Федор Сологуб - Том 2. Мелкий бес

– Говори, зачем ты уходил?

Готик сел на кровати и заплакал.

– Ничего я не знаю, – тихо и горестно сказал он.

Отец схватил Готика за плечи и сердито тряхнул.

– Нет, ты отвечай, – крикнул он. – Москва слезам не верит.

Готик встал. Судорожно зевнул. Принялся тереть глаза.

Не знал, что делать и что говорить. Было тяжело и тоскливо.

А отец допрашивал:

– Говори, где ты бегал?

– Я спал, – со слезами сказал Готик.

– А, спал! Ну, хорошо, сейчас мы увидим, как ты спал. Пойдем-ка, брат, в сад.

Потащили Готика в сад неодетого. Пошел и Лютик, кутаясь в одеяло.

– Вот здесь он бежал, я видела, – показывала Людмила Яковлевна. – Постойте, вот и следы его на дорожке. Готик, ставь ноги в след.

– И вовсе не мой след, – сказал Готик. – Громадные лапы. У меня таких никогда не было.

И в самом деле, следы не сходились. И отец, и мать были смущены.

– Приснилось, что ли, тебе? – сердито бормотал Александр Андреевич.

Лютик хохотал и прыгал, путаясь в длинных складках в своем одеяле.

Готик радостно смеялся.

«Не попался! не узнали! не поймали!» – радостно думал он.

– Чей же это, однако, след? – с недоумением говорил Александр Андреевич. – Ведь, значит, тут проходил кто-то.

Оглянулся на дом, смутно догадываясь. Из кухни выглядывала Настя.

– А она тут что делает? – шепотом спросил Александр Андреевич.

– Что вы, Настя, уже встали? – спросила Людмила Яковлевна. – Это не ее ли штуки? – тихо сказала она мужу.

Александр Андреевич посвистал.

– Понятно, это она бегала. Маскарад устроила.

– Идите-ка сюда, – позвала Людмила Яковлевна. – Чьи это здесь следы? Кто тут сейчас бежал?

Настя засмеялась.

– Да уж что, барыня, – сказала она, – видно, нечего скрывать. Я бегала в Готином костюмчике.

– А зачем вы маскарад такой устраивали?

– Да чтоб по соседству не приметили, да и от вас пряталась. А там на мосту у нас балы были, танцы, парни, девушки, очень весело.

– Ну, нам такой веселой прислуги не надо, – решил Александр Андреевич. – Утром расчет получите, да и с Богом.

Так это не Готик уходил к Селените, – это в его одежде бегала Настя. Как глупо!

Как жаль ночного, несбыточного сна!

Ночной милой жизни, и Селениты, и всего, чего нет и не было!

Все таинственное объяснилось так просто и пошло.

Готику стало тоскливо.

Он опять заплакал.

Отец взял его на руки и отнес в спальню, утешая обещанием купить велосипед.

А Лютику было смешно. Он дурачился и хохотал.

– Ну, спите, спите, дети! – сказал Александр Андреевич.

И все опять в своих спальнях.

Спать!

Прощай, иная, неведомая, тайная жизнь. Надо жить дневными скучными переживаниями и, когда придет ночь, спать бессмысленно и тяжело.

Сидели двое после обеда и разговаривали.

Так начинаются многие рассказы. Нет никакой причины не начать точно так же и этот рассказ.

Был ясный весенний день. Кабинет любезного хозяина в его городской квартире выходил окнами на шумную и людную улицу. Это не мешает заметить теперь же.

Хозяин был человек, давно и широко известный своею кипучею и успешною деятельностью. Гость его был во всех отношениях поплоше. Хозяина звали Георгий Алексеевич Радугин, гостя – Иван Иваныч Скворцов. Хозяин – инженер, гость – чиновник не из самых маленьких.

Хозяин сидел в кресле, слегка, но очень комфортабельно развалясь, и курил сигару очень дорогую и очень, на свежего человека, скверную. Был рад тому, что его сигара такая крепкая и такая вонючая и что от нее такой синий, медленно плывущий в воздухе, кружащий голову дым и такое резкое ощущение на языке. Гость посиживал на другом кресле, радостно ощущал приятную мягкость и удобную широкость кресла, покуривал сигару, данную гостеприимным хозяином, и с большим уважением поглядывал на хозяина. Сигара ему совсем не нравилась, – он предпочитал немецкие, дешевые и слащавые сигарки, свернутые, может быть, из новгородской капусты, но имеющие вид настоящих гаванских вонючек.

Такова ситуация. Разговор же состоял в том преимущественно, что гость удивлялся хозяину, хвалил его и льстил ему, а хозяин слегка хвастался, как человек, привыкнувший к тому, чтобы ему все удивлялись и чтобы его все хвалили.

Скворцов уже не в первый раз говорил:

– Как вы успеваете? Ей-богу, удивительно и даже поразительно, особенно в наш век, когда все жалуются и никто не хочет ничего делать. И как вы находите время на все ваши дела и предприятия? Право, можно подумать, что вы никогда не спите. Да что! Для другого и двадцати четырех часов в сутки было бы мало, чтобы все это сделать, – а вы как-то успеваете. Да еще везде бываете и всем интересуетесь. Ей-богу, поразительно.

Говорилось все это, конечно, довольно гнусным тенорком, почти фальцетом. Люди не слишком преуспевшие в жизни не имеют никаких оснований обладать другим голосом. Так бывает во всех рассказах, за исключением тех случаев, когда в расчеты автора входит поразить читателя контрастом, совершенно неожиданным. Но так как соль этого рассказа совсем иная, то в отношении голосов, фигур и всего прочего во внешних проявлениях действующих лиц не допущено автором отступлений от тех порядков, которые соблюдаются во всех повествованиях.

Поэтому для внимательного читателя почти не надо говорить о том, что хозяин, Радугин, говорил приятным, слегка сиповатым басом и обладал весьма представительною внешностью.

Итак, Радугин на излияния своего гостя отвечал приятным басом, любезно улыбаясь:

– Это вовсе не так удивительно, как вам кажется, милейший Иван Иваныч.

По внезапно вспыхнувшим в его глазах лукавым и бойким огонькам сразу стало понятно, что он расположен к некоторой откровенности. Оттого ли, что дело было после обеда, или оттого, что Скворцов оказал Радугину довольно крупную услугу. Скворцов вообще мог быть весьма полезен Радугину, – так сложились их деловые отношения, и такова была служебная обстановка Скворцова. В благодарность за последнее устроенное Скворцовым дело Радугин сегодня угощал его обедом.

Скворцов, радостно чувствуя, что хозяин расположен к откровенности, продолжал изливаться в выражениях удивления. Он думал, что откровенность Радугина влечет за собою новое, приятное в смысле личных выгод дело. Да и вообще откровенность знаменует собою дружеские отношения, а быть на короткой ноге с самим Радугиным, конечно, для всякого в положении Скворцова лестно.

Радугин посмотрел в окно. Засмеялся чему-то.

Встал и подошел к окну, – и синее облачко табачного дыма красиво потянулось за ним. Радугин позвал гостя:

– Иван Иваныч, подойдите-ка сюда, посмотрите-ка на эти две лестницы.

Иван Иваныч, заранее на всякий случай улыбаясь, подошел к окну, глянул туда, куда показывал ему хозяин, и опять перевел глаза на Радугина с выражением заинтересованности и вопроса.