Григорий Свирский - Прорыв

Приговора хватило западной прессе на неделю. Спустя неделю о нем упоминали вскользь, а затем все успокоилось. Как вода от брошенного камня: круги разошлись, и снова тишь да гладь.

-- У мира атрофия совести, -- сказал Иосиф, листая английские газеты, которые где-то доставала Геула. -- По 15-ти лет людям врезали за несовершенное преступление, а эти радуются, как дети. Не казнили. Помиловали. -- Он отбросил газету. -- Если мир вновь погрузится в дрему, нам каюк. Наум ни слова не вымолвил, только губы выпятил.

На работе его ждал посыльный, -- от директора. Просят явиться немедля! Наум зашагал по коридору в тревоге. "Самолетный" шум затих -- теперь Наума пора брать за горло, другого от них не жди... Постучал. В углу сидит-дремлет Никанорыч, лысый профсоюз. В другом читает журнал "Крокодил" парторг ЦК на заводе, похожий на волжского бурлака. Тучный, дряхлый директор бумаги листает. Мятое, нездоровое лицо, мокрое от пота. Весь "треугольник" в полном составе.

"Похороны по первому разряду", -- подумал Наум как-то отстраненно, словно не о себе самом.

Но -- Наум не поверил глазам своим -- директор улыбнулся ему, как любимому сыну, который прискакал из школы с хорошей отметкой в дневнике. Вышел из-за стола и начал трясти Науму сразу обе руки. Наконец сказал, что локационная станция Наума, представленная на Ленинскую премию, прошла Комитет.

-- Я навел справки кое-где, -- басил директор. -- Дадут! Точно!..

-- Кому? -- машинально вырвалось у Наума.

-- Тебе... ну, и руководству завода! НИИ! -- воскликнул директор и подмигнул Науму: мол, что, не знаешь, как дела делаются... -- Со стороны только двух замминистров вписали. Хрен с ними!.. Говорят, у тебя квартира страшная. Потолки в саже. Какой-то твой приятель, в довершение всех бед, в уборной грохнулся, стульчак сломал, верно? Теперь у тебя -- как в правлении колхоза. Сортир в одно очко.

"Треугольник" захохотал, по-дружески захохотал, видел Наум. "Господи, как у них служба налажена, -- мелькнуло у Наума в тревоге. -- Позавчера Володька Слепак грохнулся, а они уж смакуют во всех подробностях. Интересно, как они микрофоны спустили, через вентиляцию? У соседа сверху дырку пробуравили? Или лазерным лучом берут, по вибрации стекол?.. Ну, задали задачку..."

-- Значит, так, -- директор тяжело прошел к своему креслу, уселся и, чуть отдохнув, продолжал таким тоном, словно приказ диктовал:

-- Выделить тебе лучшую лабораторию... это ясно -- даем!.. -- Он назвал номер отдела. -- На людей, приборы, материалы предоставишь смету... ассигнования... это ясно -- выделим! Квартиру получишь двухкомнатную, на Юго-Западе. Дом первой категории. На двенадцатом этаже квартира... хорошо мозги проветривает...

-- А как сортир? -- Наум усмехнулся. -- Гаванна, небось . Директор обеими руками замахал. -- Что ты?! Первой категории дом. Отдельно ванная, отдельно туалет.

-- Я человек консервативных привычек, -- начал Наум, покусывая губы. -И потому...

-- Консервативных -- это ясно... годится! -- перебил его директор, -- В туалете стульчак не поставим. Как дань твоему консерватизму. Оставим сортир в одно очко.

Тут уже все грохнули, закачались из стороны в сторону; парторг ЦК носовой платок вынул, лицо промакнул, профсоюз ладонью утер.

-- Ну, в общем, поздравляю, старина. Дела наши теперь... это ясно... в ажуре. Автозавод имени Лихачева обскакали -- не дали им медалек. Два номерных гиганта оставались в списке, до ушей в секретах, не дали им медалек. А мы -- в ажуре. Считай Наум, что ты уже Лауреат Ленинской премии. Иди. И шапку надень. Мозги не застуди. Похолодало нынче. Такие мозги... это ясно... на дороге не валяются.

