Глеб Тенин - Малкут

- Значит, еще одну партеечку - и спасать будем. Расталкивать ангелов, заметил доктор.

- Рай не пройдет, - согласился Фома.

- Откуда ты знаешь? - презрительно, но со всей сдержанностью поинтересовался реаниматор.

- Откуда ты знаешь, что именно рай? - Лена серьезно взглянула на Фому. - Может, ему в аду пердеть до второго пришествия?

- Ах, дети мои, - пожурил присутствующих доктор, поднимая глаза на Леночку. - Ведь это так просто. Из этой страны путь один - в сады Эдемские, каким бы ублюдком вонючим ни был отбывающий, ибо сколь тяжко в мучении, столь же легко в раю. Или ты считаешь, милая, что мы - благотворительная организация? Или бенефис тут справляем? Пусть вернутся все, кого суждено вернуть. Пускай живут как можно дольше, суки. Хотя неудачники в квадрате это слишком круто даже для эс эс эс эр. Вуаля, мезанфан! Упустить его нельзя. У нас - граница. Пост, прошу заметить, важный для всего нашего государства в целом. И если мы упустим нарушителя, Родина нам не простит.

- Аполлонов - враг народа. Уже троих пропустил, нелегалом, - проговорил Колян и цыкнул, резко всосав струю воздуха в угол рта.

- Это его жена - враг народа, - встрял Фома. - Третьего пропустила сюда. Это, конечно, правильно - нефиг в нирване отсиживаться, пора и Родине послужить, но кем он их воспитает? Космонавтами безродными. Вредитель, еб его мать... А все потому, что эти, на таможне в роддомах, пропускают слишком много нелегалов в нашу великую и необъятную. И еще: почему страна не выдает презервативы интеллигентам? У них от этой нехватки все заходеры случаются. Кто сбивает с толку народ и правительство?

- Нет, друг мой, - возразил раздумчиво доктор. - На посту в родильных спецчастях находятся очень умные, хоть и не слишком сострадательные люди. Все акушерки, как известно, являются сержантами и прапорщиками КГБ. А согласно служебной инструкции, правило у нас какое? Не знаете, товарищи... А надо бы знать. Правило весьма простое: всех впускать, никого не выпускать, ибо среда формирует сознание. Коммунизм должен победить в космическом масштабе. даже если это капитализм. И только здесь, братья мои, суть его школа. Мы пропитываем сознание нашим бытием. Так что родчасти - это посты номер один. Ну, а мы, следовательно, существуем для страховки. Вторая линия обороны. Наше дело - бдить. Никто не должен уйти ни раньше, ни позже пенсионного возраста. Отдай все - и совесть знай. Потому что у страны нет денег на отдыхающих. Сколь там этому лесовичку?

- Тридцать шесть, - вспомнила Лена.

- О'кей, товарищи. Эйджик самый трудовой. Будем спасать. Еще двадцать пять - и в дорогу!

VI

23 марта 1986 года. 5:01 утра.

Белый бумажный лист вполне обычного машинописного формата медленно темнел, обретая объем, и вот он стал экраном, походя на тот, что Русинский видел в кинотеатре "Стерео". Однако то, во что он всматривался сейчас, отличалось неизмеримо большей насыщенностью, дышало, жило, и словно происходило в двух шагах от смотрящего. Сопровождавший картинку текст звучал в голове Русинского естественным образом, как знание и мысль. Он видел Семена: сначала с высоты птичьего полета, затем снижаясь все ближе и ближе к нему, и вот он был рядом, и знал о нем все.

- Семен родился в Малкутске четвертого июля сорок третьего года, нежно сообщила Русинскому его собственная мысль, весьма чувствительно резонируя от сердца. - Отца своего он не помнил: тот погиб на фронте, когда Семену исполнилось три года. Его воспитывала мать. Летом пятьдесят пятого ее не стало. Семену тогда еще не исполнилось двенадцать лет. Он остался на попечении бабушки и деда.

Они жили в деревне Восьмитовка, недалеко от Малкутска. Каждое лето Семен проводил на берегу Озера. Позже он часто вспоминал эти места, где проводил все свои школьные каникулы. Он никогда не смог бы объяснить, почему его так тянет в этим чащобы, почему в городе он чувствует себя скованно. Бывало, и довольно часто, что в пятницу после занятий он уезжал к деду. Здесь, среди хвойной тишины и первозданности, он чувствовал себя легко и счастливо.

После гибели матери он стал брать с собой в эти вылазки свою школьную подругу Ольгу. Они знали друг друга давно, поскольку выросли в одном дворе и учились в одном классе. Он защищал эту нескладную девчонку от соседских пацанов, и все в один голос звали их женихом и невестой. Детская привязанность часто перерастает в первую любовь, и пожалуй, соседи были правы. Когда им исполнилось 14, Семен и Ольга уже не сомневались, что их будущее связано неразрывно. В 15 лет они стали любовниками. Это произошло в июле, после заката, спрятавшего их от людских глаз, на берегу залива, в неподвижных водах которого, казалось, плещутся русалки.

Год пролетел незаметно. Они продолжали встречаться украдкой. После выпускного бала они убежали от всех и упросили попутного водителя подбросить их в Листвянку. Там они встретили рассвет. Сзади их окружали горы, впереди плескался могучий и древний Байкал.

- Я скоро уеду в Москву. Буду поступать, - сказал Семен.

- Семка, я еду с тобой, - проговорила Ольга, заглядывая в его глаза. Я же не смогу здесь остаться, без тебя. Как ты не поймешь этого, дурачок?..

Семен поежился от прохлады.

- Ты знаешь: я никуда не исчезну. Мы будем вместе.

- Обещаешь?

- Клянусь.

Вскоре Семен уехал. Его планы осуществились: он поступил с первого захода. Когда он вернулся домой после экзаменов, Ольга ходила с высоко поднятой головой. Она была горда и счастлива. Иногда в ней вспыхивала тревога, но Семен еще ни разу не дал ей повода усомниться в правоте его обещаний.

Как прежде, каникулы он проводил вместе с Ольгой. Все реже они навещали Озеро, все короче становилось время, которое Семен отдавал Ольге. Он рвался обратно в Москву. Ольга не знала, что там у него появилась девушка.

В Москве он он полюбил другую - землячку, из Малкутска. Друзья "подкалывали" Семена - дескать, стоило ехать в столицу, чтобы втюхаться в иркутянку. Эта любовь была зрелой и не столь романтичной. Родители девушки очень мало походили на тех простых работяг, что дали жизнь и Ольге, и Семену. После третьего курса они поженились.

Семен ехал домой с тяжелым сердцем. Он должен был признаться в произошедшем, и хоть он чувствовал свою правоту, его сердце разрывалось при мысли об Ольге. Она ждала его и он точно знал, что она верна ему как прежде.

Разговор был неизбежен. Но Семен едва успел сказать пару слов, запинаясь, как Ольга повернулась к нему и положила ладонь на его губы.

- Не надо... - сказала она. - Молчи, не говори...

Семен надолго запомнил ее взгляд - ее умоляющий, полный боли и света взгляд, способный свести с ума чувствительного человека. Но вспышка сострадания в его душе потонула в радости. С тяжелой обязанностью покончено. Впереди целая жизнь.