Иван Шмелев - Том 6. История любовная

– Что – все?…

– Так, ничего… Вам неинтересно это. Вы считаете меня лгушкой… А вот тетка приехала, замуж меня проворит…

Я не сказал ни слова.

– Вот и сойду скоро… Так и забудете… Вот уж и мои цветочки швырнули…

Я посмотрел на ее лицо, и мне захотелось нежно ласкать ее. Ее побледневшее лицо – от зеленого абажура – стало совсем как детское, а маленькие губки поджимались, будто сейчас заплачет.

– Степан… сам тетку выписал, чтобы сватать… вот ей-Богу! – перекрестилась она. – И надо было повидаться… Все торопит… а мне не хочется… Что я, совсем девчонка!.. – поджала она губы. – Гоняется за мной, как вихорь, проходу нет… Как демон какой страшенный! Повез нас в листоран… медом угощал. И тетка-то говорит, погодить маленько… за-кабаливаться-то… не урод какой! Поживет – и в деревню сгонит, к свекрови…

Она прислонилась к печке, поджала руки к горлу и так смотрела. Я ничего не мог сказать: сердце мое сдавило.

– Он, Тоничка… знаете, что?… Нет, не могу выговорить… – затрясла она головой и засмеялась в руки.

– Что – он?…

– Сказал тетке… Она уж мне сказала… Ах, бесстыжий!.. ах, бесстыжие его глаза!.. а?!. Никак кличут?… Нет, спят, небось…

– Что же он сказал твоей тетке? – тревожно спросил я Пашу.

И она ткнулась в печку.

– А вы не глядите на меня, тогда скажу… Сказал, что… я… с вами… живем, будто… какой охаверник!.. Говорит, я на это не обращаю… все равно. Баловство у них… Женются лю-ди на вдове! На этом не настаиваю, говорит… охаверник!.. Ах, Тоничка, миленький вы мой… – вздохнула она тихо-грустно. – Ему это, будто, Гришка…

У меня в голове звенело. «С вами живем, будто!» – Только вы не глядите… мне вас стыдно…

– Ах, Паша… – только и сказал я, вздохнув.

– А тетка его хвалит. Нестреботельный он… обходчивый. Сама не верит! Может, ты с баринком чего имеешь! Это ей Гришка все… Не верит мне! А тебе, говорит, какая печаль… – говорит, – тебе веселей, с баринком-то, лучше! Может, лучше кого найдешь, не обсевок в поле… А что, всамделе… все говорят, что хорошенькая!..

Она повернулась ко мне лицом, веселая и смущенная, и посмотрела из-под бровей.

– Теперь… не сердитесь?…

Я… – я не знал, что делать, – быстро поднял подснежники и обцеловал их со всех сторон.

– Вот, Паша! – сказал я страстно и поставил цветы в стакан.

А она была уже около, робко заглядывала в глаза. Я взял ее за руку и прошептал чуть слышно:

– Паша…

Она не отнимала. Смотрела стыдливо, с любопытством.

– Ты… не выходишь за него… Паша? Она откачнула головой – нет.

– Тетка ему сказала… пусть еще погуляю… Ах, как хочу гулять! – сказала она восторженно.

– Паша… – прошептал я, покачивая ее руку.

– Ну… что? – шепнула она затаенно-нежно и посмотрела, как старшая.

Она была так близко, что я чувствовал ее платье и видел, как дышит на груди пуговка.

– Ах, хорошо… с тобой! – шепнула она мечтательно, и меня восхитило это вырвавшееся у ней – с тобой!

– Ты… любишь, Паша?… очень любишь?… – спрашивал я ее, не отпуская.

Она нагнулась ко мне, а я потянулся к ней. Она притянула меня к себе, и я услыхал, как пахнет ее духами, как монпансье, и встретил ее губы. Они были влажны и горячи.

