Вячеслав Софронов - Кучум (Книга 3)

-- Воистину... Выходит, готов и к часу урочному, и к часу неурочному. То хорошо... Веди, показывай крепость свою.

-- Не ведаю, что ты, государь, крепостью называешь. Укрепляя дух свой яко твердыню, угодно Господу, дабы и стены крепкие супротив ворогов земли русской стояли.

Они прошли сквозь строй стрельцов и теперь их окружала монастырская братия, которых, Иван Васильевич прикинул быстро в уме, было никак не менее сотни. Столько же как и у него охраны. Только эти стояли безоружные. Однако, кто его знает, сколько сокрыто внутри стен. Стены... Стены... Звучало в голове. Глянув на лица затворников, он ощутил легкую неприязнь, плохо скрываемую и готовую прорваться в любой момент. Он поежился зябко и, когда миновали иноков, спросил игумена:

-- В баньку попариться не сводишь, святой отец? Замерз я чего-то.

-- Баня не топлена, -- сухо отозвался тот, глядя куда-то в сторону, -но коль прикажешь...

-- Ладно, чего там. Ото! -- Остановился он, увидев стоявшие на стенах пушки. -- Много их у тебя?

-- Не больше дюжины, -- игумен отвечал негромко, смотря в землю.

-- Всего, говоришь?! -- Иван Васильевич вновь почувствовал, как ярость переполняет его и кровь едва не закипает, ударяя в виски. Его все выводило из себя: и спокойный, с достоинством голос игумена, и богатое убранство храмов, золотом покрытые кресты, стены, большое число иноков, которые все как на подбор были рослые, плечистые -- воины, а не монахи. Теперь же, увидев пушки, о которых он прежде и не знал, он окончательно утратил контроль над собой и зло, брызгая старцу в лицо слюной, выкрикнул: -- Как смел без моего ведома пушки те завесть?

-- Главное, что есть они, -- тем же ровным голосом ответил Корнилий.

-- А с изменниками тоже переписку тайно от меня ведешь?!

-- Со многой братией переписку ведем...

-- А Курбского, изменника и наветника, тоже братией считаешь?! Он же к тебе исповедываться наезжал! Не ты ли и присоветовал ему переметнуться, бежать от царя законного?!

-- На небесах царь наш...

-- Не торопись! На земле пока стоишь. И земной царь перед тобой. На колени! Кайся! Ну... -- Иван Васильевич угрожающе поднял посох. Он не замечал застывшей сзади толпы монахов, не видел, как стрельцы едва сдерживают их, выставив вперед пищали, не видел стоявшего в нескольких шагах с перекошенным от ужаса лицом сына Ивана. Он пытался поймать взгляд непокорного старца, но тот смотрел куда-то мимо него, словно видел нечто более важное, глубинное. -- На колени!!! -- уже не сдерживая крика, затрясся в припадке Иван Васильевич, и с монастырских стен поднялась стая громко орущих галок, испугавшаяся царских воплей. "И они против меня", -- мелькнуло в воспаленном царском мозгу и, не помня себя, он ударил острием посоха игумена.

Тот медленно начал опускаться на колени, нащупывая одной рукой землю, а другую с крестом прижимая к ране на груди.

-- От земного царя предпослан к Небесному в вечное жилище... -- тихо прошептал он и упал на землю, не разжимая руки с крестом.

И будто слабое сияние озарило его голову, источая неземной свет, показалось в испуге инокам. Но царь не видел и не слышал ничего, стремительно направившись скорым шагом обратно к воротам.

БЛАЖЕНСТВО РАТУЮЩИХ

Василий Ермак нагнал обозы русской армии, когда она уже подходила к окрестностям Ревеля, которым управляли шведы. Он сразу оценил важность этого города, запиравшего выход к морю и подчинявшего себе все побережье залива. Мощные стены, башни вызывали невольное уважение и не верилось, что хоть одно пушечное ядро может проломить их.

Последнюю неделю Ермак ехал вместе с небольшим отрядом русских дворян, так же как он, постегавших от главных воинских сил, и теперь отчаянно пытавшихся нагнать своих, чтоб не быть объявленными изменниками и предателями. Двое из них были братьями Мезецкими и неплохо знали князя Федора Барятинского, Алексея Репнина и Петра Колычева.

-- С Алешкой Репниным мы под Венден ходили. Добрый рубака, не побежит с боя, -- широко разулыбался старший из братьев, Василий.

-- А мы с Петром Колычевым под Могилевым с ляхами рубились. Только не выгорело дело тогда. Потеснили нас ляхи. Татары, что у нас на левой руке стояли, в бега ударились. Вот и обошли нас ляхи; А так бы... -- сыпал словами младший Дмитрий.

-- Как они, ляхи, в бою? -- спросил осторожно Ермак. -- Не имел с ними дела пока.

-- Еще насмотришься, пообвыкнешься. Оне особо воюют. Не то, что те же крымчаки. Стоят плотно, строем. Конница не скопом идет, как наши или татары, а опять е по сотням голова в голову. И отходят в случае чего осторожно: одни прикрывают, а другие пятятся, огрызаются. По науке воюют...

-- Это как? -- переспросил Ермак.

-- По книжному, значит. Как в древних книгах еще со времен Александра Великого прописано. А там всякие случаи разбираются, советы даются. Читал я одну такую. Умная книга, -- пояснял словоохотливый Дмитрий Мезецкий.

-- Скажем, у тебя есть пять сотен конников и пять сотен стрельцов пеших. Как ты их построишь перед боем? -- спросил с усмешкой старший Василий.

-- Ну, как ... -- Ермак чуть подумал, представил себе огромную поляну и себя со своими сотнями, противника, стоящего на противоположной стороне, продолжил. -- Конница пойдет вперед, врубится, а пехота следом бежит, помогает.

-- Этот случай у тебя может с крымцами, с ногаями и пройдет, а вообще конницу всегда на самый конец береги, терпи сколь сможешь. Против ляхов или свеев завсегда стрельцов запускай. Пусть они из пищалей их пощиплют малость, с места сколыхнут. Про пушки опять же не забывай, поставь их по краям. В них сила великая, но одна беда -- заряжают больно медленно. Против крепостей они, пушки, всем хороши. А в поле... -- э-э-э, горе одно. Пока наведут, зарядят... Враг уже перед носом, а пушкарь только фитиль подносит.

-- Ляхи те на пушкарей всегда конницу и пускают. Р-р-раз и порубили всех. Так что бросать одних пушкарей никак нельзя. Стрельцами опять же прикрывать нужно.

-- Выходит, стрельцы сильней конницы? -- С удивлением смотрел на братьев Ермак, который впервые слышал подобные рассуждения.

-- Опять же, когда и супротив кого. Слыхал, поди, как против крымцев воевода-князь Михаил Иванович Воротынский гуляй-город выставил?

-- Слыхал малость, -- Ермак припоминал отрывочные рассказы про большое сражение на другой год после московского пожара на берегу речки Лопасни. Сам он тогда был на Волге в казачьей станице. Но и туда докатились слухи о поражении крымцев.

-- Гуляй-город за одну ночь посошными мужиками рубится. И стоять ему день-два, не боле. Зато от татарских стрел, сабель лучше не придумаешь. А стрельцы из-за стен знай себе палят, валят татар.

-- Да-а-а, -- подвел заключение разговору Василий Мезецкий, -- все от воеводы зависит. Как он распорядится, силы расставит, так и бой пойдет.