Наум не в силах был с места стронуться. Ноги точно из ваты. Хотел шагнуть к директорскому столу ближе -- не идут. Завалили дорогу в Израиль. Новенького, с иголочки, Лауреата Ленинской премии не выпустят. "И это ясно, как простая гамма..."

-- Николай Кузьмич, -- наконец, выдавил он из себя, -- вы ко мне хорошо относитесь?.. Тогда снимите при мне трубочку, попросите вычеркнуть мое имя из списка будущих лауреатов. Мавр сделал свое дело и... Расстанемся по-хорошему.

-- Наум! -- жестко произнес директор, пытаясь подняться с кресла. -- Ты не круглый идиот. И семье своей не враг. У тебя есть двадцать четыре часа. Через двадцать четыре часа я жду тебя здесь. Мы поедем в Министерство. С тобой. Или... это ясно... без тебя! Но ты же не круглый идиот?

-- Нет, не круглый! Продолговатый. -- Наум повернулся резко, едва не упал, зацепившись ногой за ногу, бросился к дверям. -- Стой! Стой, Наум! -Директор, наконец, поднялся с кресла, вышел пыхтя из-за стола. -- Слушай, товарищ Наум Гур. Зачем тебе этот сионизм-онанизм? Я понимаю, когда за него хватаются неудачники. Несостоявшиеся гении. Ну, там подпольные миллионеры. Болтуны. Неумейки-незнайки. Ну, еще разные тщеславные хари, тут им путь наверх закрыт по "пятому пункту", они туда, как мотыльки на костер. Или, наконец, просто шпана, жадная до денег... Для них... это ясно... вражеская агитация, как сахар. А ты-то отчего поддался, Наум? -- В голосе директора звучала неподдельная мука. -- Ты-то отчего?! Наум проглотил слюну:

-- А я вражеской не поддавался, Николай Кузьмич. -- Я поддался советской.

-- Как, как?..

-- Вы спрашиваете, отчего поддался. Говорю, как на духу: благодаря нашей советской агитации.

-- Слушай, Наум. У тебя ума палата. И у меня -- не сортир в одно очко. Поясни.

Наум покосился в сторону лоснящегося парторга ЦК, директор решительно взмахнул старческой, в морщинах, рукой: мол, давай все отсюда!

"Треугольник" выкатился, как на колесах.

Директор опустился на стул перед своим столом для посетителей, Посадил Наума напротив себя. -- Давай, Наум! Вот, я даже телефон выключу. Дерни за вилку. У стенки... Ну?

-- Я убежден, Николай Кузьмич... хотя вы, возможно, со мной и не согласитесь, что большинство наших сионистов пришло к сионизму, благодаря помощи коммунистического воспитания... Доводы? -- Загнув палец, Наум едва не сказал: "Алеф!" -- Первое! Наше коммунистическое воспитание приучило меня с детского сада, с мокрых391"пеленок... что я живу ради идеала, великой цели. Правильно?.. Второе! -- Наум загнул еще один палец -- Пришло время, и я начал убеждаться, что тот коммунизм, к которому меня подхватило-понесло, мираж. Хаос аллогизмов. Свяжем мягче вещь вообще неосуществимая... Тогда, -- Наум загнул третий палец. Тогда я, естественно, начал искать замену главной идеи. Ибо я уже не иог жить -- так вы меня воспитали! -дышать не мог без глиной идеи. Незачем жить получается!.. Начал искать, Николай Кузьмич. Как в лаборатории ищу, без продыху. И вот, -- Наум загнул остальные пальцы и поднес к лицу диретора руку, сжатую в здоровенный кулак. -- Постепенно, исходя из исторических реалий, -- вокруг меня, вокруг моей семьи, ее бед и радостей -- я отыскал подмену хаосу алогизмов, который мы, по привычке называем коммунизмом...