы мало знаем эту страну больших людей с голубыми глазами!

Солнце уже высоко и сильно жжет, ослепительно блестит море, вдали, с правого борта, из воды растут горы или облака.

– Annette, – говорит бакенбардист, улыбаясь до ушей, – послушай, что выдумал этот забавный Жан, – какой способ уничтожить бунтовщиков в деревнях, это очень остроумно!

И, покачиваясь на стуле, медленно и скучно он рассказывал, как будто переводя с чужого языка:

– Нужно, говорит он, чтобы во дни ярмарок, а также сельских праздников, чтоб местный земский начальник заготовил, за счет казны, колья и камни, а потом он ставил бы мужикам – тоже за счет казны – десять, двадцать, пятьдесят – смотря по количеству людей – ведер водки, – больше ничего не нужно!