Григорий Свирский - Бегство (Ветка Палестины - 3)

Когда тронулись в кемп, небо серело. Промчались не больше полутора километров, темень как обвалилась. Облака висели низко, на небе ни звездочки.

- Сегодня работать не будем, - сказал Дов, - Устал, как собака. Окунемся в море и спать.

Шли по асфальтовой дорожке в теплый мрак, - за спиной начался шум, рокот моторов, звенящие голоса. Саша оглянулся, - в ворота въезжали автобусы, из них выскакивали школьники.

Через минуту весь парк был плотно набит детьми, которые устраивались прямо на земле: натягивали брезентовые палатки, выгружали припасы, гремели огромными кастрюлями, поварешками. Саша постоял, слушая чьи-то строгие распоряжения и хохот школьников, затем догнал Дова, сказал смущенно, что в море еще не заходил, доктор прописал только бассейн: пятнадцать минут, ни минутой больше.

- А, так ты дисциплинированный?! - не без удивления отозвался Дов. Годится!

Саша грохнулся на скользком и липком настиле, прыгнул, вслед за Довом, в черную воду, поплыл, зафыркал. Дов крикнул вслед весело: - Парень, не увлекайся! Возьмут заложником!

Саша тут же вернулся: "Заложником я уже был..." Когда шли обратно, отмывшись под душем от непривычной жирной и соленой ванны, над кемпом гремел из автобусного репродуктора джаз. Саша постоял, отстукивая ногой полузабытый ритм. Девчушки танцевали рок. Сперва под джаз, затем под рекламные вопли. Самозабвенно изгибались девчушки; только одна из них остановилась, услышав, что музыка прекратилась. Остальным и дела нет.

Распоряжались учителя с автоматами "Узи", с ружьями на плече.

... - Ружья? Это часть ландшафта, - пояснил Дов. - Быт, из которого не выпрыгнешь... И вертолеты - быт. Ты что, струхнул малость?

Саша засмеялся, и Дов повеселел. Ночью в вагончик то и дело стучали. Видно, искали кого-то. Саша спросил по-английски, что случилось? Ответили бодро: "Мистейк!" (Ошибка!). И громко захохотали. Позднее мальчишечьи голоса звали у их окна своих подружек. Саша ругался про себя. Не вытерпев, вышел, объяснил вежливо: - Мистейк!

Мальчишки растворились в ночи. Никто из них не выказал смущения, не извинился. Утром Дов с удивлением узнал, что Саша спал плохо.

- Вчера смотрел на школяров, - Саша улыбнулся застенчиво, - душа отдыхала. А телесам отдохнуть не дали, черти!

Дов покачал головой: - Какая власть, такие дети. Как в зеркале. Быть смелым учат, а насчет такта руки не доходят. Да и кому учить? Где б я ни был, обязательно какой-нибудь герой в час ночи на твою улицу прикатит, гудит и орет-зовет кого-то во всю свою мощь: "Абра-ам!"

Утро было сказочным. Шуршали пальмовые листья, по краям жухлые, опаленные, а иные еще багровые, словно хранили в себе остатки ночного зарева. Перекликались маленькие птички с острым клювиком и красными перышками. "Уж не жар-птицы ли?", - спросил Саша, готовый поверить и в жар-птиц: Израиль - страна чудес! Он попросил не запираться в доме, а вести разговор на воздухе, в тенечке. Саша еще не вполне поверил, что окружающее не сказка, не сон. Все в душе пело, все казалось прекрасным. И даже когда жар-птица покакала на его рубашку, он сказал с чувством: - Замечательно!

Наскоро позавтракав, они двинулись по каменистым дорожкам к воде.

Вот отчего воздух казался ароматным, - от пахучих и будто распаренных сосенок, лиственниц. Лиственницы карликовые, как под Воркутой, за станцией Сивая Маска, где деревья жались к земле. Да вот дух тут отнюдь не полярный. Адское ущелье - первозданное. А в нем кондиционеры шуршат изо всех углов. Чудеса твои, Господи!

