Виктория Токарева - Рассказы и повести

Город стоял совершенно пустой, будто вымер. Может, время такое, когда еще все спят. А может, шапки вошли в моду, весь город накупил их - ведь они дешевые. Люди надели шапки и теперь невидимые.

Может, на улице полно народу - просто я никого не вижу.

И я снова один. Меня видят все, а я - никого.

ГИМАЛАЙСКИЙ МЕДВЕДЬ

Где бы Шлепа ни появлялся, его всегда били за то, что он лез не в свои дела. Шлепа считал, что не своих дел нет, все дела общие.

Что касается Никитина, его не били никогда, ни мужчины, ни женщины. Главным в жизни Никитин считал личную свободу и ни во что не вмешивался.

Шлепа и Никитин были друзьями, соседями и сослуживцами одновременно. Они жили в одном доме и работали на одном предприятии. Это было очень удобно - не дробить души отдельно на соседей, отдельно на друзей и отдельно на сослуживцев, а все сосредоточить на одном человеке. Для Шлепы это было удобно, а для Никитина нет, потому что, когда били Шлепу, он испытывал яростные противоречия. С одной стороны, следовало вмешаться и сохранить принципы, а с другой стороны, - не вмешиваться и сохранить лицо от синяков, которые долго потом будут переходить из одного цвета в другой, менять оттенки от фиолетового до нежно-лимонного.

И сегодня, возвращаясь с работы, Никитин снова испытал противоречия. В переулке стоял Шлепа в обществе четырех юных длинноволосых хулиганов. Лицо у Шлепы было одухотворенным, а лица хулиганов - бездуховными.

Они, кажется, закончили устные прения и переходили к следующей части.

Никитин хотел выскочить из переулка и пойти другой дорогой, но в этот момент его заметил Шлепа и радостно замахал руками, как во время первомайской демонстрации.

У Никитина не было выбора. Он подошел к группе с тоскливым чувством под ложечкой, именуемым в простонародье трусостью. Трусость порождает неестественность, а неестественность - высокомерие. Никитин высокомерно оглядел хулиганов, задержался глазами на одном из них в свитере до колен и с обручальным кольцом. Это был женатый хулиган.

- Можно тебя на минуточку? - потребовал Никитин.

- Почему меня? - неуверенно запротестовал женатый хулиган. - Что здесь, никого больше нет, что ли?

- Отойдем! - приказал Никитин, ободренный неуверенностью собеседника.

Женатый хулиган пожал плечами и отделился от группы. Они отошли к железным решетчатым воротам. Это был въезд в родильный дом.

- В чем дело? - строго спросил Никитин.

- Он к нашей бабе приставал, - объяснил хулиган.

Никитин огляделся по сторонам и увидел неподалеку "бабу". Ей было лет 15 или 16, она стояла с папиросой, зажав ее между пальцами, как фигу.

- Вы старые, - сказала "баба", подвинувшись поближе, однако не слишком близко. - У вас одни принципы, а у нас другие.

- А ты мой нос видишь? - спросил Никитин.

- Ничего особенного, длинный и асимметричный.

- А представляешь, какая у меня будет рожа, если вы его сломаете?

Девочка посмотрела на женатого хулигана, хулиган задумался, может, представил себе рожу Никитина со сломанным носом.

- Ладно! - великодушно согласился хулиган. - Забирай его и уходи.

Под "его" он имел в виду и нос и Шлепу.

Никитин забрал Шлепу, и они ушли.

- Ну вот, что ты опять ввязался? - с раздражением спросил Никитин.

Шлепа каждый день преодолевал сопротивление среды и надоел Никитину до отвращения. Он с удовольствием бы плюнул и поменял себе приятеля. Но менять Шлепу - это значило менять и соседа и сослуживца, в сущности, менять все свои привычки.

- Что ты к ним пристал?

- Они не умеют вести себя, - объяснил Шлепа. - Что ж, я мимо пройду?

- А твое какое дело?

- Ты это серьезно говоришь? - удивился Шлепа.

Никитин с удовольствием бы плюнул на Шлепу прямо сейчас, но плевать в общественном месте было неудобно, и он сказал:

- Зря я тебя оттуда увел.

- Зря! - вдохновенно согласился Шлепа. - Я бы им показал!

Никитин возвращался домой в шесть часов вечера, а жена в два часа ночи.

- Мы репетировали, - говорила она и уходила в ванную "смывать глаза".

Жена была эстрадная актриса, жонглер. Подкидывала на воздух пять колец и четыре мячика, а потом ловила их по очереди.

Большого смысла в этой деятельности Никитин не видел, но в жизнь и деятельность своей жены не вмешивался из уважения к личной свободе. К собственной личной свободе.

Где она репетировала и с кем, Никитин не спрашивал, потому что, если бы заинтересовался, мог узнать нечто такое, что она скрывала. А если узнать то, что скрывала жена, - пришлось бы совершать серию поступков: объясняться, разводиться, искать другую жену, потом рассказывать ей все про себя с самого начала. А под конец выяснится, что новая жена с талантами, их надо будет открывать или зарывать. А Никитину ничего не хотелось ни открывать, ни зарывать. Ему было 32 года, и он привык к своим привычкам.

Сегодня Никитин лег спать рано и уже смотрел какойто интересный сон, когда вернулась жена. Она ничего не сказала, как обычно, даже не разделась, а как была - в пальто и сапогах, с накрашенными глазами - прошла в комнату, села возле Никитина и заплакала.

Потом опустилась на колени, положила свое соленое лицо на лицо Никитина. Эта привычка осталась у них с молодости.

- Ну что? - спросил он.

- Я уронила мячик, - проговорила жена.

Никитин понимал, что она плачет не из-за мячика, а по другой причине.

- Могу я уронить мячик? - плакала жена. - Имею право?

- Не имеешь. Люди платят за то, чтобы ты ловила мячики. А если не умеешь - не выходи на сцену.

- Но у меня девять предметов.

- Хоть сто.

Жена перестала плакать, пошла смывать глаза. Она долго ходила по квартире, тукая пятками, потом долго шуршала одеждой, снимая одно и надевая другое. Наконец легла в постель, обжигая Никитина холодными ногами.

- Боря... - позвала жена.

- Чего тебе?

- Ты редкий, замечательный человек...

Она была благодарна Никитину за то, что не лез в ее жизнь и ни о чем не спрашивал. За то, что ей было куда вернуться и было кому поплакаться.

Рабочий день начинался в девять часов, а в половине десятого в кабинет к Никитину пришел Шлепа с очередным предложением.

- Вот! - гордо сказал он и положил на стол эскиз. На эскизе была изображена комната с синими стенами и белыми углами.

- Что это? - не понял Никитин.

- Цех, в котором будут делать мясорубки.

- А почему белые углы?

- Чтобы в них не плевали и не бросали окурки. Это психологически невозможно плюнуть в белый угол. Я не прав?

Никитин подумал, что Шлепа прав: плевать в темный угол психологически легче.

- Где ты работаешь? - в свою очередь спросил Никитин.

- В бюро технической эстетики, - не задумываясь, ответил Шлепа.

Они с Никитиным действительно работали в бюро технической эстетики, которое получало заказы от предприятий и выполняло их в срок.