– Ах, задушишь… – шептала Паша. – До чего сладко любиться с милым!.. Ах, теперь я могу любиться, мне все равно… Мой хорошенький меня любит… теперь знаю!.. Никого не любил еще?… правда?… А побожись…

– Ей-Богу, – перекрестился я. Она недоверчиво взглянула.

– И на улице… ни с какой?…

– Паша… я с отвращением отношусь к грязи!.. – с возмущением сказал я.

Она так и затопотала.

– Ах, ужас, какая я счастливая! – заиграла она ладошками. – А Гришка чего только не болтал про вас, во-от!.. У него, говорит, имеется… мне известно! У них деньги вольные– Вот какой плетун-охаверник!.. Ей-Богу, никогда не целовались… со своим предметом?

– Ни-когда! – решительно сказал я. – Только нельзя говорить – с предметом!

– А все говорят так… Теперь и у меня предмет! – и она опять прижала мою голову. – Совсем мальчишечка… прямо, по мне! Мне семнадцать, а тебе шишнадцать… совсем погодки! Теперь уж мы будем целоваться… всласть!

И опять потянулась ко мне тубами. Мы целовались молча. Я разглядывал ее маленькие губки. Верхняя поднималась и была похожа на тонкий красивый лук, с выемочкой на серединке. Пахло душистым чем-то…

– А это медом… Степан угощал с теткой. Такой пахучий, как с розаном! Ох, миленький, идти надо…

Но я не пускал ее.

– Ну, посидим немножко… Какие у тебя глаза, Паша…

– У меня… васильковые!..

Я вспомнил про «незабудковые». Лучше – васильковые!..

– А… никому не показывала стихи?

– Да что я… ду-ра?!

Она сделала губки трубочкой, и мы опять стали целоваться. Я почувствовал, как она куснула. И я куснул…

– Ах, милый… что ты только со мною сделал… про тебя только думаю. И давно уж, сама не знаю… А с утра сегодня чумовая совсем хожу, ей-Богу… А как стишок спрятала на грудь, так сердце и загорелось! Будем любиться с тобой… ах, будем!..

Она захватила мои губы и, закрыв глаза, провела своими губами по моим, словно погладила.

– Никак кто-то?…

Она подбежала к двери.

– Нет, Рыжий прыгнул… Прислушиваясь, она глядела на меня от двери.

– Ми-лый!.. – шепнула она, всплеснув руками, и стремительно кинулась ко мне.

Она опустилась на пол, обняла меня за ноги и прижалась лицом к коленям.

– Ах, чумовая… кого люблю!.. – шептала она, смеясь, – мальчика совсем, молоденького, светленького… – терлась она щекой. – меду, что ли, я много выпила, голова у меня дурная…

Я обнимал ее голову и не мог ничего сказать. Она вывернулась лицом, взглянула на меня туманным взглядом, словно глядела издалека, смеясь, уронила голову и стала Целовать мне руки…

– Ах, я глупая… ужасть счастливая… Я видел ее розовую шею с желобочком, по которому светло золотилось. И стал целовать ей шею. Она мягко поймала мои губы…

– Любишь?… никогда не разлюбишь?…

– Никогда… А ты?… Я страшно в тебя влюбился, помнишь… стояла в зале, в синей кофточке?. прыгала ты тогда!..

– Ах, помню… миленький…

– И когда умывалась, в голубом лифчике…

– Давно уж примечала… подсматривал все за мной! Всегда мужчины антересуются…

– Надо, Паша… ин-тересуются! – целуя, поправил я.

– Ну, ин-тирисуются… – прошептала она покорно.

– Ты очень умная, Паша… ты сразу сделаешься образованной! Ты, Паша… – я посмотрел на нее подольше, – настоящая женщина! Красивая женщина…

– Нет, нет… – сказала она испуганно, – девушка я еще… вот тебе крест!.. девушка я совсем!..

И она часто закрестилась, а глаза умоляюще смотрели. Восторг охватил меня.

– Ты… девушка, да, я знаю… но ты… моя женщина! Я мужчина, а ты жен-щина… моя!