Уселись с Довом на горячем песочке, под навесом. Купальщики были в годах, а шумели, как дети. Они присаживались на корточки и подымались, точно выныривали из воды, крепко держась за плотик, привязанный к берегу. Новости обсуждались так громко и с такой экспрессией, будто собеседники находились на противоположных берегах Мертвого моря.

- Нам их не переорать, - сказал Дов, - отойдем в сторонку.

Саша обратил внимание на грузного старика, который, "выныривая" из воды, каждый раз восклицал: - А гут бохер Шимон Перес! (Хороший парень Шимон Перес!). Присядет, выскочит до пояса, и опять: - А гут бохер Шимон Перес!

- Заметил патриота?.. У тебя глаз - ватерпас, - сказал Дов без улыбки. - Тут-то и есть наше главное несчастье... Старик из рабочей партии. Шишка на ровном месте. Славит своего босса Шимона Переса... Не слыхал о таком? Миллионщик и ...мессия израильского социлизма. Сорок лет о мире говорит. А так же о равенстве и братстве. Хоть бы шажок сделал. Я бы ему за шажок половину простил... О, нет, не псих этот ныряльщик. Черчилля так парламент встречал: "Что за парень этот Уинстон!" Традиция. Вроде судейского парика. Ныряльщик, видать, на пенсию уходить не хочет: вопит о верности своей партии даже в Мертвом море. Тут Саша болевая точка, скажу больше, историческое несчастье Израиля: наши взгляды, взгляды людей умеренных, ищущих замирения с арабами, выражает партия, заблокированная этими мертвяками. Да они бы и самому "гуд бохеру" салазки загнули, не спиши он, в свое время, киббуцным ротозеям миллиардные долги или, не дай Бог, отдай соседям прикарманенное... Я эту породу знаю. Нахлебался. В России их мертвецкий выбор сгорел без дыма. А здесь они еще пыжатся, хотя трещат по всем швам. Ежели вас, русских евреев, прилетит миллион-полтора, вы смоете их, как из пожарного брандспойта...

- Дов, - грустно сказал Саша. - Я в партийные вожди не гожусь. Ни-ни! Навоевался на три жизни вперед. Теперь поспать бы на песочке.

- А тебя никто за уши на баррикады и не тянет. Тут не вожди нужны, честные ребята, с упрямым ослиным характером, которых не купят, не стравят. А ты, судя по этим бумагам, такой осел, что прямо загляденье.

Тут только Саша обратил внимание на папку Дова, в которой, кроме сделанных на той неделе записей, были собраны статьи об их московской группе. Статьи противоречивые, но о Саше двух мнений не было: пострадал за всех.

- Лады! Начнем, - сказал Дов, когда они поудобнее уселись на теплом песке, в стороне от самодельной купальни.

- Дов! Давай, не будем все это ворошить! - Саша вздохнул.

- Что было, то сплыло.

- Хорошенькое дело! Лаврентий Берия автора книги о закавказских делах уничтожил, а себя объявил автором. Андропов вас, перестройщиков, в порошок растер, объявив перестройщиком самого себя. Большевистские ндравы! Убью и твое же присвою! Горбачев за кем начал след в след? За Андроповым, что ли, как он однажды обмолвился? Поиграли вожди в фальшивые картишки, будет! - Дов помолчал, сказал с досадой, что, судя по бумагам, профессии и Саши, и его дружка-сокамерника Шимука Петро нужны Израилю, как рыбке зонтик. Шимук оперный певец. В Израиле нет оперного театра. Саша - геолог. Уголь искал, уран. В Израиле нет ни угля, ни других полезных ископаемых. "Что с вами делать, дорогие узники Сиона?" - И засмеялся. - У вас одна дорога. В наше родимое правительство. Счастье, что оно пока об этом не догадывается!.. Ну, так! Прохлады, вижу, нам сегодня не дождаться. Пойду окунусь, а ты, Сашок, поразмышляй пока...