Федор Сологуб - Том 1. Тяжёлые сны

В это время из кабинета вышли Мотовилов и его гости. Мотовилов, вслушиваясь в слова Логина, обратился к нему с наставительной речью:

– Я должен вам сказать, Василий Маркович, что наш простой народ не понимает деликатного с ним обращения. Разве это – такие же люди, как мы? Вы ему одолжение делаете, даже благодеяние, а он принимает это за должное.

– Ах, это совершенно верно! Совершенная правда! – раздались сочувственные голоса.

Мотовилов продолжал:

– Я вообще думаю, что с этим народом нужны меры простые и быстрые. Позвольте рассказать вам по этому поводу факт, случившийся на днях. Живет у меня кухарка Марья, очень хорошая женщина. Правда, любит иногда выпить, – да ведь кто без слабостей? Один Бог без греха! Но, надо вам сказать, очень хорошая кухарка, и почтительная. Есть у нее сын Владимир. Держит она его строго, ну и мальчик он смирный, послушный, услужливый. Учится он в городском училище. Конечно, отчего не поучиться? Я держусь того мнения, что грамота, сама по себе, еще не вредна, если при этом добрые нравы. Ну-с, вот один раз стою я у окна и вижу: идет Владимир из школы, – а было уж довольно поздно. Ну там зашалился с товарищами, или был наказан, – не знаю. И вижу, другие мальчишки с ним. Вдруг, вижу, выскакивает из калитки Марья, прямо к сыну, и по щеке его бот! по другой бот! да за волосенки! Тут же на улице такую трепку задала, что любо-дорого.

Рассказ Мотовилова произвел на общество впечатление очень веселого и милого анекдота.

– Расчесала! – вкусно и сочно сказал Андозерский.

– Воображаю, – кричал казначей, – какая у него была рожа!

– Да-с, – продолжал Мотовилов, – тут же на улице, при товарищах, товарищи хохочут, а ему и больно и стыдно.

– Верх безобразия, – брезгливо сказал Логин, – эта таска на улице, и смех мальчишек, гадкий смех над товарищем, – какая подлая сцена!

Все неодобрительно и сурово посмотрели на Логина. Вкусова воскликнула:

– Вы уж слишком любите мальчиков!

– А по моему мнению, – сказал Мотовилов, – весьма нравственная сцена: мать наказала своего ребенка, – это хорошо, а смех исправляет. Зато он у нее по ниточке ходит.

Логин улыбнулся. Странная мысль пришла ему в голову: смотрел на полу седую бороду Мотовилова, и почти неодолимо тянуло встать и дернуть Мотовилова за седые кудри. Голова кружилась, и он с усилием отвернулся в другую сторону. Но глаза против воли обращались к Мотовилову, и глупая мысль, как наваждение, билась в мозгу и вызывала натянутую, бледную улыбку. И вдруг волна злобного чувства поднялась и захватила. Он вздохнул облегченно, глупая мысль утонула, унося с собою бледную, ненужную улыбку.

«Убить тебя – доброе дело было бы!» – подумал он. Его глаза загорелись сухим блеском. Резко сказал:

– Ваша теория имеет одно несомненное преимущество: это – последовательность.

– Очень рад, – иронически ответил Мотовилов, – что сумел угодить вам хоть в этом отношении.

В это время в дверях показалась Анна. Шелест ее светло-зеленого платья успокоил Логина.

«Как глупо, подумал он, – что я чувствую злобу! Негодовать на филинов, когда знаешь, что солнце все так же ярко!»

И отвечал Мотовилову спокойно и мягко:

– Нет, извините, мне вовсе не мила такая последовательность. Я привык чувствовать по-другому… У всякого свои мысли… Я не думаю переубедить…

– Совершенно верно, – сухо сказал Мотовилов. – У меня уж сивая борода, мне не под стать переучиваться.

После этого разговора общество окончательно убедилось в том, что отношения Логина к Лёне нечисты.

– Какое бесстыдство! – говорила потом Свежунова, когда Логин был в другой комнате. – Сам проговорился, что этот мальчишка доставляет ему у довольствие.

– Воображаю, – сказала Сазонова, – какое это удовольствие. Хорош гусь!

В компании мужчин – конечно, тоже в отсутствии Логина, – Биншток уверял, что уже давно известно, какие именно штуки проделывает Логин с мальчишкою и что ему, Бинштоку, это известно раньше всех и доподлинно: он сам-де это видел, то есть чуть-чуть не видел, почти совсем застал. По этому поводу Биншток рассказал, довольно некстати, как в Петербурге одна барыня завладела им на Невском проспекте и целую неделю пользовалась его услугами, а потом уплатила весьма добросовестно. Рассказ Бинштока вызвал общий восторг.

Подстрекаемый успехом Бинштока, Андозерский вдохновился и сочинил, что у Логина была очень молодая и очень красивая мать, весьма чувственная женщина.

– Ну, и вы понимаете?

Негодующие сплетники восклицали хором:

– Однако!

– Это уж слишком!

– Гадость какая!

– И вот, представьте, – продолжал фантазировать Андозерский, – один раз отец их застал!

– Вот так штука!

– Енондершиш, се тре мове!

– Воображаю!

– Положение хуже губернаторского!

– Мать – хлоп в обморок. Отец – пена у рта. А сын прехладнокровно: ни слова, или я выведу на чистую воду ваши шашни с моей сестрой! Ну, и отец сбердил, можете представить! – тихими стопами назад, а вечером жене брошку в презент, а сыну – ружье!

Раздался громкий хохот, посыпались восклицания:

– Вот так семейка!

– Ай да папенька!

– Переплет!

– Конечно, господа, – озабоченно сказал Андозерский, – это между нами.

– Ну, само собой!

Обед, шумный, веселый, для Логина тянулся скучно. Пили, ели, говорили пошлые глупости. Даже с Анною не пришлось говорить сегодня. Мотовилов обратился к Логину с вопросом:

– Ну, а что вы намерены, Василий Маркович, делать в последующее время с этим… как его… вашим воспитанником? Разговоры призатихли, ножи приостановились в руках обедающих, все повернули головы к Логину, и прислушивались к тому, что он скажет. Не успел приспособить голоса к внезапному затишью, и ответ прозвучал несоразмерно громко:

– Отдам в гимназию.

– В гимназию? – с удивленным видом переспросил Мотовилов.

Дамы засмеялись, мужчины улыбались насмешливо и изображали на своих лицах, что от него, мол, чего же и ожидать, как не глупостей. Мотовилов сделал строгое лицо и сказал:

– Ну, я должен вам заметить, что это едва ли вам удастся.

Логин удивился. Спросил:

– Это отчего?

– Да кто же его примет? Я первый против. И я уверен, что и почтенный Сергей Михайлович со мною согласен, не правда ли?

Павликовский апатично улыбнулся, молча наклонил голову. Логин сказал:

– Приготовится, выдержит экзамен, – за что ж его не принимать? В нашей гимназии не тесно.

– Гимназия не для мужиков, – возразил Мотовилов, – вы это напрасно изволите не принимать во внимание.

– И гимназия, и университет, – настаивал Логин, – для всех желающих.

Даже университет? – посмеиваясь, сказал Андозерский. – Нет, дружище, и так перепроизводство чувствуется, да еще мужичонков через университет протаскивать, – да они еще там будут стипендии выклянчивать. Ну, и конечно, с их мужицким трудолюбием…