Федор Сологуб - Том 2. Мелкий бес

Скоро вернулась Варвара, – еще Передонов кромсал остатки платья. Она подумала, что он пьян, и принялась ругаться. Передонов слушал долго и наконец сказал:

– Чего лаешься, дура! Ты, может быть, чорта в кармане носишь. Должен же я позаботиться, что тут делается.

Варвара опешила. Довольный произведенным впечатлением, он поспешил отыскать шапку и отправился играть на биллиарде. Варвара выбежала в переднюю и, пока Передонов надевал пальто, кричала:

– Это ты, может быть, чорта в кармане носишь, а у меня нет никакого чорта. Откуда я тебе чорта возьму? Разве по заказу из Голландии тебе выписать!

Молоденький чиновник Черепнин, тот самый, о котором рассказывала Вершина, что он подсматривал в окно, начал было, когда Вершина овдовела, ухаживать за нею. Вершина не прочь была бы выйти замуж второй раз, но Черепнин казался ей слишком ничтожным. Черепнин озлобился. Он с радостью поддался на уговоры Володина вымазать дегтем ворота у Вершиной.

Согласился, а потом раздумье взяло. А ну как поймают? Неловко, все же чиновник. Он решил переложить это дело на других. Затратив четвертак на подкуп двух подростков-сорванцов, он обещал им еще по пятиалтынному, если они устроят это, – и в одну темную ночь дело было сделано.

Если бы кто-нибудь в доме Вершиной открыл окно после полуночи, то он услышал бы на улице легкий шорох босых ног на мостках, тихий шопот, еще какие-то мягкие звуки, похожие на то, словно обметали забор; потом легкое звяканье, быстрый топот тех же ног, все быстрее и быстрее, далекий хохот, тревожный лай собак.

Но никто не открыл окна. А утром. Калитка, забор около сада и около двора были исполосованы желтовато-коричневыми следами от дегтя, На воротах дегтем написаны были грубые слова. Прохожие ахали и смеялись, разнеслась молва, приходили любопытные.

Вершина ходила быстро в саду, курила, улыбалась еще кривее обычного и бормотала сердитые слова. Марта не выходила из дому и горько плакала. Служанка Марья пыталась смыть деготь и злобно переругивалась с глазевшими, галдевшими и хохотавшими любопытными.

Черепнин в тот же день рассказал Володину, кто это сделал. Володин немедленно же передал это Передонову. Оба они знали этих мальчишек, которые славились дерзкими шалостями.

Передонов, отправляясь на биллиард, зашел к Вершиной. Было пасмурно. Вершина и Марта сидели в гостиной.

– У вас ворота замазали дегтем, – сказал Передонов.

Марта покраснела. Вершина торопливо рассказала, как они встали и увидели, что на их забор смеются, и как Марья отмывала забор. Передонов сказал:

– Я знаю, кто это сделал.

Вершина в недоумении смотрела на Передонова.

– Как же это вы узнали? – спросила она.

– Да уж узнал.

– Кто же, скажите, – сердито спросила Марта.

Она сделалась совсем некрасивою, потому что у нее были теперь злые заплаканные глаза с покрасневшими и распухшими веками. Передонов отвечал:

– Я скажу, конечно, для того и пришел. Этих мерзавцев надо проучить. Только вы должны обещать, что никому не скажете, от кого узнали.

– Да отчего же так, Ардальон Борисыч? – с удивлением спросила Вершина.

Передонов помолчал значительно, потом сказал в объяснение:

– Это такие озорники, что голову проломят, коли узнают, кто их выдал.

Вершина обещала молчать.

– И вы не говорите, что это я сказал, – обратился Передонов к Марте.

– Хорошо, я не скажу, – поспешно согласилась Марта, потому что хотелось поскорее узнать имена виновников.

Ей казалось, что их следовало подвергнуть мучительному и позорному наказанию.

– Нет, вы лучше побожитесь, – опасливо сказал Передонов.

– Ну вот ей-богу, никому не скажу, – уверяла Марта, – вы только скажите поскорей.

А за дверью подслушивал Владя. Он рад был, что догадался не входить в гостиную: его не заставят дать обещание, и он может сказать кому угодно. И он улыбался от радости, что так отомстит Передонову.

– Я вчера в первом часу возвращался домой по вашей улице, – рассказывал Передонов, – вдруг слышу, около ваших ворот кто-то возится. Я сначала думал, что воры. Думаю, как мне быть. Вдруг слышу, побежали, и прямо на меня. Я к стенке прижался, они меня не видали, а я их узнал. У одного мазилка, у другого ведерко. Известные мерзавцы, слесаря Авдеева сыновья. Бегут, и один другому говорит: недаром ночь провели, говорит, пятьдесят пять копеечек заработали. Я было хотел одного задержать да побоялся, что харю измажут, да и на мне новое пальто было.

Едва Передонов ушел, Вершина отправилась к исправнику с жалобою.

Исправник Миньчуков послал городового за Авдеевым и его сыновьями.

Мальчики пришли смело, они думали, что их подозревают по прежним шалостям. Авдеев, унылый, длинный старик, был, наоборот, вполне уверен, что его сыновья опять сделали какую-нибудь пакость. Исправник рассказал Авдееву, в чем обвиняются его сыновья. Авдеев промолвил:

– Нет с ними моего сладу. Что хотите, то с ними и делайте, а я уж руки об них обколотил.

– Это не наше дело, – решительно заявил старший, вихрастый, рыжий мальчик, Нил.

– На нас все валят, кто что ни сделает, – плаксиво сказал младший, такой же вихрастый, но белоголовый, Илья. – Что ж, раз нашалили, так теперь за все и отвечай.

Миньчуков сладко улыбнулся, покачал головою и сказал:

– А вы лучше признайтесь чистосердечно.

– Не в чем, – грубо сказал Нил.

– Не в чем? А пятьдесят пять копеек кто вам дал за работу, а?

И, видя по минутному замешательству мальчиков, что они виноваты, Миньчуков сказал Вершиной:

– Да уж видно, что они.

Мальчики стали снова запираться. Их отвели в чулан – сечь. Не стерпевши боли, они повинились. Но и признавшись, не хотели было говорить, от кого получили за это деньги.

– Сами затеяли.

Их секли по очереди, не торопясь, пока они не сказали, что подкупил их Черепнин. Мальчиков отдали отцу. Исправник сказал Вершиной:

– Ну вот, мы их наказали, то есть отец их наказал, а вы знаете, кто это вам сделал.

– Я этого Черепнину так не спущу, – говорила Вершина, – я на него в суд подам.

– Не советую, Наталья Афанасьевна, – кротко сказал Миньчуков, – лучше оставьте это.

– Как это спускать таким негодяям? да ни за что! – воскликнула Вершина.

– Главное, улик никаких, – спокойно сказал исправник.

– Как никаких, коли сами мальчики признались?

– Мало ли что признались, а перед судьей отопрутся, – там ведь их пороть не станут.

– Как же отопрутся? Городовые – свидетели, – сказала Вершина уже не так уверенно.

– Какие там свидетели? Коли шкуру драть с человека станут, так он во всем признается, чего и не было. Они, конечно, мерзавцы, им и досталось, ну а судом с них ничего не возьмете.

Миньчуков сладко улыбался и спокойно посматривал на Вершину.