Алексей Писемский - В водовороте

– И ухаживанья я ничьего не хочу!.. Мне дороже всего, чтобы меня оставляли одного! – воскликнул князь.

– Ну, и будут вас оставлять, как вы желаете того; я даже предпишу это как медицинское правило. Прикажете поэтому послать к княгине сказать, чтобы она ехала к вам? – заключил Елпидифор Мартыныч.

– Посылайте! – отвечал князь, отворачиваясь несколько в сторону и как бы не желая, чтобы видели его лицо.

Елпидифор Мартыныч отправил за княгиней свой собственный экипаж, приказав ей сказать, чтоб она немедля ехала.

Княгиня приехала вместе с Петицкой. Вся прислуга княжеская очень обрадовалась княгине: усатый швейцар, отворяя ей дверь, не удержался и воскликнул: «Ай, матушки, вот кто приехал!». Почтенный метрдотель, попавшийся княгине на лестнице, как бы замер перед нею в почтительной и умиленной позе. Одна из горничных, увидав через стеклянную дверь княгиню, бросилась к сотоваркам своим и весело начала им рассказывать, что прежняя госпожа их приехала.

– А вы пока пройдите туда, на мою половину, – сказала княгиня Петицкой.

– Знаю-с! – отвечала ей та и прошла в задние комнаты.

Княгиня стала приближаться к кабинету мужа; она заметно была в сильном волнении. Елпидифор Мартыныч, все время прислушивавшийся к малейшему шуму, первый услыхал ее шаги.

– Княгиня приехала!.. – проговорил он каким-то торжественным голосом.

Князь при этом изменился несколько в лице и привстал с своего места.

Княгиня, войдя в кабинет, прямо и быстро подошла к нему. Князь протянул ей руку. Княгиня схватила эту руку и начала ее целовать. Князь, с своей стороны, поцеловал ее в лоб Елпидифор Мартыныч, тоже стоя на ногах, с каким-то блаженством смотрел на эту встречу супругов. Наконец, князь и княгиня сели. Последняя поместилась прямо против мужа и довольно близко около него. Елпидифор Мартыныч занял прежнее свое место.

– Как ваше здоровье теперь? – проговорила княгиня, смотря на князя беспокойными глазами.

– Ничего себе; я, собственно, недолго был болен и теперь совершенно почти здоров, – отвечал он трудным и медленным голосом.

Княгиня продолжала смотреть на князя с беспокойством: ее, по преимуществу, поразил мутный и почти бессмысленный взгляд князя.

– А вы тоже были больны? – спросил он, в свою очередь, почти совсем не глядя на княгиню.

– Да, я в Париже была очень больна, – отвечала она, немного покраснев.

В ее наружности, впрочем, только произошла та перемена, что ее белое и нежное лицо начало немного дрябнуть и походить на печеное яблоко.

– Но потом где вы жили? – сказал князь как бы более механически.

– Потом я жила в Италии, в Германии, – отвечала княгиня.

– С кем-нибудь из русских или одни? – спросил князь; ему, кажется, хотелось узнать, жил ли там Миклаков.

– Совершенно одна!.. С одной только Петицкой, – подхватила княгиня, как бы угадав его тайную мысль. – В Риме, впрочем, в одно время со мной жила Анна Юрьевна, где она и умерла.

– Умерла Анна Юрьевна? – воскликнул Елпидифор Мартыныч.

– Умерла, и какою-то страшной смертью, так что кричала на весь маленький переулок, в котором жила, а итальянцы, вообще очень суеверные, перестали даже ходить мимо ее дома.

– Какая же болезнь у нее была? – спросил князь опять как-то механически: его даже известие о смерти Анны Юрьевны нисколько, по-видимому, не тронуло.

– Я не знаю, какая, – отвечала княгиня.

– К-ха! – откашлянулся глубокомысленно Елпидифор Мартыныч. – По образу ее жизни ей и нельзя было ожидать от бога покойной кончины, – проговорил он. – Желательно было бы знать, к кому теперь перешло все ее громадное состояние в наследство?

– Барону, кажется! – отвечала княгиня.

– Барону, однако! – воскликнул Елпидифор Мартыныч. – Но ведь это тысяч сто годового дохода?

– Д-да! Впрочем, он и стоит того: последнее время он такую показал ей привязанность, что она мне сама несколько раз говорила, что это решительно ее ангел-успокоитель! Недели две перед смертию ее он не спал ни одной ночи, так что сам до того похудел, что стал походить на мертвеца.

– Ну, из-за этакого наследства отчего и не похудеть!.. – произнес Елпидифор Мартыныч не без усмешки.

– Барон, вероятно, скоро сюда приедет!.. – продолжала княгиня.

– Вот как!.. Что ж, это и хорошо! – произнес Елпидифор Мартыныч, а сам с собой в это время рассуждал: «Князь холодно встретился с супругой своей, и причиной тому, конечно, эта девчонка негодная – Елена, которую князь, видно, до сих пор еще не выкинул из головы своей», а потому Елпидифор Мартыныч решился тут же объяснить его сиятельству, что она совсем убежала к Жуквичу, о чем Елпидифор Мартыныч не говорил еще князю, не желая его расстраивать этим.

– И здесь такожде новостей немало! – продолжал он, как бы исключительно обращаясь к княгине. – Елизавета Петровна Жиглинская, если только вы помните, тоже померла.

– Померла? – спросила княгиня.

– Когда она померла? – воскликнул при этом князь.

– Недели с три, надо быть, – к-ха! – отвечал Елпидифор Мартыныч, потупляясь несколько.

– Отчего вы не сказали мне об этом? – спросил князь почти строго.

– Да так как-то все забывал – к-ха! – отвечал Елпидифор Мартыныч как бы и искренним голосом.

– И долго она была больна? – проговорила княгиня, сначала не подозревавшая, к чему ведет всю эту речь Елпидифор Мартыныч.

– С ней два удара собственно было! – отвечал тот с какой-то особенною пунктуальностью и резкостью. – Один вот первый вскоре после поступления дочери в кастелянши! – На слове этом Елпидифор Мартыныч приостановился немного. – Сами согласитесь, – продолжал он, грустно усмехаясь, – какой матери это может быть приятно!.. А потом-с другой раз повторился, как дочь и оттуда переехала.

– А куда она оттуда переехала? – спросила княгиня не совсем уже смелым голосом.

Она еще за границей слышала, что Елена главным образом потому оставила князя, что он стал ее ревновать к Жуквичу; но чтоб эта ревность была справедлива, она не слыхала подтверждения тому.

– В гостиницу тут одну; в нумера, где вот Жуквич поляк живет!.. – проговорил Елпидифор Мартыныч, как бы больше обращаясь к князю.

Княгиня при этом ответе окончательно смутилась и не стала больше расспрашивать. Князь тоже молчал и начал щипать себе бороду; известие это, впрочем, мало, по-видимому, его поразило, – он как будто бы ожидал заранее этого, и только его блуждающий взгляд несколько сосредоточился, и он заметно стал что-то серьезное и важное обдумывать.

Княгиню между тем все беспокоила мысль, как сказать князю о Петицкой, и, видя, что разговор ни о чем другом не начинается, она решилась наконец:

– Я Петицкую с собой привезла; вы позволите ей жить у меня? – проговорила она.