Виталий Снежин - Способ судьбы

Далее вновь следовали системы личного усовершенствования, - не найдя "золотого слова", он возвращался к испытанному способу тотального планирования. Целые развороты были отданы чернильным боям с самим собою: режимы дня сменялись календарными планами, потом вновь появлялись громоздкие схемы будущих достижений и т.д. и т.п. Когда я стал лучше понимать его систему шифров, я узнал, что большинство из этих сражений оканчивались поражением. Так, его попытки выучить английский язык ограничились десятком уроков, взятых по случаю у соседа по общежитию, его потуги слепить атлетическую фигуру завершились сердечными перебоями, и даже его намерение построить крепкую семью, вопреки блистательно разработанной стратегии, закончилось полным провалом: лукавая фаворитка после нескольких месяцев романтических отношений, вероятно, намаявшись с чудаковатым любовником, вернулась к законному мужу.

Это последнее событие, похоже, повергло Антона в продолжительную депрессию. (Признаюсь, к тому времени я уже с трудом понимал смысл прочитанного: небо за окном начинало светлеть, меня неудержимо тянуло в сон, поэтому от его последнего дневника у меня остались самые разрозненные впечатления.) Помню только, что было много жалоб, мучительных попыток разобраться в самом себе, в назначении собственной жизни. Вслед за этим следовали новые грандиозные планы переустройства жизни, которые ни к чему не приводили, разве что поднимали новую волну депрессии. Начали мелькать мысли о самоубийстве, отчаянные призывы в пустоту, казалось, вот-вот все должно закончиться чем-то ужасным. С нехорошим предчувствием я открыл последнюю страницу.

Не могу сказать, что меня поразило или удивило прочитанное. Пожалуй, главным ощущением было то, что последнюю страницу писал не Антон, а какой-то новый, другой человек. Вот что там значилось:

"Буквально только что, несколько минут назад мною изобретен новый способ жизни. Мысль еще сырая и требует усовершенствования, но в ней есть золотое зерно. Основная идея этого способа очень проста. Она заключается в том, чтобы перестать ломать голову над собственной жизнью и во всем довериться Судьбе. Мой ум - суетливое обезьянье наследство - всего боится и все превращает в скуку. Пусть теперь отдохнет".

Дальше шло описание процедуры, основной смысл которой заключался в том, чтобы каждое движение в жизни совершать без обдумывания и без взвешивания вариантов, а просто - доверившись случаю.

Так, например, если перед человеком стоял вопрос о том, жениться ему или не жениться, он мог не напрягать мозги и не просыпаться по ночам. Нужно было просто взять обыкновенную игральную кость, зашифровать под каждой из шести граней вариант решения ("жениться", "поддерживать дружеские отношения", "сожительствовать", "поддерживать романтические отношения", "расстаться", "жениться на другой") и бросить эту игральную кость на стол. Если, к примеру, выпадал вариант "жениться на другой", процедуру следовало повторить, обозначив на этот раз гранями костяного кубика имена потенциальных партнерш ("Наташа", "Виктория Львовна", "Лизка", "Софья", "Соседка по балкону", "Преподавательница Психологии Забыл Как Зовут"), и опять подбросить кость.

То же самое можно было проделывать с выбором профессии или места жительства, покупкой вещей, поездками, знакомствами и т.д. Единственным твердым пунктом в этой теории было то, что при выборе окончательного варианта следовало осуществлять его без промедления.

"...Таким образом, - заключал Антон, - мы достигаем абсолютной спонтанности. Во всем доверившись Провидению, мы автоматически исполним свою судьбу в полной мере и наилучшим образом".

Тогда я не принял всерьез его теории, чувствуя ее методическую слабость (он все равно использовал свой "обезьяний ум", хотя бы для выбора вариантов). Но позднее, когда с разных сторон до меня стали доходить слухи о похождениях Антона, я всерьез задумался о той связи, которая могла быть между этой страницей дневника и его внезапным исчезновением.

Кстати, слухи о нем ходили самые удивительные. По одной из версий, он пустился в брачные аферы, и число оставленных им мнимых возлюбленных стремительно приближалось к третьему десятку. Вторая версия состояла в том, что Антон был завербован внутренней разведкой и выполнял по всей стране деликатные поручения. Встречаемый в разных концах державы общими знакомыми, он производил на них странное, очень странное впечатление. Была еще и третья версия, но о ней я не хочу даже упоминать из-за полной ее нелепости.

Наконец я встретил его сам. Но лучше бы нам не встречаться.

Это случилось в Москве, в один из последних дней июля. Как всякий командировочный, я в первый же свободный вечер отправился осматривать достопримечательности и где-то на Старом Арбате надолго застрял между художниками и лотошниками. Вечер был теплый, играл саксофон, пахло духами и сдобой. Растворившись в потоке людей, я тихонько плыл вдоль витрин и, конечно, ни за что бы не узнал его, если бы он сам меня не окликнул. Помню, пробираясь сквозь человеческий поток в направлении голоса, я отчетливо ощутил сладкий ностальгический укол в сердце. В сущности, я по-своему был привязан к Антону и, вспоминая наши долгие кухонные беседы за пачкой "Беломора", относился к нему почти по-братски. Когда же я наконец добрался до него, то испытал чувство, которое не могу передать словами.

Передо мной стояла эффектная блондинка. Нежная смуглость открытых ключиц, морская глубина глаз и тонкий абрис лица, вдруг показавшийся очень знакомым. За ее спиной топталась парочка ухоженных молодых людей в светлых костюмах. Покачиваясь на высоких каблуках, как на пружинках, красотка весело глядела в мою сторону и, пока я приближался, успела ловким язычком слизнуть с деревянной палочки последний кусочек эскимо.

- Ну, здравствуй, мой милый, - она жеманно протянула руку, играя холеными позолоченными пальцами. - А я уж думала - не судьба.