Федор Сологуб - Том 3. Слаще яда
- Название:Том 3. Слаще яда
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Интелвак
- Год:2002
- Город:Москва
- ISBN:5-93264-022-7, 5-93264-024-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Федор Сологуб - Том 3. Слаще яда краткое содержание
В томе представлены малоизвестные произведения Ф. Сологуба: впервые издающиеся в наши дни роман о радостях и скорбях любви «Слаще яда» (1912) и продолжающие интимно-лирическую тему рассказы двух циклов: «Книга превращений» (1906–1908) и «Книга стремлений» (1901–1911). Настоящий том из числа тех, что открывает забытые страницы наследия выдающегося мастера русской словесности, подтверждая суждение о нем Александра Блока: «В современной литературе я не знаю ничего более цельного, чем творчество Сологуба»
http://ruslit.traumlibrary.net
Том 3. Слаще яда - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
– Дело, видите ли, вот в чем. К моему величайшему удивлению, для меня на днях стало неопровержимо ясно, что я влюблен в вас. Сначала я был поражен этим и не мог найти для этого обстоятельства никакого разумного объяснения. Сегодня, когда я к вам ехал, я долго думал об этом и убедился, что любить вас – великое счастие, так как вы прекрасны и любите науку. Для полноты счастия необходимо и достаточно, чтобы и вы меня любили или полюбили, – только это и больше ничего. Я счел необходимым объяснить вам мои чувства. Теперь скажите, могу ли я надеяться, что вы меня любите или полюбите, и если да, то я буду иметь честь просить вашей руки.
Лунев замолчал, вынул платок и стал вытирать лицо. Руки его дрожали. Маруся смотрела на него нежно, как на большого ребенка. Ее синие глаза были все так же пьяны радостью жизни, но в них дрожали слезинки. Она не сразу смогла заговорить, – Маруся была сентиментальна, и декларация математика тронула ее до слез, как никогда раньше ничье признание. Ее румяные губы слегка дрожали, когда она заговорила:
– Нет, я не дам вам никакой надежды.
Веселые и звонкие послышались невдали звуки колокола, – призывной звонок к обеду. И уже Марусею сейчас же опять овладело насмешливое настроение. Она сказала:
– Я бы, пожалуй, и не прочь была выйти за вас. Но ведь вы женаты.
Магистр удивился, вспомнил что-то, покраснел и со смущенным видом постучал себя пальцем по голове, бормоча растерянно:
– Ах, виноват, совсем из ума вон. Забыл!
– Как же это вы могли забыть? – спросила Маруся и захохотала.
И уже весело-пьяные глаза ее, забыв свои слезинки, стали по-прежнему ласково-жестоки, опять стали глазами девочки, обрывающей у бабочки ее прозрачные крылышки.
Математик смущенно оправдывался:
– Но ведь я еще так недавно женат. Я совсем даже не привык к ней. Я ее сегодня даже и не видел, – она еще спала, когда я вышел из дому.
Маруся весело сказала:
– Так-то вот вы и меня забудете. Пойдемте лучше обедать.
Нагольский и Евгений вскоре после обеда уехали. Нагольский был зол и смущен, а Евгений чувствовал себя так, точно он плавал в каком-то чадном, необычайно приятном облаке. И потому они не понимали один другого. Нагольский всю дорогу говорил колкости, а Евгений еще более злил его веселыми и порою остроумными ответами.
Так как у Нагольского не было особенной причины нападать на Евгения, то он обрушил свою злость на черноглазого мальчишку. Он говорил:
– Это что еще за фрукт! Очень несимпатичный субъект! Вообще в этом идиотском доме можно иногда встретить черт знает кого. Этот мальчишка имеет вид положительно Альфонса какого-то. Учится музыке! Это мне нравится! Какой-то полуграмотный болван приготовляется прельщать психопаток дурацкою игрою. Воображает себя будущим Рубинштейном, а у самого рожа уже истасканная.
– Кажется, он нравится Марусе, – сказал Евгений.
– Ну, – злобно возразил Нагольский, – эта девица всем глазки делает и всех оставляет с носом.
Льва Находку оставили ночевать у Караковых.
