Дмитрий Стахов - Арабские скакуны

- Не возражаете?

- Пожалуйста, - я пожал плечами: у меня никогда не брали интервью, меня никогда не записывали на пленку.

Сцецкор нажал на диктофоне маленькую кнопочку, положил его на стоявший меж нами журнальный столик и открыл рот. Я приготовился отвечать на его вопросы, но спецкор рот закрыл, даже плотно сжал губы.

- Я вас слушаю, - сказал я, наблюдая, как по мне шарит красный лучик от фотокамеры. Потом фотограф присел и сразу сделал серию снимков.

- Впервые говорю с отцом бога, - покосившись на фотографа. признался спецкор. - Все заготовленные вопросы мне кажутся никчемными, глупыми.

- До вас приходили телевизионщики, - сказал я. - Они формулировали несколько иначе: я отец того, кого объявили богом, объявили последователи, ученики. Согласитесь, тут есть различие...

- Но всё равно ребятам с телевидения никогда не хватало такта, спецкор вынул из кармана маленький блокнот, маленький золотой карандашик, блокнот раскрыл и сделал в нем пометку. - Они наверняка спрашивали, каково вам в этой роли? Да? Я тоже хотел узнать об этом, но, думаю, вы не сможете мне ответить...

- Почему же не смогу? Смогу...

- Ну и как?

- Я узнал о божественности моего сына только что и пока еще никакого отношения к этому у меня нет. А ещё я хочу сказать, что вряд ли смогу быть вам чем-то полезен. Я ничего не знаю про учение своего сына. Я никогда его не видел, я узнал о его существовании...

- Поэтому-то я и хотел задать один вопрос, который может показаться бестактным. Заранее прошу прощения, - спецкореспондент кашлянул.

- Валяйте! - разрешил я.

- Его мать была девственницей?

- Вы спрашиваете - был ли я у неё первым? Или вы на что-то намекаете?

- Ни на что я не намекаю! Мне важно знать про ваши отношения, про ту среду, в которой вы оба вращались. Никаких параллелей! Если хотите, это вопрос культуролога, интересующегося сексуальной практикой недавнего прошлого. Уходящей натурой.

- Да, она была девственницей.

- Вы уверены? Она вас не обманывала?

- Она кричала, на простыне была кровь.

- Вы к тому моменту уже имели дело с девственницами?

- Имел.

Он заглянул в блокнот, постучал себя карандашиком по дужке очков.

- А откуда появился тот американец, который женился на его матери и вывез ее, уже беременную? Это же не ваш приятель?

- Мы познакомились в компании. Он был физиком, работал по обмену...

- И у них возникли э-э-э... отношения. Она знала, что беременна?

- Нет, мы расстались примерно через неделю после нашей первой ночи.

- Первой и последней?

- Были еще две.

- Примерно через неделю... А точнее?

- Через пять дней...

- Извините еще раз за бестактность, но какова причина? Почему вы все-таки расстались?

- Не знаю. Она утром оделась, накрасилась. Я еще лежал в кровати и слышал, как она положила в сумочку свою зубную щетку и косметичку. Она ничего не сказала, но я уже знал, что вечером она не придет.

- И она не пришла?

- Не пришла...

- Так почему вы думаете, что вы отец бога?

У меня даже дыхание перехватило. Вот и говори с людьми! А потом я понял, что он специально задал такой идиотский вопрос: фотограф выдал ещё одну серию и начал менять объектив.

- Я этого не говорил. Этого не утверждал. Его мать позвонила и просто сказала, что я его отец, а женщины это знают всегда. Точнее - чувствуют.

- Всегда?

- За исключением тех случаев, когда они находились в невменяемом состоянии. Или...

- Не будем углубляться, не будем. Хорошо, вы просто отец некоего человека, объявленного богом. Вы в курсе, что на имущество и счета его организации, которую некоторые называют церковью, в США наложен арест?

- Что-то слышал об этом.

- Вы знаете примерную стоимость имущества и сколько примерно на счетах?

- Нет.

- Сказать?

- А откуда знаетете вы?

- Передали, по радио. Из Интернета.

- Ну?

- Несколько миллиардов долларов. Миллиардов долларов. Миллиардов. Долларов.

- Ну и что? - пока фотограф оставался без работы, но только пока.

- Средствами, по завещанию, должен распоряжаться отец. Только отец.

- Распоряжаться? Что значит в данном случае распоряжаться?

Спецкор посмотрел на меня со снисхождением.

- Распоряжаться и значит распоряжаться. Если арест будет снят, а снимут его в том случае, если будут выплачены налоги и штраф за прежние неуплаты, то отец убитого, с позволения сказать, бога станет миллиардером. И может распоряжаться собственностью и тратить деньги по своему усмотрению. На что угодно, хоть на мороженое...

- А есть препятствия к уплате налога и штрафов? - я еще держался.

- Шарики-то закрутились, правда? - спецкор хохотнул. - Я не знаю всех деталей, но, кажется, препятствий два. Первое - его мать, которая по завещанию до погребения тела распоряжается делами организации. Она отказывается платить из принципа, так как считает налоги в этом случае незаконными. А второе препятствие в том, что отцовство еще надо доказать.

- Как? Анализом ДНК?

- Да, но не это главное. Решение об отцовстве должно быть подтверждено в суде.

- В каком?

- Там, у них, в американском суде присяжных, в каком-то из штатов...

- А если с отцом что-нибудь случится? Кто наследует отцу? - фотограф нажал на спуск, просто так, только для оправдания установки нового объектива.

Спецкор поджал губы.

- Об этом по радио не сообщали, - сказал он и поднялся.

- Уже? - спросил я.

- Да, я и так был навязчив. Если позволите, я вам еще позвоню. Если мне надо будет уточнить какие-нибудь детали.

- Пожалуйста, звоните...

Он двинулся к двери.

- Постойте! - крикнул я. - Вы забыли диктофон!

Он вернулся и диктофон забрал. У двери, в прихожей, обернулся.

- Все происходило в этой квартире? - спросил он.

- Нет, в другой, но вон на том диване...

- Позвольте взглянуть?

- Пожалуйста...

Он подошел к моему дивану-ветерану, кулаком попробовал упругость подушки.

- Раскладывается? - спецкор выпрямился и поправил очки.

- Раскладывается... Вот тут надо потянуть на себя, потом тут надавить...

- У меня был такой же, - сказал спецкор, - давно. Я свой выкинул.

Из-за его спины появился фотограф, сипло попросил меня опуститься на диван, сесть, расслабиться. Я сел, закинул ногу на ногу. Фотограф нажал на спуск. Не дожидаясь, пока он закончит новую серию, я поднялся, прошел в прихожую, открыл дверь. Спецкор быстро, на ходу, сунул мне руку и исчез. Фотограф вытек следом за ним. Я закрыл дверь и тщательно запер все замки.

Миллиарды долларов. Это были уже не деньги. Не богатство. Это было такое восполнение нехватки, что понять, осознать его просто невозможно. Я размышлял об этом, когда долго и шумно мочился. Ощущение было таким, будто я выпил много пива. Потом зашел в ванную. Там, вся в ошметках высыхающей пены лежала какая-то загорелая, жилистая женщина с отвисшими грудями, с бритым лобком. Окурок размокшей сигареты медленно полз по ее щеке. Женщина вздрагивала во сне, бормотала, скребла эмаль ногтями.