Александр Герцен - Том 1. Произведения 1829-1841 годов

<1829 г.>

Почему египтяне бальзамировали тела людей и животных? Невозможность соединить сие обыкновение их с обрядами религии показала мне, что бальзамирование у них делалось не из набожности, но по основаниям гигиены. О сем я так рассуждал.

Данвиль полагает в 2250 льё обитаемую поверхность Египта. В эпоху славы его народонаселение простиралось до 14 000 000 человек, следственно 6222 человека на квадр. льё.

В продолжение осьми месяцев сие народонаселение могло жить на поверхности, ими обработываемой, более или менее рассеянно. В остальные же четыре месяца, во время наводнения, им надлежало удаляться в места пустынные, тесные, на высоты, не покрываемые водою. Но для того, чтоб иметь жилища на такой высоте, надобно было строить их на возвышенностях, образованных природою или руками человеческими. От сего происходит, что Египет во время наводнения подобен обширному архипелагу.

Во-вторых, при большом народонаселении на малом пространстве легко образуется зараза, тем более что в Египте кожные болезни были весьма обыкновенны; отсюда произошла необходимость в умеренности, в чрезмерной чистоте, чем занимались с большою тщательностью египтяне; и потому везде, где они находились, их принимали за врачей. Далее, предположив смертность 1 из 40 человек, – из 14 000 000 умрут в год 350 000 человек.

Ясно, что в сухое время тела всего легче закапывать в землю; но во время наводнения – что делать с трупами людей, которые могут простираться от 116 до 117 тысяч? Что делать с трупами животных? Оставлять их на воздухе, как то делалось в Перси для магов? Не говоря о других причинах, ясно можно видеть, что, единственно во избежание заразы, сие не было в употреблении. Хоронить их при деревнях и в городах 1 или 2 года хорошо; но на третий, четвертый и так далее это делалось невозможным. Просто бросать их в воду, зарывать в землю? Но земля была под водою, а вода, удаляясь, оставляла бы трупы на земле. Жечь их – не было дров. Что же делать? То, что они делали: они солили тела, именно солили, – это настоящее слово – слово, справедливо употребленное греческими писателями, ибо соление при сем есть существенное дело.

Для соления употребляли натрум, и его у них было с преизбытком. Натрум – щелочная соль; приведенная в соприкосновение с животным веществом, извлекает из него сырость и передает ее воздуху; соединясь с жирными частями, превращает их в мыло. Тело клали на несколько времени в натрум где оно превращалось в мыло, потом обмывали его; вода уносила мыло, а остальное, может быть, высушиваемо было на воздухе, не портясь. Тело высыхает – вот и мумия. Благовонные травы, духи, смола, масти, порошки, саваны, гробы раскрашенные и раззолоченные – это все уже роскошь, которая ничего не делает для сохранения тела или, по крайней мере, ничего бы не произвела без предварительного действия.

Сначала всякий египтянин хранил у себя так приготовленные мумии. Должник мог отдавать заимодавцу в залог мумию своего отца. Но в продолжение времени мумии так размножились во всех жилищах, что, наконец, негде было помещаться живым. Тогда решились во время наводнения перевозить древнейшие на пустынный берег; там вырывались колодцы, куда их клали тысячами и засыпали песком.

Горы были разработываемы, оттоле доставали великое множество камней, которые выламывались для постройки храмов, домов и проч., и потому были почти пустотами. Египтяне воспользовались сими пустотами и обратили их в гробницы царей и жрецов и изукрасили их всею роскошию искусств.

Это обыкновение продолжалось около 2400 лет. Какое огромное число трупов было отдалено таким образом от людей? О сем могут дать понятие путешественники, даже новейшие.

В продолжение долгого времени Египет был одною из самых здоровейших стран в мире. Что бы произошло, если б разжиженная, размокшая земля Египта сделалась как бы окаменелою от необъятного количества удобосогниваемых веществ?

Я не отрицаю, чтоб в Египте не было больших зараз и скотских падежей; даже должно думать, что караваны из Нубии несколько раз заносили в него гнилую горячку (typhus). Афинская чума занесена была из Нубии или Эфиопии; она перешла через Египет и была привезена на кораблях в Пирей; но эта зараза более походит на гнилую горячку, нежели на чуму. Страбон говорит о чумных лихорадках, развивавшихся вблизи каналов и больших озер, коих берега были иссушиваемы солнечным жаром. Но я сомневаюсь, чтоб они были что-нибудь другое. Иродот, Диодор, Тацит и пр. не упоминают ни о каких ужасных туземных и свойственных Египту болезнях. Понятия о них мудрено бы было соединить с большим народонаселением, о котором я говорил. Величайшие громады мумий рогатых скотов, которые видел недавно французский путешественник г-н Келлио (Cailliaud) нантский, доказывают, что скоты были там подвержены тяжким болезням.

Конечно, чистота, чрезвычайная тонкость в выборе пищи, старание облегчать течение воды, изрытие и поддержка каналов для осушивания земли и очищение огромного болота, составлявшего дельту, – все сии способы сохранения соделывали наиболее здоровым климат Египта; но, вероятно, благодетельные действия сих многих предосторожностей весьма бы уменьшились, если б не были сопровождаемы бальзамированием тел или предупреждением гниения оных.

Нельзя отвергнуть того, что около IV века нашего летоисчисления это обыкновение прекратилось, и в то же время должно искать происхождение чумы с огненными чирьями, – чумы восточной, которая столько раз распространялась по поверхности земного шара, коей первоначальный и единственный зародыш, кажется, находится в Египте.

Чтоб еще более объяснить мое мнение о сем предмете, положим, что кладбища Лашеза и Монмартренье [270]были бы на Сене и чтоб Сена, разливаясь, покрывала их в продолжение 4 месяцев в году и оставляла под беспрерывным влиянием июльского солнца. Что бы было тогда с Парижем? – спрашиваю я у всякого здравомыслящего человека. И что сделалось бы, наконец, с такою низкою землею, какова в дельте, если б в продолжение столь многих веков принимала она, на месте их кончины, трупы умерших от обыкновенной смертности, на сражениях, от общественных работ, истребляющих столь много людей?

Деревня в дельте теряет одного или двух жителей в июне месяце. Их хоронят в нескольких шагах под тению финикового дерева, которое омывается волнами реки в июле; вода стекает в сентябре и октябре, а в ноябре показываются в деревне болезни. Чума может там образоваться и в самом деле образуется: одна зараженная точка достаточна для сего, а там – заразятся города, весь Египет, весь Восток и Запад, Смирна, Константинополь, Марсель – и до Москвы.