Федор Сологуб - Том 1. Тяжёлые сны

– А я – Пака, – сказал пленник и протянул братьям вниз руку, маленькую и беленькую.

Они пожали его руку и опять засмеялись.

– Вы что же все смеетесь? – спросил Пака.

– А то разве плакать? – ответил вопросом Антошка.

– А что это значит – Пака? что за имя? – спросил маленький Лешка.

– Я – принц, – повторил Пака, – если бы я был простой мальчик, то меня звали бы Павлом.

– Вот оно что! – протянул Лешка.

Мальчики замолчали и глядели друг на друга. Пака рассматривал их с любопытством и завистью.

Левка – мальчик лет двенадцати, рыжеватый, коротко остриженный, с веселыми и добрыми глазами и мягкими губами. Лицо кое-где в веснушках. Нос широковатый и слегка вздернутый. Милый малый. Антошка лет десяти и Лешка лет девяти повторяли старшего брата довольно близко, только были еще понежнее и подобрее на вид. Антошка, улыбаясь, легонечко щурился и смотрел очень внимательно на собеседника. У Лешки глаза были широко открытые, с привычным выражением удивления и любопытства. Все они старались казаться молодцами и для того летом постоянно ходили босые, устроили в лесу нору и там варили и пекли себе пищу.

Пака вздохнул легонечко и тихонько сказал:

– Счастливые вы. Ходите на свободе. А я-то сижу в плену.

– Как же ты в плен попал? – спросил Лешка, любопытными широкими глазами глядя на Паку.

– Да уж и сам не знаю, – отвечал Пака. – Мы раньше с мамочкой жили в замке. Было очень весело. Но злая фея, наша дальняя родственница, рассердилась на мамочку за то, что мамочка не пригласила ее на мои крестины, – и вот однажды ночью унесла меня на ковре-самолете, когда я спал, и потом сама обернулась мамочкой. Но она не мамочка. А я в плену.

– Ишь ты, какая злая ведьма, – сказал Антошка. – Она тебя бьет?

Пака покраснел.

– О, нет, – сказал он, – как можно! И она не ведьма, а злая фея. Но только она очень воспитанная фея и никогда не забывается. Нет, меня не бьют, – как можно! – повторил Пака, вздрагивая худенькими плечиками при мысли о том, что его могли бы побить. – Но только меня стерегут, mademoiselle и студент.

– Аргусы? – спросил Левка.

– Да, аргусы, – повторил Пака. – Два аргуса, – повторил он еще раз, улыбаясь, потому что ему понравилось это слово, и он мог теперь объединить им и mademoiselle и студента.

– И не пускают никогда в поле? – спросил Лешка и с горестным сочувствием смотрел на Паку.

– Нет, одного не пускают, – сказал Пака.

– А ты бы сам вырвался, да и махни-драла, – посоветовал Антошка.

– Нет, – сказал Пака, – нельзя мне махни-драла, – аргусы сейчас увидят и воротят.

– Плохо твое дело, – молвил Левка. – Да мы тебя освободим.

– О! – с недоверием и восторгом воскликнул Пака, складывая молитвенно руки.

– Ей-богу, освободим, – повторил Антошка.

– А пока прощай, нам некогда, – сказал Левка.

И мальчики простились с Пакою и ушли, – побежали, быстро-быстро, по узкой дорожке, – скрылись за кустами. Пака смотрел за ними, и неясные надежды волновали его, и мечты о далекой мамочке, которая ищет Паку и не может найти, и плачет неутешно, потому что нет с нею милого Пакочки.

Братья, уходя, говорили о Паке.

– Посмотреть бы на эту злую фею, – сказал Лешка, – какая она такая.

– Фея! Просто ведьма, – поправил Антошка.

– Конечно, ведьма, – подтвердил Левка.

– Как же его освободить? – спросил Лешка.

Маленькому любопытному Лешке весь мир представлялся с вопросительной стороны. Лешка обо всем любопытствовал, ко всем приставал с вопросами и всякому ответу простодушно верил.

Антошка любил фантазировать и сочинять более или менее смелые проекты. А Левка, как старший, одобрял или отвергал эти предположения, и братья беспрекословно подчинялись его решениям. Антошка сказал:

– Против ведьмы слово надо знать.

– А какое слово? – быстро спросил Лешка.

Мальчики призадумались и несколько минут шагали молча. Вдруг Антошка крикнул:

– А я знаю.

– Ну? – спросил Левка и недоверчиво глянул на Антошку.

Антошка, слегка смущаясь под уставленными на него взорами обоих братьев, сказал:

– Я думаю, мужики это слово знают. У них в деревнях много колдунов. И они все, деревенские мужики и бабы, друг на друга часто сердятся, портят один другого, а чтобы их самих порча не брала, так они очень часто такие слова непонятные говорят, – про мать вспомнит и такое слово произнесет.

Левка подумал немного и сказал:

– Пожалуй, что и так. Это у них крылатые слова.

На другое утро три мальчика, возясь у речки, все посматривали на забор Пакиной дачи. Когда белокурая Пакина голова показалась над забором, – и видно было, что мальчик опять один на своей вышке, – мальчуганы забрали удочки и побежали вверх по дорожке.

– Здравствуй, пленник, – сказал Лешка.

– Пленный принц, – поправил Антошка.

– Принц Пака, маленький зевака, – сказал Левка.

Пака, сдержанно улыбаясь, пожимал их руки.

– Отчего же вы, краснокожие охотники, не наденете мокасины? – спросил он.

Мальчики засмеялись. Антошка сказал:

– А эти скороходы чем не хороши? Из собственной кожи. У нас на даче такое правило есть, чтобы диваны сапогами не пачкать, – так вот мы сапог и не надеваем.

– А мне бы не пройти босиком по песку, – сказал Пака.

– Где тебе! – молвил Левка. – У тебя скорлупа тоньше папиросной бумаги. Да мы к тебе по делу зашли. Мы хотим тебя освободить от злой феи. Понимаешь, разворожить. Ты скажи, когда это удобнее сделать.

Пака недоверчиво улыбнулся. Вчера, после первой радости надежд, когда вернулись к нему mademoiselle и студент и потом мама – злая фея, и весь домашний обиход надвинулся с его несокрушимым порядком, замок злой феи показался плененному Паке таким прочным, таким незыблемым, что сердце его тоскливо сжалось, и милая радостная надежда побледнела и тихо растаяла, как туман над ободнявшею долиной. И он сказал братьям:

– Да вы не сумеете.

– Нет, сумеем, – горячо ответил Лешка.

И Левка рассказал:

– Мы такие слова выучили. Нарочно в деревню сходили, самого старого колдуна отыскали, заплатили ему за науку и твердо выучили все слова, какие надо говорить.

– А какие это слова? – спросил Пака.

Левка свистнул. Антошка сказал:

– Тебе еще нельзя такие слова знать.

– Ты еще мал для этого, – сказал Лешка.

Левка сказал Паке:

– Ты нам расскажи, когда твоя ведьма будет дома, – ну, понимаешь, эта фея, у которой ты в плену, – поправился он, заметив недовольную при слове «ведьма» гримаску на Пакином лице. – Мы подойдем под окно, – продолжал Левка, – и скажем крылатые слова, – и сейчас все колдовство пропадет и ты освободишься.

– И мама вернется? – спросил Пака.

– Ну, уж там видно будет, – ответил Левка. – Конечно, если все ее колдовство пропадет, то, значит, ты опять будешь там, где она тебя взяла.