М. Забелло - Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— До меня и до моей семьи, я думаю, твоя клятва не относится… Я люблю тебя какъ роднаго сына, Гавріилъ Васильевичъ! — подавая руку Кречетову, сказалъ съ глубокимъ чувствомъ Рымнинъ и крѣпко пожалъ руку Кречетова.

— Благодарю… Спасибо… Стою ли я быть сыномъ такого отца? — дрожащимъ и тихимъ голосомъ отвѣчалъ Кречетовъ, горячо стиснувъ руку Рымнина, наклонивъ свою голову къ его плечу и цѣлуя его въ плечо. На глазахъ у него замѣтны были слезы.

«Ты не пришла сюда, ты не захотѣла присутствовать при грязной клеветѣ, взведенной на меня…. Спасибо тебѣ за это, добрая дѣвушка!» — подумалъ потомъ Кречетовъ, и образъ ея пронесся въ его воображеніи, и долго, долго онъ то любуется этимъ образомъ, то такъ много и такъ хорошо разговариваетъ съ нимъ, то вдругъ впадаетъ въ подавляющую грусть, когда образъ Катерины Дмитріевны начиналъ уходить отъ него куда-то далеко, въ туманную даль, и тамъ начинаетъ улыбаться кому-то, манитъ къ себѣ кого-то, только не его, не Кречетова. И онъ тяжело вздыхалъ, хотѣлъ думать о тѣхъ послѣдствіяхъ, которыя придется испытать ей отъ любви не въ нему, а къ такому загадочному человѣку, какъ Могутовъ, но, помимо его воли, ему вдругъ вспомнились слова покойнаго отца, чтобъ онъ, сынъ, не посрамилъ славный родъ князей Король-Кречетовыхъ, — и сцены и образы изъ его дѣтства и изъ его молодости замелькали и закружились въ его головѣ. И онъ опять тяжело вздыхаетъ, быстро ворошитъ волосы на головѣ, и вотъ опять она является, какъ живая, предъ нимъ. Онъ видитъ ее сперва восхитительнымъ и умнымъ ребенкомъ, потомъ она быстро растетъ на его глазахъ и, въ полномъ разцвѣтѣ молодости, ума и красоты, стоитъ предъ нимъ, нѣжно смотритъ на него и такъ довѣрчиво говоритъ….

«Но въ чемъ проявилось ея довѣріе ко мнѣ?» — вздохнувъ, задаетъ онъ себѣ вопросъ и долго думаетъ надъ нимъ, припоминаетъ всѣ случаи и всѣ разговоры съ нею, отъ перваго знакомства съ нею до своего объясненія въ любви и до ея отъѣзда въ деревню, чтобъ учить крестьянскихъ дѣтей грамотѣ.

«Да, да она меня не любитъ, — думаетъ онъ потомъ. — Она любитъ Могутова, а меня ей только жаль…. Да неужели я — нищій? Неужели я могу вызывать только жалость или состраданіе?… Такъ почему же на меня клевещутъ здѣсь? У кого достанетъ духу топтать въ грязь нищаго?…. Всѣ вы — нищіе духомъ! Всѣ вы жалки и несчастны, какъ и я! „Чего смѣетесь? — Надъ собой смѣетесь!“… Зачѣмъ вы пришли сюда? Кого здѣсь судятъ? — Васъ судятъ! На меня только выпалъ жребій быть представителемъ вашимъ, а на самомъ дѣлѣ вы, вы — всѣ подсудимые, а не одинъ только я! Вы ждете надъ собой суда! Вы неравнодушны къ суду, а не я!.. Ишь какъ вы всѣ внимательно слушаете, что читаетъ предсѣдатель суда!.. А я ничего не слышу и слышать не хочу!»

