М. Забелло - Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

И долго, долго, лежа на кровати, въ полутемной спальнѣ, думала дѣвушка о словахъ Луконскаго, но и сонъ ея былъ тревоженъ, и во снѣ мысли Лукомскаго о равенствѣ полномъ въ семьѣ, въ бракѣ, волновали ее….

Едва полицеймейстеръ постучался въ дверь квартиры пристава мироваго съѣзда Ахнева, какъ почти тотчасъ же за дверью раздался сильный топотъ. Полицеймейстеръ, думая, что это спѣшитъ прислуга отворить дверь, пересталъ стучать и сталъ противъ дверей. Но едва онъ сдѣлалъ это, какъ дверь быстро отворилась, и молодой мужчина, въ фуражкѣ съ кокардой и въ пальто, стремглавъ выскочилъ на улицу и такъ сильно всею своею массою столкнулся съ полицеймейстеромъ, что послѣдній далеко отлетѣлъ въ сторону и едва удержался на ногахъ. Онъ уже хотѣлъ было начать кричать «караулъ!», но, вспомнивъ о свисткѣ въ карманѣ, торопливо вынулъ его и засвисталъ въ него пронзительно и долго. Онъ пересталъ только тогда свистать, когда немного успокоился, а успокоился онъ тогда, когда прибѣжавшій будочникъ крикнулъ надъ самымъ ухомъ полицеймейстера:- Чего изволите, ваше благородіе? Полицеймейстеръ осмотрѣлся кругомъ. Виновника толчка и слѣдъ простылъ, и только отворенная дверь въ квартиру Ахнева какъ бы указывала на нить въ его открытію.

— Ступай туда, указывая на домъ, сказалъ полицеймейстеръ, — и скажи, что я желаю видѣть пристава.

— Слушаю-съ, ваше благородіе, отвѣтилъ будочникъ, направляясь въ дверь.

— Кажись, это онъ самъ убѣжалъ, какъ очумѣлый? думалъ полицеймейстеръ, по уходѣ городоваго. Ночь свѣтлая, за сто шаговъ узнать можно, но онъ, проклятый, выскочилъ какъ оглашенный и прямо въ грудь…. А, сто чертей, тебѣ лѣшему…. Ажъ искры изъ глазъ посыпались!.. Но мелькомъ замѣтилъ, что, какъ будто, онъ…. Чувствую боль въ груди, проклятый!.. Но куда его чертъ несъ, какъ угорѣлаго?….

— Пристава нѣту-ти дома, ваше высокоблагородіе, отрапортовалъ будочникъ.

— Такъ и зналъ…. Но куда и на какого лѣшаго онъ удралъ, какъ оглашенный? громко думалъ полицеймейстеръ.

— Не могу знать, ваше благородіе, отвѣтилъ за него будочникъ.

— Не съ тобой говорятъ! сердито крикнулъ полицеймейстеръ. Ступай, спроси, дома-ли барыня, и можно-ли къ ней зайти?

— Слушаю-съ, ваше благородіе…. Горничная сказывала, что онѣ плакать изволятъ, уходя, сказалъ будочникъ.

— Драка, что-ли, у нихъ была? Ну, да, отъ драки и убѣжалъ, какъ очумѣлый…. Тьфу, сто болячекъ тебѣ проклятому! прикладывая руку къ груди, громко и сердито говорилъ полицеймейстеръ….

— Просятъ, ваше благородіе, пожаловать…. въ горницу изволятъ просить, сказалъ возвратившійся будочникъ.

— Ступай на мѣсто! сердито сказалъ полицеймейстеръ, входя въ дверь.

Въ небольшой комнатѣ, съ тремя окнами на улицу, съ обстановкой залы и вмѣстѣ гостинной, съ новой и небѣдной мебелью, съ цвѣтами на окнахъ и съ красивой лампой на столѣ у дивана, — на диванѣ сидѣла женщина лѣтъ двадцати, въ чистенькомъ, голубенькомъ ситцевомъ платьѣ. Она была недурненькая блондинка, съ маленькимъ и вздернутымъ къ верху носикомъ, съ пухленькими и румяными щечками и губками, и съ небольшими голубенькими глазками, которые свѣтились уже черезъ-чуръ мягко и нѣжно. Она, при входѣ полицеймейстера, держала носовой платокъ у глазъ.

