Николай Сумишин - Уроки

Василий Михайлович сидел под вишней в большой тоске. Вокруг было тихо, по-осеннему ласково. Солнце садилось, его уже и не видно было за густыми желтыми листьями оно лишь угадывалось - лучики еще кое-где пробивались сквозь густое лиственное решето, удлинялись, утончались... Но разве Василию Михайловичу до всего этого, если перед глазами - маленькие люди, какие-то гномики, которые все выискивают и выискивают что-то в его хозяйстве?

Иванна Аркадьевна сидела напротив и любовалась окружающим миром. Глубоко в душе она считала себя поэтессой, недаром же когда-то ее стихи печатали в периодических изданиях. Потом она вышла замуж, а замужним женщинам не до стихов. Когда Виталька вырос и уехал от них в институт, можно было бы снова начать писать, но нет, не писалось уже. Разве что информацию какую-нибудь изредка напечатает в районной газете.

Вот она теперь и сидела в своем густо засаженном деревьями дворе и любовалась окружающим миром. О спецбригаде Иванна Аркадьевна еще не знала, поэтому была спокойна и безмятежна. Если кто из прохожих здоровался, она низко наклоняла голову и отвечала:

- Добрый вечер!

Василий Михайлович только в эти моменты поглядывал на нее, словно ото сна пробуждался. Наконец сообщил:

- Омский звонил.

Иванна Аркадьевна улыбнулась:

- Порыбачить собрался?

Инспектор районо Омский летом частенько наведывался к ним на рыбалку.

- Нет, - еще больше нахмурился Тулько. - Хорошо, что ездил с ним на рыбалку, теперь польза есть. Хоть слово замолвит при случае...

- Омский замолвит!..

- Как бы там ни было, а звонил. К нам комиссия едет. Спецбригада...

Иванна Аркадьевна побледнела, морщины разгладились на лице:

- Иван Иванович?

- Наверно... А впрочем, не знаю. И Дмитрий Павлович способен...

- Вот! По-моему вышло! Надо было тебе их не трогать.

- За двойки меня тоже по головке не погладят.

- У тебя Суховинский. Он завуч... У него бы, кстати, поучился, как в тени держаться.

- Хватит. Не об этом сейчас...

- Именно об этом! Он завуч, пусть и ссорится с учителями за успеваемость, пусть и отвечает.

- А! - махнул рукой Василий Михайлович.

Иванна Аркадьевна видела теперь только своего мужа, помрачневшего, обеспокоенного неизвестностью, которая ждала его впереди. Напрягла мысли раз, второй: неужели нет выхода? Неужели им только и осталось сидеть и ждать конца?

Она подошла к мужу, положила ему руку на плечо, как старший друг и советчик.

- А помнишь, Вася, тот проклятый шестьдесят второй? Припомни, припомни! Что тогда вышло, помнишь? Приехал Фок, потом уехал, потом тебя выперли в этот грязный поселок... Что ж, нам и тут неплохо жилось и живется, разве нет? Все у нас есть, сынок наш в институте учится... Словом, дальше отступать некуда... Скажем, выйдет по-ихнему - не противоречь... Соглашайся со всеми, дели хитренько свою вину: ты, Суховинский, Ступик. Каждую вину... если они найдутся... - Она помолчала. - Вот тебе и Иван Иванович! Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся...

- Нет, погодите, я еще повоюю! - выпрямился Василий Михайлович.

Воевать Тулько начал на следующий же день. Прежде всего он вызвал секретаря парторганизации Анну Васильевну Ступик.

- Скажу вам под большим секретом, Анна Васильевна: к нам едет комиссия из облоно.

- Вот это да! Заварили кашу... - Учительница поморщилась, поставила на стул портфель, села к столу. - Что же теперь будем делать?

Тулько загадочно усмехнулся, затем подал Ступик лист бумаги с напечатанным текстом.

- Здесь я наметил кое-какие мероприятия. Выпишите для себя... К слову, кое о чем вы мне уже не однажды напоминали, - закончил он несколько угодливо.

Анна Васильевна просмотрела текст, на некоторых пунктах задержала внимание. Глаза у нее при этом немного прищуривались, лицо же оставалось неподвижным. Напрасно Тулько, откинувшись на спинку стула, ждал одобрительного возгласа, - Анна Васильевна ничего не сказала. Напротив, в глазах у нее промелькнуло что-то тревожное для него. Неужели не понравился ей план, над которым он сидел всю ночь и который так горячо одобрила жена?!

- Конечно, стенгазеты - это не самое главное, - заговорил Тулько. Хотя, скажу вам, ряд щедро раскрашенных стенгазет в коридоре тоже обратит на себя внимание. Представьте себе: входит чужой человек. Желает он или не желает, но на него уже действует наш арсенал наглядных пособий.

Сказав это, Василий Михайлович даже улыбнулся от удовлетворения: арсенал наглядных пособий!.. Улыбнулась и Ступик, но директор не заметил ее улыбки, вместо Анны Васильевны он видел Фока среди своих стендов и транспарантов.

- Все это, в общем-то, неплохо, - сказала Ступик. - Если вы помните, я давно вам говорила о стенде в честь юбилея... Только вот... как-то все это... ну, на показуху похоже...

- Я могу и обидеться! - подхватился с места директор. - Не забывайте, что я беспокоюсь о всем коллективе, о каждом учителе...

- Хорошо, хорошо, я согласна, - быстро сказала Анна Васильевна. - Но чтобы все это осуществить, сколько денег нужно!

- Сколько потребуется, столько и дадим! - твердо произнес Василий Михайлович.

- И художнику?

- И ему. - Директор вздохнул и повторил: - И ему. Я уже договорился.

- А с фотографиями как?

Василий Михайлович взглянул на часы:

- Скоро подойдет один парень, он сделает хорошо... Вы же немедленно составьте список, кого фотографировать.

- Мне надо на семинар... А впрочем, ничего. Пропущу.

Когда за Анной Васильевной закрылась дверь, Тулько с удовлетворением потер руки: так, пока все идет, как задумано! Ступик сделает все на совесть. Таков уж характер у этой женщины: если что-то решила, то не отступит, пока не добьется своего.

"Плакаты, транспаранты, стенгазеты, стенды, выставки - ты не выдержишь в таком окружении, Фок!"

Но тут же настроение у Василия Михайловича упало, он вспомнил, какой еще разговор ему предстоит. Иван Иванович... Молчаливый, тихий человек. На педсоветах выступает кратко и сердито. Неужели и теперь откажется?..

- Но я же не о себе беспокоюсь, не о себе!

Выкрикнув эти слова, Василий Михайлович решительно направился к двери.

- Иван Иванович есть? Ага, прекрасно! Зайдите ко мне, Иван Иванович.

Все в учительской притихли, а Майстренко, который как раз раздумывал, почему не явился в школу Любарец, даже побледнел: тон и решительность директора не предвещали ничего хорошего.

И вот они с глазу на глаз, тет-а-тет, как любит говорить одна из сестер Липинских.

- Положение, которое сложилось в десятом "Б", вынуждает меня хорошенько задуматься. А вас?

Тулько откинулся на спинку стула, руки положил на стол и замер в ожидании. Он рассчитывал на особенный эффект, но никакого эффекта не вышло. Иван Иванович взглянул на горделивую позу директора, почему-то вдруг успокоился, в сердце у него знакомо тенькнула какая-то струна, он вдруг осознал, понял всю школьную круговерть.