И Кречетовъ, дѣйствительно, ничего не слышалъ, что происходило на судѣ. Онъ былъ далеко отъ суда до самаго окончанія его. Онъ медленно и спокойно осмотрѣлъ ряды публики въ залѣ и на хорахъ, пристально всматриваясь въ лица знакомыхъ, и потомъ вдругъ подумалъ, почему нѣтъ на судѣ Могутова, почему здѣсь нѣтъ Переѣхавшаго, друга Могутова… «Вотъ что значитъ сродство душъ, — думалъ онъ потомъ. — Вотъ гдѣ сходство характеровъ, самой природой вложенная симпатія другъ къ другу: они, навѣрное, не уговаривались между собою, а нѣтъ одного, нѣтъ и другаго… Нѣтъ Могутова — нѣтъ и его друга, Переѣхавшаго, нѣтъ и тебя, хотя ты тоже не уговаривалась съ ними… Будь счастлива съ нимъ!.. Гдѣ это какой-то царь оклеветалъ свою добродѣтельную жену и въ наказаніе заставилъ ее голой проѣхаться по городу днемъ?.. Легенда говоритъ, что, зная добродѣтель царицы, ни одинъ изъ жителей города не вышелъ въ тотъ день на улицу и что всѣ окна въ домахъ были заперты, такъ что добродѣтельная царица, безъ краски стыда отъ позорнаго и совершенно несправедливаго наказанія, могла проѣхать по городу… Гдѣ это было?… Да, въ Содомѣ не было и десяти праведниковъ, а у насъ, въ С-нскѣ, тоже только три: Могутовъ, Переѣхавшій и ты, дорогая дѣвушка, — только вы остались дома и не пожелали придти смотрѣть, какъ меня будутъ раздѣвать и раздѣтаго волочить по улицамъ… Я, господа, не добродѣтельная царица, я — какъ и всѣ вы, пришедшіе сюда смотрѣть на поруганіе моего честнаго имени…. Вы пришли узнать, какъ чувствуетъ себя человѣкъ, когда его таскаютъ по улицѣ? Вы инстинктивно сознаете, что не нынче, такъ завтра могутъ каждаго изъ васъ оскандалить. И вы желаете приготовить себя къ подобному процессу… да? Прекрасно! Смотрите и любуйтесь, смотрите и учитесь! Я до конца суда надо мной буду торчать лицомъ къ вамъ, чтобы вы смотрѣли на меня и учились!»

И онъ, дѣйствительно, во все время суда надъ нимъ, до начала судоговоренія, сидѣлъ лицомъ въ публикѣ и отъ скуки припоминалъ характерные факты и случаи изъ жизни тѣхъ изъ публики, на коихъ останавливался его взглядъ.

Предсѣдатель суда прочелъ докладъ дѣла. Не будемъ дословно передавать доклада, такъ какъ читатель уже знаетъ, въ чемъ суть дѣла. Добавимъ только, что обвиняемый Ахневъ, въ своемъ заявленіи съѣзду, признавалъ вполнѣ себя виновнымъ въ утайкѣ и расхищеніи имущества умершаго помѣщика Чистонехова; но, въ виду своей молодости, въ виду того, что его побудилъ къ совершенію этого почетный мировой судья князь Король-Кречетовъ, вліятельное положеніе котораго невольно заставило его, обвиняемаго, безпрекословно исполнять всякое его, князя Король-Кречетова, приказаніе, — въ виду того, что имъ, Ахневымъ, пополнена вся растрата, пополнена средствами данными ему многими добрыми людьми, знавшими его подневольное положеніе при совершеніи преступленія, — онъ покорнѣйше просилъ съѣздъ оказать ему снисхожденіе.

— Ввести свидѣтелей! — сказалъ предсѣдатель суда послѣ прочтенія доклада дѣла и послѣ того, какъ Ахневъ сильно растроганнымъ голосомъ повторилъ почти дословно свое заявленіе и вторично просилъ снисхожденія для себя.

Свидѣтели — лакей, кучеръ, кухарка и проживальщикъ (отставной титулярный совѣтникъ) — показали, какіе именно предметы не внесены въ опись имущества умершаго и что всѣ эти предметы забраны были приставомъ Ахневымъ и притомъ почти на глазахъ у свидѣтелей.

— Кромѣ того, — добавилъ лакей (на вопросъ предсѣдателя: больше ничего не можете сказать?), — покойный баринъ очинно старую водку любить изволили, такъ что, почитай, и померли отъ того, чтобы не дожить до окончанія водки… Каждый день докладывать приказывали, сколько оставалось старки. — «Сорокъ бутылокъ осталось старки-съ», — доложилъ я барину. — «Плохо, братъ, Ермолаичъ, — баринъ сказать изволили, — сорокъ дней только и пожить мнѣ осталось на свѣтѣ, а тамъ, говорятъ, безъ старки хоть и умереть»… А на утро Богъ и взялъ ихнюю душеньку…

Слѣдующій свидѣтель былъ дворецкій князя Король-Кречетова. Онъ показалъ, что, дѣйствительно, принялъ отъ пристава Ахнева часы съ двумя скачущими уланами и сорокъ бутылокъ старой водки.