Александр Герцен - Том 8. Былое и думы. Часть 1-3

В начале 1855 г. появился немецкий перевод «Тюрьмы и ссылки»: «Aus den Memoiren eines Russen. Im Staatsgefängniß und in Sibirien». Hamburg. 1855.

В октябре 1855 г. вышло в свет двухтомное английское издание, охватывающее вторую и четвертую части «Былого и дум»: «My Exile. By Alexander Herzen. In two volumes». London. 1855.

17 октября 1855 г. Герцен писал к M. К. Рейхель: «Богатое издание моих „Записок” вышло на английск<���ом> (их продают по фунту!) <���…> Ошибки есть и, главное, в заглавии: Гофман и Кампе и здешний для заманки поставили „My Exile in Siberia”. Я протестовал, но кто же это будет знать». О полемике, разгоревшейся вокруг этого заглавия, см. подробнее в комментарии к «Mr Alexander Herzen – to the editor of „The Globe” и „My Exile in Siberia”» (т. XII наст. изд.).

Здесь отметим только, что в ноябре 1855 г. Герцен писал издателю «The Morning Advertiser»: «…Немедленно после появления английского издания я протестовал против добавления к заглавию слов „в Сибири”. Вследствие моего протеста гг. Херст и Блекет изменили заглавие книги, заявив об этом на столбцах вашей газеты». В том экземпляре английского издания, которым мы располагаем, слова «in Siberia» отсутствуют; очевидно, этот экземпляр относится к части тиража, в которой издатели заменили титульный лист.

В предисловии к английскому изданию Герцен отмечает, что успех «Тюрьмы и ссылки» дал ему «решимость напечатать еще один том». В этот второй том английского издания вошла публикация отрывков из «Былого и дум» в первой книжке «Полярной звезды» [220]. Вскоре эта часть появилась в немецком переводе («Aus den Memoiren eines Russen. Neue Folge. Petersburg und Nowgorod». Hamburg. 1855).

Немецкое издание по своему составу точно воспроизводит «Тюрьму и ссылку» и публикацию первой книжки «Полярной звезды»; в английском издании распределение материала по томам несколько иное. Первый том кончается главой «Alexander Witberg»; следующие главы «Тюрьмы и ссылки» перенесены в начало второго тома английского издания, причем последняя из этих глав – «Начало владимирской жизни» («The First month of my sojourn at Wladimir») – соединена с первым разделом публикации первой книжки «Полярной звезды», озаглавленным «Конец VII главы (1839 г.)». Первая фраза этого фрагмента (без многоточия, имеющегося в тексте «Полярной звезды») непосредственно примыкает к фразе, завершавшей последнюю главу «Тюрьмы и ссылки». Приложение к «Тюрьме и ссылке» («А. Полежаев. – Сунгуровское дело») дано (без заглавия) в конце второго тома.

Английское издание открывается двумя предисловиями – авторским и издательским. Некоторые сведения, сообщаемые в последнем, в частности, сведения о произведениях Герцена, написанных в России, позволяют предположить, что издатели были информированы осведомленным лицом, быть может, и самим Герценом.

Приводим перевод предисловия издателей, до сих пор неучтенного в нашей литературе о Герцене.

Вступление

Автор нижеследующих воспоминаний с 1839 г. занял одно из самых видных мест в литературе своей страны. С 1848 г. имя его приобрело так же известность во французской и немецкой литературах. Г-жа Пульская в предисловии к русской повести, озаглавленной «Герой нашего времени», которую она перевела на английский язык, говорит о г-не Герцене как «о выдающемся русском эмигранте, стремящемся сочетать немецкую философию, французскую политическую теорию и английский практический здравый смысл со своеобразием своей русской натуры».

Когда г-н Герцен писал в России, под надзором царя, он печатал свои произведения под псевдонимом «Искандер» (турецкая форма его имени – Александр), так как царь не разрешает политическим осужденным (к их числу г-н Герцен, как вы увидите из настоящей книги, принадлежал уже на 21 году жизни) выступать на литературном поприще ни под их настоящим именем, ни в их настоящем звании [221].

