Иван Шмелев - Том 8. Рваный барин

– Правильно! Браво!

– Вот ты мне и проведи железную дорогу! – сказал, словно ударил, высокий, как жердь тощий, чернявый господин в соломенной широкополой шляпе, в вышитой рубахе под накинутым на плечи пиджаком, с пачкой газет, которою ударял по ладони, как приколачивал слово за словом. Выдвинулся он из толпы, а за ним худенькая и маленькая дама в пенсне и тоже с газетой. Лицо дамы было тревожное. Она даже попробовала удержать господина, но он нервно пожал плечом. – Ты мне хоть этот сквернейший в мире парохо-дишко выстрой! Ты мне ногу отыми, если антонов огонь… моему или своему сыну горлосечение сделай, если крупп у него, а то помрет! Погоди!! Ты через Волгу… да хоть через эту Оку мост перекинь, как тот! Ты разве без интеллигента только телегу сляпаешь, да и то скверную!

– Коля, оставь! – просила дама. – Они тебя не поймут!

– Оставь! Ты мне напиши такую книгу, чтобы я человеком себя почувствовал и над своею жизнью заплакал! Ты вот болтаешь, что демо-кратия, а ни черта не смыслишь!

– Это как же я не смыслю? А ты смыслишь! Хуже я тебя!

– Орешь: анти-ли-генция! Понимаешь ты, что такое – ан-ти-ли-генция?! Она для вас жизнь лучшую строит, Бога ищет столетия! Она вас от смерти спасала, она в Сибири за вас умирала, гибла за вас на виселице! Учительница! – показал господин на дергавшую его даму, – ваших детей учит, гроши получает, от чахотки гибнет, а ее вот такой же, как ты, «демократ» буржуйкой обозвал!

– Коля! Да Коля же!

– А-а! «Попили поту-крови»! Я давно про этот пот-кровь слышу, – попугайское слово! Интеллигенция поту твоего попила?! Да знаешь ли ты, что станется с народом, если вдруг вся, – да не вся, а хоть половина, – интеллигенции возьмет да от обиды, от невозможности работать, от твоей глотки, и уйдет из России?!

– Сами управимся!

– Ты управишься! Это он-то управится! – возмущенно щелкнул газетой господин и поглядел на даму. – А будет то, что так и сгниете в черноте от нищеты! В дикарей обернетесь! Эх, вы, умники! В культурных странах, в Америке, в Англии, в Германии, образование уважается и ценится, а у нас – сами! Да ну вас к чертям! – нежданно закончил чернявый и сорвал шляпу. – Вот когда башку разобьете…

– А вы кто такие? Вы за революцию или как? – Во какие гуси пошли! Им наше новое-то – как кошке табак!

– Что?! – опять закричал чернявый. – Ваше? Новое? Ты его делал, новое-то? Ну, что с тобой болтать… у тебя только и есть, что глотка, а раньше была еще и водка!

– Выгнали вас, очень просто, откуда там… – сказал матрос. – То, гляди, сотнягу огребал, а теперь…

Засмеялись кругом. Дама затормошилась опять, но чернявый не уступал.

– А ты, небось, себе разом три назначил? Подорожал в двадцать раз? Народ-то тебя, друг милый, скоро раскусит!

Тут пароход хрипнул днищем и ткнулся так, что все шарахнулись.

– Промерил! – язвительно сказал чернявый. – Покажешь дорожку! Аме-ри-ка!

– Речист зато! – сказал плотник. – Чище фуганку чешет.

– А триста ему подай! – добавил гусйтник. – Езжу который год – ничуть не лучшеем. Раз по двадцать на одном рейде садимся. Ну, теперь скидай, Вася, штаны, полезай за раками. А то намокнешь.

– Ну, и полезу! – выругавшись, сказал матрос. – Черти проклятые!

Кто были черти, – неизвестно. Но не полез, а, вытянув с крыши шест, стал отпихиваться, призывая подлеца-парнишку.

– Далеко ты на багре уедешь! – кричали солдаты. – Штаны сымай!

– У его штаны умные, мочить жалко! Пароходик не двигался, как ни тарахтела машина.

– Задний давай! – кричал Вася. Теперь его все стали называть Васей. – Не во всю пузу сели!

Но капитан показал кулак, сошел с мостика и приказал завозить якорь: сели накрепко «во всю пузу».

– Скидай штаны, Вася… Богом тебя прошу! – нетвердо выговорил гармонист и заиграл «марш»:

Матрос швырнул шест и полез через борт, не раздеваясь. Добрел до лодочки за кормой, где покоился завозный якорь, и стал звать парнишку:

– Васька, помогай!

Так все и загоготали.

– На Васьках едем!

– Видали? – сказал чернявый, объявивший солдатам, что он – городской учитель. – Так все у нас! На Васьках едем!

– А вы объясните нам, где причина та, что… почему вы правы, а он не прав! – сказал до сего времени вдумчиво слушавший спор молодой солдат с нашивками и крестом. – Я понимаю, а вы всем объясните, как вы учитель.

– Объясню! Я все объясню!

– Не озорничай, Серенька! – закричала девица. – Монашка едет!

– Жарь, Серена! – потребовали солдаты. – Эй, с ложками! Вали!!

Начался концерт. Монашка опустила глаза. Дама закрылась газетой. Учитель повел плечами, чиновник сказал: удивительно!

– Занятно, душевное дело! Что, мать, каков молебен-то правят!

– Дале завози-и! – гремел капитан. – Черти, к бакану завози!

– Так-то вот в одном монастыре было… зачали непотребное петь… – начал было странник, но учитель опять сорвал шляпу и закричал, покрывая новый куплет:

– Вот он, наш российский народ! Смех и цинизм! И это тогда, когда…

– Коля! Коля!! – бросилась к нему худенькая дама.

– Нет, я выскажусь! Здесь люди! Пусть они слушают!

Гармоника замолкла, оборвались ложки.

– Тише! – закричали голоса. – Оратор говорит!

На песках появилась пестрая кучка ребят и затянула:

– Газе-эт! газ-эт!

Мало кто слушал учителя: смотрели, как «Васьки» возились с якорем. Якорь «посадили», но он тут же и пополз к пароходу, только солдаты принялись вертеть ворот.

– Навали-ись! – кричал капитан. – Багром подопри-и!

Навалились, сели на якорь и вместе с якорем поползли к пароходу.

– Слазь на воду! Слазь все! – кричал капитан. – Перегрузили!

Но слезать никто не хотел. Смотрели с песков коровы, играл пастух, доносило кукушку. Хорошо сидеть на воде!

– А по мне хочь неделю так, было бы хлебушка!

А с кормы какой-то солдатик уже выхватывает «на мушку» уклеек.

– Мух давай, черти! Головля пымаю!

– На воду слазь, говорю! Все слазь! Опять стали завозить якорь.

– Вот, – ораторствовал учитель, – не умеем даже якоря закрепить!

– И чего только вы расходуетесь! – посмеиваются из толпы. Мало, что ль, дураков-то!

– На что мы годны?! Труд не чтим, знания нам не нужно! Для нас труд – проклятие. Не уважаем и другим мешаем.

Кривой гармонист, смотревший учителю в рот и для смеха собиравший щепоткой в кулак слезы, вдруг резанул гармонией и пустил фальцетом:

Взрыв хохота испугал коров: стали коровы выходить из воды. Пастух бросил играть, послушал, вышел на край песков.