Акрам Айлисли - Сияние шести солнц

- Видишь, - сказал Мурсал сыну, разочарованно глядевшему на хлеб, салфеточкой прикрыли, чтоб мухи не садились.

Мальчик повел глазами по сторонам, выглядывая мух. Взгляд его наткнулся на грушу, свисавшую над перилами.

- Грушу хочу! - заявил он, снова вогнав отца в краску.

- Они еще не поспели, сынок.

- У вас тоже мухи? - спросил профессор, отворачиваясь от мальчишки.

- Дети, как мухам не быть? - Мурсал виновато улыбнулся. - У вас-то они откуда?

- Не в детях дело! Двор надо в чистоте содержать.

- Как его будешь содержать, когда дети? Невозможно...

- Вы всегда найдете оправдание! - Джемшидов раздраженно поморщился. Детей воспитывать надо, а вы одно знаете - плодить! - Если к порядку не приучены, конечно, чистоты не будет. Вонь - пройти невозможно.

- Я грушу хочу!

Туту-ханум, встревоженная, вышла на веранду: мальчик капризничает, муж начинает нервничать. Сорвала две неспелые груши, протянула Теймуру.

- Держи, детка! Только не ешь, еще не дозрели. Поиграй... Сейчас чай будем пить, конфет тебе дам!

Сказала и ушла в дом. Мальчик немедленно принялся грызть зеленую грушу, и профессор почувствовал, что давление у него подскочит, непременно подскочит.

- Как дела в Баку? - осведомился учитель Мурсал. - Что нового?

- Ничего нового нет.

- В Баку трамвай есть! - сказал мальчик.

Мурсал улыбнулся, профессор - нет.

- А когда дети приедут? - спросил Мурсал, имея в виду семью профессорского сына.

- На это лето не приедут. Бешир докторскую защищать должен.

- А как его ребятишки?

- Какие ребятишки! У него не шестеро - одна-единственная дочка!

- Так я про нее. Единственная еще слаще!

Профессор вдруг заметил, что мальчик положил на стол обе надкушенные груши и того гляди разревется. Не желая перебивать гостя, он промолчал, лишь раздраженно заерзал на стуле.

- Беширова докторская - событие будет в науке! - уважительно произносит Мурсал.

- Почему ты так думаешь?

- Так ведь, небось, ученей-то нет?

- Найдутся и поученей! - Джемшидов старательно, отворачивается от мальчишки, уже начавшего всхлипывать.

- Чего ты? - удивленно спрашивает Мурсал. - Чего плачешь?

- У-у... - весело говорит Туту-ханум. - Такой большой мальчик и плачет! Ну, чего ты? Ты же у нас умница!

- Почему не дашь ребенку конфет? - профессор вне себя, еще чуть, и начнет кричать.

- А, он из-за конфеток? Сейчас принесу! Сейчас, деточка!

- Не хочу! - говорит мальчик и замолкает. Замолкает потому, что сам не знает, почему ревет, знает только, что не из-за конфет. Тем не менее, когда Туту-ханум кладет на стол горсть конфет, он мгновенно распихивает их по карманам. Хозяйка ставит на стол чай. Таков обычай: в Бузбулаке перед едой положено выпить стакан чаю.

Мальчик теперь сидит тихо, положив руки на набитые конфетами карманы. Туту-ханум возится у электрической плитки. Профессор, потирая лоб, ждет, чтобы заговорил Мурсал, но тот пока что подбирает слова.

- Ну, как дела в деревне? - не выдерживает наконец профессор.

- Как видите, ничего особенного.

- Я вижу, мечеть отремонтировали.

Учитель Мурсал улыбается, потому что в этом месте никак невозможно не улыбнуться. Потому что который год, стоит им встретиться, профессор обязательно заводит разговор про мечеть. Потому что профессор Абдулали Джемшидов давно воюет с несчастной бузбулакской мечетью, и про войну эту в деревне ходят сотни различных анекдотов.

- Памятник архитектуры, профессор, приходится сохранять!

- А очаги культуры и общественной жизни не надо сохранять? Клуб того и гляди рухнет!

- Так ведь сами знаете, профессор, согласия нет. Никак не столкуешься с людьми.

- А мечеть ремонтировать - столковались?

Мурсал снова улыбнулся, потому что это тоже старый разговор. Потому что не кто-нибудь, а он, Мурсал, составив список, собирает по домам тридцатки на ремонтные работы. И прекрасно знает, к чему клонит профессор.

- Такого мракобесия, как здесь, нигде не встретишь! Желоба у мечети обветшали, так из Армении камень везут! А дорога - сорок лет ни пройти, ни проехать - вам и дела нет! Каких-нибудь пять километров, а пока доберешься, дух вон!

- Починим, профессор, и дорогу починим... Что же делать: и мечеть наша - на произвол судьбы не бросишь.

- Чайку больше не хотите? - вежливо осведомляется Туту-ханум. Забирает стаканы и, уже уходя, добавляет: - И как у тебя терпения хватает: каждый год одно и то же! Одно и то же!

- Хочешь сказать, болтовней занимаюсь? - Джемшидов злобно глядит на жену.

- А чем же еще? Заладил, как попугай: мечеть, мечеть!

Мурсалу нравится, что она так сказала, зато профессору это не по вкусу. Некоторое время собеседники молчат, думают о своем. Мальчик тоже думает о своем. Он думает, приедет ли еще та девочка в коротком платьице, будет ли бегать по улице. Пытается сопоставить услышанное: "На это лето не приедут..." "Бешир докторскую защищать должен", "у него же не шестеро одна-единственная дочка!". Он думает о том, почему у Бешира одна дочка, а у его отца не одна...

Согласно давно заведенному порядку, к главному вопросу профессор переходит после ужина.

- Арык чистили?

- Да, профессор, чистили.

- По скольку собирали?

- Кто тридцать дал, кто пятьдесят...

- Хорошо, пусть будет пятьдесят. Конечно, я только два месяца пользуюсь, но это неважно...

- Ну что вы, профессор! Краснеть заставляете, честное слово! Будто я за этим явился...

- Конечно, не за этим, - хозяйка тут как тут, - просто мы обязаны это сделать. Вы же не миллионер какой-нибудь, семья - восемь человек.

Туту-ханум знает, что муж взял из портфеля сотенную и та сейчас под скатертью. Не исключено, что это известно и Мурсалу, хотя он действительно пришел в этот дом не за деньгами. Совсем не за деньгами. Он каждый раз надеется, что профессор не заведет этот разговор.

Сто рублей - что за деньги. В конце концов, если уж не хочет оставаться в долгу, чаю привез бы, конфет каких-нибудь... Вроде гостинец. Но профессор так никогда не делает, и самое удивительное, что Мурсал всегда находит ему оправдание.

- Прошу вас, профессор, не ставьте меня в нелепое положение.

- Ты за меня деньги вносил? За арык? Вносил?

- Вносил. Ну и что? Это же уважение. Долг наш.

- А мой долг - вернуть тебе эти деньги. - Профессор достает из-под скатерти сотенную. - Так что будь любезен, возьми. Остается мечеть, но на нее, как ты понимаешь, я не дам ни копейки. Заботиться о сохранении очагов мракобесия не входит в мои планы.

... Белолицую девочку в коротком платьице и белых-пребелых трусиках звали Беневша - Фиалка, а вдоль бузбулакских арыков каждую весну полным-полно фиалок. И солнце фиалкового цвета встает по утрам из-за гор. Вечером на краю неба светятся фиалкового цвета облака... Девочка-Фиалка приезжала и уезжала, а все вокруг оставалось таким же фиалковым.