— Что это? Да вы никакъ плачете? Что съ вами, дорогая Анна Павловна? Здравствуйте!.. говорилъ полицеймейстеръ, подходя къ сидѣвшей на диванѣ женщинѣ. Онъ взялъ ея руку съ платкомъ, бережно отвелъ ее отъ пазъ и, держа въ своей рукѣ, сѣлъ на кресло, стоявшее рядомъ съ диваномъ.

— Я умру, Филаретъ Пупліевичъ, всхлипывая, заговорила женщина немного пискливымъ голосомъ. Несчастье за несчастьемъ обрушиваются на меня!.. Я не переживу всего этого…. Это свыше моихъ силъ!.. и она отняла свою руку съ платочкомъ изъ руки полицеймейстера и опять приложила платочекъ къ глазамъ.

— Какъ это можно умереть такой хорошенькой, такой миленькой барынькѣ! взявъ ея другую руку, заговорилъ полицеймейстеръ, причемъ голосъ его былъ нѣженъ и немного пискливъ, малымъ чѣмъ отличаясь отъ голоса женщины. Этого позволить никакъ нельзя! За это нашего брата въ отставку! Какъ, скажетъ губернаторъ, ты, полицеймейстеръ, допустилъ у себя въ городѣ умереть такой молодой и хорошенькой барынькѣ! А что я ему скажу? Скажу, что ничего не зналъ. А онъ меня за это въ отставку! Въ отставку безъ пенсіона! А у меня семейство!.. Нѣтъ, вы не умирайте, Анна Павловна, вы меня пожалѣйте…. Вы мнѣ скажите, въ чемъ ваша печаль?…. Я, навѣрно, какъ рукой сниму ее….

— Какой вы добрый, немного успокоясь, отвѣтила Анна Павловна. Какъ вы славно говорите!.. Но вы не успокоите меня…. Разбита вся жизнь! Нѣтъ цѣли жизни!.. и она вздыхала, но уже не плакала и только жала въ рукѣ платочекъ.

— Да вы разскажите по порядку, милѣйшая Анна Павловна! Успокойтесь, да и разскажите подробно, подробно, чтобы понятно было. А ужъ я, какъ только пойму, такъ и успокою. Ей-ей, успокою! Полиція не шутитъ! болѣе громко сказалъ полицеймейстеръ.

— Длинно, длинно разсказывать, Филаретъ Пупліевичъ…. О послѣднемъ нашемъ несчастьѣ вы, навѣрно, уже слыхали…. Весь городъ знаетъ!.. и она опять приложила платокъ къ глазамъ.

— Да вы успокойтесь, Анна Павловна. Не такой страшный чертъ, какъ его рисуютъ! Добрые люди всякой бѣдѣ помочь могутъ! Вы только имъ разскажите бѣду, да попонятнѣе….

— Не записалъ въ опись лошадей, золотыхъ вещей, стараго вина! съ ужасомъ сказала Анна Павловна.

— И прекрасно! Это бываетъ. Отъ этого пока умирать не для чего….

— Но объ этомъ говоритъ весь городъ! Пріѣзжаютъ ко мнѣ узнавать!.. Охаютъ, жалѣютъ!.. Но каково мнѣ! Какъ мнѣ переносить все это!.. Нѣтъ, я не переживу…. Его подъ судъ отдадутъ, сошлютъ въ дальнія губерніи, это выше моихъ силъ, уже совсѣмъ плаксиво говорила Анна Павловна.

— И не сошлютъ, и не умрете, и все, Богъ дастъ, кончится благополучно. За это дѣло не только не сошлютъ вашего супруга, но еще начальство окажетъ ему нѣкоторое покровительство.

— Я васъ не понимаю…. Вы шутите?… серьезно спросила Анна Павловна, причемъ на ея глазахъ не было и признаковъ слезъ.

— Наисовершеннѣйшую правду говорю. Съ полиціей не шутятъ, а полиція и подавно шутить не любитъ!.. Дѣло въ томъ, милѣйшая Анна Павловна, что его превосходительство, губернаторъ, сегодня изволилъ говорить мнѣ, что до него дошелъ слухъ, будто вашъ супругъ дѣйствовалъ по подговору, даже по приказанію другихъ…. Ну, а чай, и вы знаете, что въ подговорщикѣ — вся вина. Подговариваемый и совсѣмъ правъ, если онъ состоитъ въ служебной зависимости отъ подговорщика…. Я вамъ прямо скажу, что если слухъ, дошедшій до его превосходительства, справедливъ, такъ ваше горе — наплевать, тьфу!