Ирина Соковня - Пора влюбиться !

"Все-таки человек очень слабое существо: все про себя понимает, а заставить организм не включаться в переживания не может. Ну, вот почему пить захотелось? Подумаешь - посмотрел!" - Молча побранила себя Ника и быстро разрезала очередной лист бумаги.

Работа оказалась в общем весьма утомительной, потому, когда подошло время, простившись с девушками, Ника и Гриша пошли к метро неторопливо. Отдыхали. Молча. Почему-то вдруг трудно стало говорить, вроде какая-то стенка прозрачная выросла. Ника ни о чем не думала, просто лужи мерила. А о чем Гриша думал она не знала, да и знать не хотела - боялась, вдруг что-то не то?

В метро, среди людей, стенка пропала. Договорились о встрече в воскресенье. В субботу Ника должна была поехать с семьей и Туровыми к бабушке.

Ника помнила, что Мишка ждет её на углу в полвосьмого, но задержалась минут на пять дольше условленного срока. Замешкались они с Гришей в самый последний момент. Ему надо было ехать в метро дальше, но он вышел с Никой и сказал, что доберется на автобусе. Поднялись наверх. Она проводила его до остановки, категорически возразив против того, чтобы он довел её до подъезда - из окон кухни подъезд просматривался. Замаячил на горизонте нужный номер, Гриша повернулся к Нике, сделал из её волос традиционные "рожки", натянул на них капюшон и, махнув на прощание, прыгнул в автобус.

Она тоже махнула и понеслась навстречу с верным, терпеливым другом Туровым.

В тот момент, когда отец прикладывал палец к губам, Ника и Мишка уже добрались до квартиры и Туров тянул руку к кнопочке звонка. Он не спросил у Ники, где она была, только напомнил на всякий случай, что они втроем - он, Лера и сама Ника клеили стенд. И описал этот стенд. В другой бы раз Ника без труда вычла из трех один, себя то есть и отметила бы, что Туров клеил стенд вдвоем с Лушиной, но сейчас ей было не до чужой личной жизни. Эта чужая жизнь просто перестала существовать. Была наконец своя. И эта своя очень нравилась.

Необычная, полная тайн и романтики жизнь и, будь эта жизнь чужой, Ника бы ей завидовала.

Еще бы рядом с ней не какой-нибудь рядовой одноклассник, а взрослый, серьезный, очень интересный человек. А ещё он красивый и добрый. И раз он с ней, значит и она сама не так уж проста, как думают некоторые. И наверное не так уж некрасива, как ей самой кажется. Фигура, фигура! Изменится фигура! А с лицом порядок - она же видела, как он смотрит!

И не маленькая уже, как родственники считают.

Да, мама - папа! У вас не только Сережка на пять сантиметров вырос, у вас и Нина выросла. Причем её рост сантиметрами не ограничивается. Так то...

Примерно такие мысли бродили у Ники в голове, пока она рассеянно слушала Мишку.

Покивав в ответ, она, однако, и на сей раз Турову ничего рассказывать не стала. Зачем зря нагружать человека своими личными переживаниями, пусть себе радуется тому, что у него есть.

С этим и явились.

Поужинали на удивление быстро, кинули на пальцах кому первому идти в душ и улеглись спать раньше родителей и младших, смотревших новый фильм на видео.

О звонке Зои Сергеевны никто не обмолвился и никакой угрозы в зловещем сочетании "пятница, тринадцатое", кажется и не было.

Ника заснула сразу. Зато Мишка решил почитать. Отличный детектив попался, писателя Бориса Акунина "Пелагея и белый бульдог". Страшный. Когда Сережка явился спать, его гость ещё бодрствовал, проникая вглубь запутанной детективной интриги.

Сережка обрадовался, что тот не спит. О звонке классного руководителя отец не велел говорить Нике, но про Турова ничего сказано не было. И он поделился.

Сон у Мишки пропал вовсе. Туров решил читать до упора, пока все не заснут, а потом принять некоторые меры.

Где-то среди ночи Ника почувствовала, что её подталкивают. Сначала подумала, что Журка. Но потом в полусне сообразила, что вряд ли Журка, хоть и умный щенок, может сказать: "Одевайся, пили на кухню, поговорить надо."

Закрыли дверь, чтобы никого не разбудить, налили чайку. Тут за чашками Мишка все сведенья про звоночек и выложил.

Ника чуть в обморок не упала. Но потом собралась, отдышалась и рассказала колясочному другу про Зяблова, про первую прогулку, про больницу. И про вторник, когда ножками пошли от "Булочной" и про пятницу, про тринадцатое. Мишка слушал, не перебивал. Вылепил из хлеба человечка, съел его и сказал:

Ладно, пошли спать, разберемся.

И они разошлись по комнатам.

Подслушивать нехорошо, но что делать...?

В субботу пришлось сохранять спокойствие - всей командой ездили к бабушке. Было заметно, как мучается Надя от желания протрепаться, однако Ника и виду не подала.

Вернулись поздно. Часов в десять, когда пили последний чай в кухне, позвонил телефон. Ника первая успела схватить переносную трубку и убежала к себе.

Гриша звонил. Сказал, что его сегодня ночным поездом отправляют в Питер за дополнительными документами. Вернется он только во вторник утром и весь день будет занят под завязку. Самолет в среду в десять тридцать.

В Шереметьево два нужно быть за два часа до вылета, в восемь тридцать. Сможешь проводить? - Как-то неуверенно, с робкой надеждой спросил он.

Да! - Твердо ответила Ника, абсолютно не представляя, как в создавшейся ситуации она прогуляет школу, как слиняет из дома в семь утра-до Шереметьева ей быстрее, чем за полтора часа не добраться, и вообще ничего не представляя кроме того, что она должна проститься с человеком, который уезжает на два месяца. Причем в Африку!

И только попробуйте ей кто-нибудь помешать!

Ника положила трубку, взглянула на себя в зеркало, поправила волосы и с улыбкой появилась в кухне. Все молча смотрели на нее.

Мишк, тебе от Муськи привет. У неё чего-то горло болит, сказала может в понедельник не придет.

Ты тока её навещать не ходи, а то вдруг ангина, заразишься, - Туров сразу понял, что это не Муська, но решил помочь держать оборону.

Ладно, не пойду, - кивнула Ника, думая о том, что нужно будет завтра позвонить подруге и поставить её в известность о внезапном недомогании. А то ещё заявится здоровенькая.

Легли спать. Утром вернулись Туровы старшие и ребята вместе с Таксиком отбыли домой, а Сережка пошел гулять.

Вот тут Нику и прорвало.

С плохо скрываемым гневом дочь начала спрашивать у родителей, где и в чем она так провинилась, что ей перестали доверять, напомнила, что у неё уже почти год, как есть паспорт, что она совершенно взрослый человек, который даже в состоянии заработать себе на хлеб (тут мать не выдержала и заплакала,) и что она не понимает, почему должна узнавать о всяких поганых звонках на стороне.

Разворот событий был неожиданный. Отец строго цикнул, обнял мать и попросил дочь замолчать.

Ника осеклась, поняв, что где-то и вправду перегнула палку. Покраснела, замолчала и потупилась.