Марусе очень понравились его иссиня-черные, необыкновенно длинные ресницы. Она думала, поглядывая на юнца все более и более упоенными глазами: «Каким прекрасным и таинственным должен казаться мир, если смотреть на него через полуопущенные ресницы, такие, как у этого мальчишки! И какая должна быть глубокая и значительная душа у человека с такими ресницами!»
Маруся долго разговаривала с чернооким мальчиком. Она расспрашивала о его жизни, о его взглядах, о его занятиях, – он учился в местной музыкальной школе. Лев Находка отвечал малословно, незначительными фразами, но Маруся сама вкладывала в его слова смысл, который казался ей глубоким.
Вечером Льва Находку посадили за рояль, – и Находка играл охотно и долго. Свет ламп, смягченный полупрозрачными абажурами, звуки рояли и внешняя тихая, теплая, темная ночь с ароматами ночных цветов, – все это рождало меланхолические, прекрасные мечты, и в опьяненных веселостью Марусиных синих глазах порою скользила мечтательная, упоенно-нежная задумчивость.
Прощаясь со Львом Находкою на ночь, Маруся сказала ему:
– Если вы захотите гулять ночью, то не ходите по той дороге, которая ведет к реке.
Она замолчала и, посмеиваясь, смотрела на взволнованного ее близостью и музыкою мальчика.
– Почему не ходить? – спросил он.
– Мне нравится иногда купаться ночью, – сказала Маруся. – Может быть, я и сегодня вздумаю пойти купаться, и я боюсь, что вы примете меня за русалку и будете очень бояться. Ведь ночные русалки страшны для таких юных, и смотреть на них негоже.
Лев Находка с наивною и откровенною страстностью сказал:
– Я бы не стал бояться, – я умею смотреть. Только одного бы и боялся, – чтобы русалка от меня не убежала.
Маруся усмехнулась, голубя его глазами, и сказала:
– Одни смотрят, чтобы открывать тайное, другие смотрят, чтобы творить тайну. Второе мне больше нравится.
– И мне, – сказал Лев Находка.
– Да? – улыбаясь очень нежно, сказала Маруся. – Это хорошо. В звуке ее слов было что-то, рождающее надежду, – и мальчику показалось вдруг, что светом радости и счастия озарен перед ним весь мир.
Он шел в отведенную для него комнату наверху, окнами в сад и на реку, и чувствовал, что не сможет заснуть. Сел у окна, глядеть и ждать. Свечу погасил.
Над мглисто-темными аллеями сада взошла луна. Она томительно и печально смотрела на прильнувшего к окошку мальчика. Он ждал чего-то, и под белым очарованием луны темен и загадочен был широкий, старый сад. В открытое настежь окно лилась прохлада и едва различимые, но странные благоухания ночных цветов, смешанные с влажными запахами от недалекой, смутно за деревьями видной реки.
Вот на дорожках мелькнуло что-то светлое. Лев Находка вгляделся и не столько узнал, сколько догадался, что это прошла к реке Маруся. Он поспешно встал и спустился в сад. Сердце его сладко замирало предчувствием счастия.
Долго ходил он по аллеям, прислушиваясь к плеску воды в реке, к скрипу песчинок под башмаками. Русалка плескалась там, одна, откровенно таящаяся, а здесь он ходил, один, и чувствовал, что не смеет идти туда, где плещется русалка, где смеется она чему-то.
Он ждал. Голова его кружилась, колени дрожали. Предчувствие счастия все больнее, все ярче разгоралось в его сердце.
Он распутал узел своего галстука, так тщательно завязанного сегодня утром дома перед зеркалом, расстегнул ворот своей велосипедной легкой курточки, – он приехал сюда на велосипеде, – потом расстегнул ворот рубашки, пуговку на груди и приоткрыл грудь, желтовато-смуглую, обросшую редкими, тонкими черными волосками.
У него были очень длинные, сине-черные ресницы. Глаза его хотели видеть, и грудь дышала тяжело, – и надобно было ему обнажить тонкую с выдающимися хрупкими косточками шею и приоткрыть грудь, хотя и сам он не знал, зачем это надо.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: