Александр Солженицын - Пресс-конференция в Мадриде

Александр СОЛЖЕНИЦЫН

ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ В МАДРИДЕ

20 марта 1976

Кто Солженицын: автор-свидетель или только писатель?

По русской писательской традиции почти невозможно, чтобы в России писатель был только писателем. Все писатели XIX и XX века, или почти все, или, скажем, основные литературные течения - были всегда тесно связаны с общественной жизнью страны. Ни раньше в России, ни нынче в Советском Союзе (уже в другом смысле) писатель не мог и не может закрыть глаза на действительность и стать исключительно литератором.

С другой стороны, что следует разуметь, когда говорят "исключительно литератор"? У каждого пишущего есть свой собственный метод, и он не должен ему изменять. Я приведу как пример "Архипелаг ГУЛаг". Речь идёт об исследовании тюремной системы и системы концентрационных лагерей в Советском Союзе. Я определил жанр этого произведения как "опыт художественного исследования".

В условиях, господствующих на сегодняшний день в Советском Союзе, не может быть осуществлено научное исследование этой темы, и, конечно, никогда не сможет быть. Оттого что все документы, во всяком случае бoльшая их часть, как и большинство свидетелей, были уничтожены. По той же причине никогда не будет опубликовано полное и строго научное исследование, со всеми статистическими данными.

С другой же стороны, художественное исследование, как и вообще художественный метод познания действительности, даёт возможности, которых не может дать наука. Известно, что интуиция обеспечивает так называемый "тоннельный эффект", другими словами, интуиция проникает в действительность как тоннель в гору. В литературе так всегда было.

Когда я работал над "Архипелагом ГУЛагом", именно этот принцип послужил мне основанием для возведения здания там, где не смогла бы этого сделать наука. Я собрал существующие документы. Обследовал свидетельства двухсот двадцати семи человек. К этому нужно прибавить мой собственный опыт в концентрационных лагерях и опыт моих товарищей и друзей, с которыми я был в заключении. Там, где науке недостаёт статистических данных, таблиц и документов, художественный метод позволяет сделать обобщение на основе частных случаев. С этой точки зрения художественное исследование не только не подменяет собой научного, но и превосходит его по своим возможностям.

Не чрезмерно ли вы как лауреат Нобелевской премии по литературе говорите о политике? По крайней мере, так это произошло сегодня на испанском телевидении.

Я повторю некоторые мысли, высказанные перед телевидением, и вы увидите, что тон не был политическим.

Политическая точка зрения всегда состоит в следующем: правые, левые; правые, левые. Всё в одном плане. Однако духовная суть вопроса всегда объёмна. У неё есть высота, глубина, ширина.

В моём выступлении мне хотелось показать, что наш сегодняшний кризис, кризис человечества, не является политическим в абсолютном смысле. Даже противопоставление "Восток - Запад" относительно. Если глубоко поразмыслить, то оба общества не так уже различны. Они страдают одним заболеванием: недугом материализма, недостатком моральной высоты. Именно отсутствие моральной высоты привело к тому, что чётко обозначилась такая ужасная диктатура, как советская, и столь ненасытное потребительское общество, как западное. С одной стороны - тоталитарный социализм; с другой - безразличие к страданиям и несчастью других.

Несколько сот лет назад человечество совершило большой поворот от Средних Веков к Новому Времени. Это был протест против обеднения нашей материальной природы, перемена направления к эпохе Возрождения. Но человечество на этом не остановилось. Постепенно оно всё больше вгрызалось в материю, всё больше пренебрегая духовностью. Сегодня мы очевидцы всеобщего триумфа материальности, наряду с принижением духовной жизни. Картина теперешнего мира мне представляется ужасной. Я думаю, что если человечеству не суждено погибнуть, то оно должно восстановить правильное отношение к ценностям. Иначе говоря, духовные ценности должны снова возобладать над ценностями материальными.

Это не значит, что следует вернуться назад к Средним Векам. Всякое развитие со временем обогащается. Речь идёт о новых горизонтах. Так мне кажется.

Если сущность проблем Востока и Запада одинакова, то почему вы предпочли общество потребления тому, которое вы называете бесчеловечным, в Советском Союзе?

Прежде всего, я не говорил, что сущность одинакова. Я никогда не приравняю тоталитаризм, в условиях которого не разрешается думать и подавляется жизнь личности, к свободным обществам Запада. Я сказал, что если проанализировать глубоко, то окажется, что оба общества, будучи совершенно различными, страдают одним недугом, поразившим человеческое начало: утратой духовных основ.

Это во-первых. Во-вторых, я не выбирал. Я жил в том обществе. Боролся за его изменение. Меня арестовали, и восемь человек грубо бросили меня в самолёт, который приземлился во Франкфурте-на-Майне. Слово "предпочёл" может прилагаться к тем, кто идёт по собственной воле.

Испанцы на протяжении своей истории знали множество периодов эмиграции. У нас тоже есть большой опыт эмигрантской жизни. Наши эмигранты писали, что разлука с родиной сказывается на художественном творчестве, на творческой жизни. Сложилось ли у вас подобное мнение?

Я думаю, что эмигрант и высланный, или вырванный из почвы, - различные понятия. Эмигрант, решивший оставить свою родину, как бы разрушает собственной волей свою сущность. Высланный же, или вырванный из почвы, отвергает такой духовный исход. Он разлучён физически, но не духовно. Им удалось бросить за пределы родины моё тело, но не мой дух, не душу.

Сегодня меня спросили, почему я живу в Швейцарии. Я живу не в Швейцарии. Я живу в России. Все мои интересы, всё мне близкое - в России. Если бы я был моложе, если бы мне было, скажем, тридцать лет, длительная разлука с родиной могла бы, действительно, повредить и разрушить связи, существующие между моим творчеством и его источниками. Но в пятьдесят семь лет у меня накопился настолько большой опыт, что передо мной не проблема сбора материала, а проблема записать уже приготовленное, прежде чем кончится моя жизнь.

Продолжите ли вы работу над "Августом Четырнадцатого"?

Практически, вот уже сорок лет, начиная с 1936 года, я работаю над моей главной темой - историей русской революции. Если я прерывал эту тему, то не потому что мне хотелось заняться чем-то другим, а потому что жизнь меня бросала с места на место: то война, то тюрьма, то рак, то после появления "Ивана Денисовича" я стал получать со всей страны материалы, касающиеся концентрационных лагерей. Мне точно приходилось прыгать через самого себя, чтобы вернуться к своей главной теме. Теперь я только ею и занимаюсь, историей русской революции.