Во всех своих произведениях, напечатанных в России, г-н Герцен стремился пробудить русских людей от апатического отношения к их общественным интересам. Эта апатия – основная причина того, что они терпели деспотическое правление и что у них до сих пор сохранилось крепостное право. Не решаясь открыто касаться политических тем, г-н Герцен выражал свои взгляды в замаскированной форме: иногда в философских трактатах, как «Дилетантизм в науке», «Письма об изучении природы», «Об историческом развитии чести» и т. д., иногда в виде рассказов и повестей, как «Кто виноват?», «Записки врача», «Сорока-воровка», «Записки одного молодого человека» и т. д. До г-на Герцена ни один из русских писателей не трактовал философские вопросы со столь живой непринужденностью, свидетельствующей о том, что автор в совершенстве владеет своим предметом.

«Все ясно понятое можно объяснить без труда; и слова для выражения приходят тогда легко». Буало.

Не следует, однако, думать, что философские или беллетристические произведения г-на Герцена явились для русского общества чтением в легком и занимательном роде. Напротив того, каждое его высказывание дает материал для размышлений; в каждой строчке читатель чувствует, что мысль автора выражена только наполовину, что другую половину ему предоставлено угадать. Талант г-на Герцена полностью соответствует серьезной и трудной задаче, которую он себе поставил, и успех, которым он пользовался у своих соотечественников, отнюдь не похож на обычную любовь к выдающемуся писателю; его писательская деятельность рассматривалась в России скорее как служение народу, нежели в качестве художественного творчества.

Царь не давал г-ну Герцену покоя и преследовал его почти непрерывно с 1834 по 1846 г. [222]В 1847 г. г-ну Герцену удалось, наконец, получить заграничный паспорт, и он стал свидетелем революционной драмы, разыгравшейся во Франции и в Италии в 1848 г. Впечатления от этого зрелища отразились в книге, озаглавленной «Письма из Франции и Италии». Раздумья, вызванные этой революцией, составляют содержание другого произведения, озаглавленного «С того берега», также напечатанного в Германии, оно взволновало там умы. Не из желания завоевать себе имя в литературе Западной Европы стал г-н Герцен писать по-немецки и по-французски, но потому, что с февраля 1848 г. царь запретил печатать в России все, что когда-либо выйдет из-под его пера. Немецкая печать подвергалась все большим ограничениям, и г-н Герцен напечатал по-французски два произведения: «О развитии революционных идей в России» и «Русский народ и социализм» [223].

Но едва первое из этих замечательных произведений начало распространяться в Париже, как продажа произведений г-на Герцена была запрещена в этой столице, как прежде в Петербурге; лишь после того как завязалась нынешняя война, упомянутые книги появились снова в окне книгопродавца г-на Франка.

В России, в Германии, во Франции – всюду кляп во рту; упорствуя в своем желании разоблачить низость царя и вырвать русский народ из его оцепенения, г-н Герцен обосновался в Англии и установил в Лондоне – 36 Реджентсквер – первый русский вольный типографский станок. Не прошло и двух лет со времени основания этой книгопечатни, как тысячи экземпляров произведений г-на Герцена проникли в Россию путем контрабанды и благодаря великодушному содействию польских демократов. Кроме нескольких памфлетов, – самый замечательный из них «Призыв к русским солдатам в Польше», перепечатанный в «Daily News» от 21 апреля 1854 г., – и небольшой брошюры на тему о крепостном праве в России, озаглавленной «Крещеная собственность», г-н Герцен успел напечатать в Лондоне, на русском языке, три книги: «Прерванные рассказы» (отзыв о них появился в «Revue des deux Mondes» от 15 июля 1854), книгу, перевод которой мы здесь предлагаем (разбор ее также помещен в «Revue des deux Mondes» в номере от 15 сентября 1854) и русское издание упомянутых уже «Писем из Франции и Италии».