Александр Успенский - На войне. В плену (сборник)

Преследуя врага, полк окончательно овладел всей деревней Махарце и даже продвинулся до деревни Глембоки-Брод.

В этом славном бою Малоярославский полк, сам потеряв два батальона, задержал неприятеля настолько, что все другие полки корпуса смогли присоединиться к общей колонне, причем полк захватил пять орудий, взял из плена двух офицеров и четыреста солдат.

Штабом корпуса приказано всему корпусу двигаться одной колонной на Сервы – Сухаржечку – Микашевку – Рудавку и далее вдоль Августовского канала на Сапоцкин – Гродно.

Пехота, артиллерия, обозы, парки и огромная колонна, более тысячи трехсот человек, пленных немцев направлялись по одной дороге! Шли без всякого порядка, строевые части перемешивались с парками и обозами и часто, произвольно проталкиваясь, опережали друг друга…

Воображаю, с каким удивлением и злорадством смотрели на нас – своих победителей, наши пленные немцы, видя у нас такой беспорядок!

Шли мы усталые, измученные бессонницей, голодные, всю ночь на 5 февраля, утро и день 5 февраля до вечера. Вместе с собой везли на санях и нашего тяжело раненного командира полка.

Как сейчас вижу – двое узких крестьянских саней: на одних лежал бледный, с заострившимися чертами лица наш командир, а на других – толстый немецкий командир полка, тоже раненный. По определению врачей, нашему командиру грозила смерть от заражения крови, если не сделать сейчас же операции.

И вот, чтобы спасти его жизнь, решено было сделать так: обоих раненых командиров, и нашего, и немецкого, в санях при докторе и сигналисте с белым флагом направить в сторону немцев (6 февраля, когда немцы охватили нас уже с трех сторон). Так и сделали. Немцы молча встретили эту печальную процессию: впереди ехал верхом с белым флагом сигналист, играя на рожке марш, за ним верхом же доктор с повязкой Красного креста и двое саней с двумя лежащими ранеными полковниками. Доктор на немецком языке изложил старшему немецкому генералу нашу просьбу: «Пропустите в Россию нашего тяжело раненного командира для скорейшей операции, а взамен примите своего раненого командира». И что же?! Начальник немецкой дивизии в ответ на эту просьбу с усмешкой ответил: «Нет, везите к себе обратно обоих! Все равно вы от нас не уйдете! Вы окружены!»

Доктор привез обоих раненых обратно в район нашего боевого расположения в лесу.

Так и не удалось спасти жизнь нашего доблестного командира полка! Умер он через три дня после этого от заражения крови во время слишком поздней операции, уже в плену у немцев! Но я опередил события. Продолжаю.

5 февраля в четыре часа вечера наша колонна была остановлена немцами пулеметным огнем при выходе из леса у деревни Тартак. Произошло смятение, главным образом в идущих рядом обозах. Развернули боевой порядок. В боевой линии были наш и 108‑й полк, заняв позицию к югу от Тартак. После упорного боя немецкие цепи были отброшены. Противник отступил, но недалеко.

Тихо, уже в темноте, снимались мы с позиции, подбирая своих раненых и втягиваясь опять в лес очень медленно, по направлению к деревням Рудавка – Липины.

Почему-то крепко врезалась мне в память картина: снежная поляна в лесу, морозная ночь, плывущая в облаках луна… Наш полк медленно выстраивает походную колонну. Все команды подаются вполголоса. Ввиду темноты и холода, чтобы перевязать раненых, зажгли костер; на его огонь, чтобы погреться, из темного леса, как призраки, подходят ближайшие офицеры… Пламя костра на мгновение освещает их бледные изнуренные лица. Доктор (младший врач Саратовского полка) перевязывает у костра наиболее тяжело раненных солдат и ругает вовсю вслух свой лазарет, подло «удравший», как он говорит, из Сувалок 30 января с последним поездом. Нет теперь ни лекарств, ни инструментов для самой простой операции… Даже легкораненые обречены на гибель! Мы вполне понимали его возмущение, в нашем полку даже и младшего врача не осталось, а между тем почти все мы больные!

Вот явилась наша разведка. Я слышал доклад офицера начальнику отряда полковнику Белолипецкому, что дорога на Марков мост – Марковце уже занята немцами, значит, мы обойдены уже с трех сторон.

Отдельные выстрелы в лесу все время провожали нашу колонну. Часы были жуткие. Голод, изнурение от бессонницы и усталость отнимали последние силы у офицеров и солдат. Прямо не верится, но многие из нас на ходу спали… При малейшей остановке почти все валились на снег и засыпали нервным сном, вскакивая и иногда спросонок безумно крича… В глазах стоял туман, в голове кошмар… Нам казалось, что мы идем не лесом, а через какой-то большой город с огромными, причудливой архитектуры, домами с балконами и освещенными окнами… Уют, тепло и свет чуялись в этих домах и манили неотразимо к себе нас, голодных и замерзающих… Несчастные лошади страдали от бескормицы и изнурения не меньше нас…

Не забыть мне этой ужасной ночи, когда я, сидя верхом, спал, при остановке сваливался с коня прямо в снег и сейчас же опять засыпал мертвым сном, положив голову на спину какого-нибудь лежащего солдатика… Вот сквозь сон слышу, как говорит мне кто-то из моих солдат: «Ваше высокоблагородие, вы бы приняли ноги-то с дороги, орудия поворачивают назад, чтобы не отдавили», – и, видя, что я не шевелюсь, он нежно берет мои ноги и, стараясь не разбудить меня, кладет меня вдоль дороги… О, русский солдат! Как не любить тебя за твою привязанность к своему офицеру!

6 февраля. Только около двух часов ночи подошли мы к хате лесника, недалеко от деревни Волькуши, сделав в течение десяти часов этой ночи только восемь верст! Немцы кольцом своих все новых прибывающих дивизий окончательно окружили нас, потому что все деревни к юго-западу от Волькуш заняты ими, и разведка дала знать, что дальше двигаться уже нельзя… (схема № 3).

И вот в лесу, в два часа ночи, в хате лесника, под председательством начальника отряда полковника Белолипецкого (командир 108‑го полка) было устроено совещание. На совещание прибыли оставшиеся в живых командиры полков, батарей, батальонов и рот.

Какую странную и редкую картину представлял из себя этот «совет в Филях» сильно переутомленных боями и походами в лесу голодных офицеров! Хата была переполнена настолько, что было трудно повернуться, тем более что на полу, под столом и лавками ранее пришедшие в эту хату на совет офицеры заснули, сильно храпели и стонали во сне… и нельзя было их обвинять за этот неуместный на совете чрезвычайной важности сон, а только с большим трудом разбудить! Вновь прибывшие сами с неимоверным усилием боролись со сном, попав в теплую хату после пронизывающего ночного холода! Маленькая жестяная лампа над столом слабо освещала переполненную офицерами комнату.