Артём Веселый - Россия, кровью умытая (сборник)

Выехав за город, Павел, заглотнув полную грудь морозного ветра, тряхнул поводьями и забарабанил пятками в ребра лошадёхи. Вдали, на стеклянной крыше депо, горячими искрами вспыхивало солнце.

По излучинам дороги полз, похожий на коленчатого удава, длиннейший обоз, груженный шкафами, диванами и разным хламом; брели кучки дезертиров караульного батальона; шел и останавливался и снова шел слесарь с паровой мельницы Сафронов. Жена обрывала с него патронташи, ремни и за рукав тянула назад:

– Вояка тоже нашелся… Черт их тут разберет… Пискунов-то полна изба… Айда-ка, айда домой.

– Люди…

– Люди топиться пойдут, и ты за ними?

– Отвяжись, дура, а то вот шарарахну наотмашь, и покатишься… – Увидав председателя укома, Сафронов подтянулся и зашагал бодрее. – Здорово, товарищ Гребенщиков.

– Здравствуй.

– Дралала?

– Похоже на это…

– Я вот, значит, тоже… А Дунька наседает, возьми ты ее за рупь за двадцать. – Затвор из винтовки Сафронов уже потерял.

Павел обогнал обоз.

На вокзальном дворе его встретил Климов.

– Что в городе?

– Город сдан. Шуруешь?

– Шуруем помаленьку. – Климов рукавом отер вспотевшее лицо. – С утра отправил четыре маршрута. Восемь тысяч мешков еще на колесах стоят и остаток грузим, да побаиваюсь, время хватило бы – народу у меня мало, паровозов нет… Город-то?.. Вот так штука! Ведь я тут со вчерашнего вечера канителюсь и ничего не знаю… Где Капустин с отрядом? Где наша хваленая дружина?

Павел прихлестнул лошадь к коновязи.

– Капустин с отрядом и дружиною, думаю, засел в кирпичных заводах. Может быть, сегодня же он захватит город обратно, хотя вряд ли… Много у тебя осталось хлеба?

– Тысяч под семьдесят пудиков, считай, два полных состава… Вагонов у меня хватит, а паровозов – ни одного…

Побежали к начальнику станции. Тот любезно встретил их в своем убогом, уклеенном обязательными постановлениями, кабинетике.

– Прошу садиться.

– Нам сидеть некогда, – сказал Павел и выдернул из кобуры наган. – Нужны два паровоза.

– Звоню, вызываю, не отвечают… С удовольствием бы, верьте слову…

– Хоть из-под земли вырой, а выкати нам пару паровозов, иначе ты из этого кабинета не выйдешь.

Начальник сразу вспотел и сдвинул на затылок красную с кантом фуражку:

– Сейчас отправляю последний маршрут с эвакимуществом… Ни на станции, ни в депо не остается ни одного паровоза, даю честное, благородное…

– Какое там, к черту, эвакимущество? Задержать! Нам хлеб важнее!

– Не могу-с… Я человек подчиненный.

– От имени ревкома приказываю немедленно перебросить паровоз под хлебный состав.

– Не могу-с.

Оборвав разговор, вдвоем выбежали на перрон.

На подъездном пути был выстроен состав, готовый к отправке: вереница открытых платформ завалена мотками колючей проволоки, строевым лесом и тюками прессованного сена, а теплушки под самые крыши были забиты мягкой мебелью, театральными декорациями, зеркалами и какими-то плюшевыми людями.

Пока Климов объяснялся с машинистом, Павел, от неумения в кровь сбивая руки, развертывал сцепку.

Паровоз был переброшен на третий путь к хлебным вагонам.

– Ты, Климов, езжай, проводи.

– А зачем? Машинист – мужик свой.

– Все-таки… Мало ли чего…

– А ты?

– Догоню. Езжай.

– Мне все равно, – сопя сказал Климов и полез в паровозную будку.

Хлебный маршрут как бы нехотя двинулся, тяжело раскачиваясь и лязгая буферами.

У товарного лабаза на разостланные брезенты бунтом были накиданы мешки. Редкой цепочкой бегало с десяток мельничных крюшников и несколько деповских мастеровых. Под ногами хрустело разбрыленное зерно, а в стороне в козла были составлены винтовки работающих.

– Остатки дошибаете? – подошел Павел. – Надолго хватит?

– Тут делов до ночи не переделать, – на ходу отозвался котельщик Сальников, – ты, Гребенщиков, кого-нибудь на подмогу нам подкинул бы… Одним нам не управиться… Наутро загорелось, с утра бегаем без отверту. А тут, не ровен час, и чапаны налетят.

– Поищу вам подмогу. – Павел побежал по порядку теплушек с эвакимуществом и принялся колотить в наглухо захлопнутые двери рукояткой нагана: – Вылеза-а-ай на погрузку зерна… Перестреляю, курвы!

Из теплушек, бормоча какие-то объяснения, выпрыгивали плюшевые люди и шли к лабазу.

– Нельзя же так, товарищ Павел, – подскочил возглавляющий эвакуационную комиссию Ефим, – у меня есть и больные, и старики, и жены ответственных…

– Ну?

– Мне-то, по крайней мере, что делать?

– Таскай мешки.

– Странно… – Ссутулившись, Ефим зашагал к лабазу.

Работа пошла веселее.

Мешками с зерном набивали вагон за вагоном.

На руках вагоны откатывали на второй путь, где сцепщики вязали их цепями.

На крыше вокзала – наблюдательный пункт, туда с большой охотой полез подвернувшийся на глаза Сафронов.

Плачущая жена не отставала от него ни на шаг и под многий смех, придерживая раздувавшиеся на ветру юбки, по зыблющейся железной лестнице ударилась за ним.

В сторону города, на разведку, были посланы двое.

Неожиданно за семафором укнул паровоз.

Забегали, закричали, и не успела еще разгореться паника, как к перрону подкатил смешанный поезд, набитый отпускными солдатами, мешочниками и дезертирами с Восточного фронта… Выскакивали из вагонов и, размахивая котелками, мчались за кипятком, в собиравшихся тут и там кучах с азартом рассказывали о нападениях на поезд, о перестрелках с кем-то и о последних ценах на муку и масло.

Прибывший паровоз оторвался от своего состава и набирал воду на втором пути.

– Заберем, – негромко сказал Павел котельщику Сальникову, указывая на паровоз, – немного попятить, пристегнуть к своим вагонам и – аминь.

– А эти… пассажиры?

– Хрен с ними… Которые убегут, которые на крыши посадятся… Пойдем-ка разнюхаем.

– Попытать можно… Эй, работнички чертовы! – крикнул он крюшникам. – Шабаш! Забирай винтовки, шагай за нами.

Вдесятером они подошли к паровозу… Тендер был полон, вода хлестала через край.

Сальников запер воду и отвернул железный хобот, а Павел, заглянув в паровозную будку, ахнул:

– Убежал, пес!

– Кто?

– Машинист сбежал.

Еще двое влезли в паровозную будку.

– Вот так клюква!

– Чего-нибудь надо выдумывать…

– Выдумывай не выдумывай – на себе не повезешь.

– Понимающего человека найти бы…

– Где его, неположенного, найдешь?

– Дело труба.

– Ну-ка, погляжу, – протискался вперед Сальников, трогая медные рычажки, – молодой был, в помощниках ведь с год ездил, да перезабыл все, шут ее дери…

– А может быть, в поселке машиниста поискать? – предложил весовщик Паранин.

– Времени нет.

– Я живо смотаюсь.