Валерий Суси - Привет с того света

Тиберий, одновременно, желал достигнуть и другой цели. Он надеялся произвести впечатление на Иешу и удержать его от необдуманных поступков, продиктованных упрямством. Однако, события развивались так, что император все более убеждался в том, что выбор Иешу был ошибочным.

Сначала он не сдержался и, как следует из донесения - "вышел из себя", когда устроил разгон торговцев в иерусалимском храме. Тиберий хмуро перечитывал описание безобразной сцены, представляя Иешу, с воплями переворачивающим столы, разбрасывающим монеты и размахивающим плеткой. Потом он, несмотря на уговоры Павла, опять сунулся в Назарет. И, конечно, не справился с ситуацией. Да и как он мог с ней справиться, когда к нему пристали и требовали исполнить чудо, которого он, конечно, исполнить был не в состоянии. И те, кто приставал, ничуть не заблуждались на его счет. Ему нужно было призвать на помощь всю ловкость ума, смекалку, извернуться, но, вместо всего этого, он, опять, отдался гордыне и упрямству. Дошло до того, что обозленная толпа схватила его и потащила к краю огромной скалы. Пришлось бросаться на помощь всем, кто там был. Филиппу и Нафанаилу изрядно досталось в той потасовке. Только после этого, когда он побывал на шаг от смерти, удалось, все-же, как-то, смирить его гордость и заставить, хоть на время, скрыться и не волновать народ. Тиберий тогда, тут же, отправил гонца к Понтию Пилату с приказом воздействовать на Иешу и запретить ему объявляться в Назарете, делая упор на совершении "чудес" в Кане, Капернауме и Десятиградии. Там дожидались своего выхода "на сцену" десятки "актеров", готовых изображать глухих, слепых, увечных. Лишь бы, при этом - хорошо платили!

Понтий Пилат прислал доверенного человека, который передал все дословно, вместе с первым, но грозным предупреждением, исходящим от императора. Иешу был подавлен.

Тиберий отложил в сторону стопку донесений, в которых подробно излагались дальнейшие события. Опять "исцеления" в Капернауме, неплохая история с пойманной рыбой, которой насытили пять тысяч человек. Настораживало лишь то, что "очевидцами" чудес, почти, всегда выступали одни и те же лица и это могло привести к нежелательным последствиям. Однако, с этим приходилось мириться. Другого выхода просто не было. Кто еще мог засвидетельствовать воскрешение девочки из мертвых, если только не свои, надежные люди? И подтверждения Петра, Иакова и его брата, Иоанна в тот раз сработали. Но лучше всего удавалось "изгонять дьявола"! Не требовалось, даже, притворяться слепым или калекой. Достаточно, было изобразить умопомрачение. Зато, это оказывало на простодушных людей неотразимое впечатление! "Одержимые" падали на колени и восклицали: "Ты - Божий сын!" Молва крепла!

В Наине повторили трюк с воскрешением мертвеца, ничего не меняя в сценарии. Павел опасался провала. На удивление никто не стал обращать внимания на совпадения. Начинал сказываться эффект толпы, когда разум, уже, мало что значит. Люди все с большим интересом прислушивались к проповедям Иешу. Тиберий удовлетворенно отметил те места в донесении, где приводились многочисленные примеры воздействия страха на слушателей. Иешу и сам обратил на это внимание и каждую свою речь обильно снабжал запугиваниями.

- Говорю Вам истину - легче будет Содому и Гоморре в день суда, чем этому городу, - зажигался он, - Придут ангелы, отделят порочное от праведного и кинут его в пылающую печь, где будет плач и скрежет зубов.

Тиберий был прав. Грешные и слабые люди, преследуемые страхом, а Иешу все больше входил в роль и добивался, иногда, поразительных результатов, эти люди охотно, гурьбой, шумно и бестолково потянулись к нему. К тому, кто обещал вечную жизнь в Царствии Божием послушным и "пылающую печь" отступникам.

- Каждого, кто признает перед людьми, что он верит в Меня, признаю и Я перед Моим небесным Отцом. Не думайте, что Я пришел принести мир на землю. Я пришел, чтобы принести не мир, а меч.

Глаза его в эти минуты наполнялись такой непримиримостью, что многие не выдерживали и падали на колени, испытывая необъяснимый ужас.

Наконец, была осуществлена та часть плана, которую разрабатывал еще Николай, и которой он придавал огромное значение, считая, что при удаче, результат должен будет превзойти все ожидания. Предполагалось, что в этой операции примут участие все, причастные к делу. Тиберий настаивал на выполнении этого условия, хорошо понимая, что, именно, теперь, как никогда, важно иметь свидетельства "толпы", а не ограничиваться, как обычно, примелькавшимися с избытком, одними и теми же, участниками.

Речь шла о "встрече" с пророками Моисеем и Илией на безлюдной горе, во время которой все присутствующие должны были услышать голос с небес, голос самого Бога.

Иешу все сделал наоборот. Так, как посчитал нужным. Толпа уже сделала свое дело - вознесла его, вывела в герои, пресмыкалась перед ним, расшибая лбы о каменистую почву! Иешу стал неуправляем!

"С ним творится, что-то, неладное, - докладывал Павел, - Он совершенно перестал прислушиваться к нам, ни с кем не считается, обращается с нами, как со своими рабами. После долгих уговоров позволил, наконец, и нам приступить к "исцелениям", но при этом, приказал обращаться только к иудеям. Он отступает от нашего плана и не хочет обращаться к язычникам. Вот что он нам сказал, напутствуя: "Идите к погибшим овцам Израиля, но не заходите ни к язычникам, ни в какой-либо самарийский город". Отношения между всеми нами накалились до предела... Особенно, после того, когда он взял по обыкновению на гору только Петра, Иакова и Иоанна. Я посмел напомнить ему, что было приказано пойти нам всем, но в ответ получил одни оскорбления. Он не желает слышать твоего имени, государь! "Никто не может мне приказывать!, - заявил он, - И не напоминай мне больше никогда о Тиберии!"

- Не напоминай мне больше никогда о Тиберии, - повторил император последнюю фразу. Лицо его не двигалось, казалось, застывшим. Но, точно, так замирает хищник перед последним решающим броском.

Еще, около, часа он просидел в одиночестве, пытаясь вчитываться в донесения и обнаруживая все больше подтверждений тому, что он просчитался. Наконец, он смахнул их все, до единого, на пол. Они перестали интересовать его. Тиберий углубился в воспоминания, которые потекли грязным и ядовитым потоком. Он ненавидел Юлию, ненавидел Николая, ненавидел Октавиана. Он наполнялся ненавистью и яростью, пока, не стал ощущать удушья и спазм в горле. И, тогда, он закричал.

Вбежавший на крик Марон остановился в полной растерянности. Тиберий стоял на коленях и исступленно рвал донесения, на клочки, на мельчайшие частицы...

- Уничтожить всех! Всех до единого! Всех! Всех! - приговаривал он.

Прошло не менее получаса, прежде, чем он смог отдать Марону внятные распоряжения.