Виктория Токарева - Рассказы и повести

Понятно, Валя?

- Так я сейчас вышвырну вас обоих! - Гусаков встал.

- А вот они! - беспечно заметил Федя и ткнул пальцем в раскрытую дверь. - Ну-ка иди сюда, - он поманил Изабеллу.

Изабелла, растерявшись, пошла за Федей, Гусаков за женой, Никитин за Гусаковым. Все вошли в спальню.

На трюмо среди косметики стояла изумрудная коробочка "Клема".

- Наша? - спросил Федя.

- Наша, - опознал Никитин.

- А говорила "не брала", бесстыжие твои глаза! - упрекнул Федя, открывая коробочку. Флакон был начат. - О! Отпила уже. Ну ничего. Водой дольем. Пошли!

Федя конфисковал духи и пошел из дома Гусаковых. В дверях он обернулся и сказал Изабелле с беззлобной укоризной:

- Старуха уже, а врешь как сивый мерин.

- До свидания, - великодушно попрощался Никитин.

Они вышли и закрыли за собой дверь.

Гусаковы стояли некоторое время в растерянности и просто не знали, как себя вести.

- Так... - проговорил Гусаков. - Что ты на это скажешь?

- Все нормально, - спокойно проговорила Изабелла.

- Что именно ты считаешь нормальным? - не понял Гусаков.

- Никогда не надо делать добрые дела. Еще ни одно доброе дело не осталось безнаказанным.

Друзья вышли из подъезда и решительно зашагали к дому напротив.

- Жлоб он и есть, - подтвердил Федя свои предположения.

- Ничего, завтра я с ним поговорю, - пообещал Никитин и вдруг на ровном месте всем телом грохнулся в лужу. И в это же самое время испуганно завизжала маленькая косматая собачонка. Дело в том, что Никитин запутался в поводке, невидимом в глубоких сумерках.

- Смотреть надо, - строго сказал хозяин, обидевшись за собаку. - Пойдем, Джек!

Джек затрусил за хозяином, потом оглянулся.

- Мяу, - сказал Никитин Джеку.

Джек ничего не понял и с удивлением посмотрел на своего хозяина.

Хозяин недоуменно пожал плечами.

Никитин поднялся и провел рукой по рубашке, пытаясь стереть грязь.

- Упал... - растерянно сказал он. - А как же я теперь пойду?

- Замыть надо, - посоветовал Федя. Пойдем к Витьку! Он тут рядом в котельной работает.

Наташа стояла и смотрела в окно напротив. Окно было темным. Наташе казалось, будто в ней самой тоже выключили свет.

Сосед напротив не пришел, как она полагала, потому что отвлекся на более высокую идею и забыл про такое незначительное событие, как Наташа.

Сосед напротив, как ей казалось, был молодой Циолковский или молодой Ломоносов, только без парика с косичкой и тощий. Он, наверное, изобрел ракету или готовил открытие, которое со временем должно было перевернуть все человеческие возможности. Но это со временем.

А сейчас он был молод, жил в однокомнатной квартире, пил по утрам молоко из пакета, а по вечерам сидел, подпершись, и смотрел на звезды.

Все знакомые молодые люди, которых она встречала, и знакомые ее знакомых были направлены на какие-то разовые радости. Они пили водку, незамысловато веселились и, казалось, не думали о том, что будет завтра и послезавтра. Их жизнь не была освещена перспективой дела, перспективой любви. День прошел - и ладно.

Наташа этого не понимала. Она постоянно к чему-то готовилась: то к вступительным экзаменам, то к выпускным. Сейчас она готовилась к конкурсу, и от этого зависела вся ее будущая жизнь. Во всяком случае, половина ее будущей жизни. А другая половина зависела не от нее, и это было очень тревожно.

Наташа подошла к телефону. Набрала "100". Равнодушный женский голос проговорил: "Двенадцать часов.

Ровно". Этот голос был совершенно равнодушен ко второй половине Наташиной жизни.

Она вздохнула, подошла к дивану и сняла с него поролоновые подушки. И в этот момент раздался долгий, торжествующий звонок в дверь.

Наташа вздрогнула. Торопливо поставила подушки на место и побежала в прихожую.

Отворила дверь.

Перед ней стояли трое: Никитин, Федя и Витек, друг Феди из котельной.

- Ребята! А вот это есть Наташа, громко представил Никитин.

- Очень приятно. Витек, - друг Феди степенно протянул руку.

Надо отметить, что Витьку было лет под шестьдесят.

- Федя, - познакомился Федя.

- Пошли, ребята! - пригласил Никитин и первым пошел в квартиру. - Наташа! А где тут у нас кухня?

Наташа стояла в прихожей и с недоумением оглядывала пришельцев.

Никитин сам набрел на кухню, подошел к раковине, открутил кран. Потом подставил под кран "Клема", налил туда воды. Закрыл крышку. Отнес Наташе.

- Это вам! - галантно преподнес Никитин. - Подарок из Франции.

Наташа растерянно взяла подношение.

- Проходите, - пригласил ее Федя.

Наташа прошла в свою комнату.

Мужчины уселись за стол. Федя поставил бутылку и кильки. Витек вытащил нож и стал открывать консервы.

- Наташенька, рюмочки, пожалуйста! - семейным голосом попросил Никитин.

Наташа стала доставать из серванта хрусталь.

- Маленькие, - недовольно заметил Федя. - Чашки давай.

Наташа поставила на стол рюмки и чашки.

- Садись! - велел ей Никитин.

Наташа присела на краешек стула.

- Ты любишь кильки? - спросил Никитин.

Наташа неуверенно кивнула.

- Видишь? - Никитин обернулся к Феде. - А ты говорил "икра... брильянты...". Друзья, - он поднял чашку.

- Я хочу выпить за Наташу! Этот человек никогда не будет прятать от меня моих детей и воротить нос от моих друзей!

Мужчины дружно выпили.

- Разлилось! - с удовольствием отметил Федя. - Наташ, сыграй что-нибудь!

- Вот эту... - предложил Витек и сам запел: - "Все друзья смеются надо мною, разлучить хотят меня с тобою, ради счастья своего, возле дома твоего целый день, родная, ошиваюсь..."

- Люблю музыку! - растрогался Федя. - Сыграй, Наташка! Сыграй!

- Протестую! - заявил Никитин. - Наташенька! Не подходи к арфе! Я тебя к ней ревную! Я ее разобью! Выкину в окно! Лучше вы, ребята, спойте, а мы потанцуем.

Федя и Витек глубоко вздохнули и закричали песню, трогавшую их души: "Для тебя теперь пойду учиться, стану я районным фельшерицем, будь же ты уверена в искренней любви моей, жизнь моя заглублена тобою..."

Никитин поднялся и галантно склонился перед Наташей:

- Разрешите...

Светило солнышко. За окном пели птички. Чуть колыхались под легким ветерком тюлевые занавески.

Никитин открыл глаза. Увидел и солнышко, и занавески, и голую ступню перед собой. Сбоку, к щиколотке, был привязан номерок. Это была его собственная нога.

Никитин сел. Потряс головой. Увидел против себя еще одну ногу с номером. Она принадлежала Феде. Кроме них, в комнате было еще человек двенадцать, и все с номерками.

- Где я? - тихо спросил Никитин.

- В санатории, - хмуро отозвался Федя, с неодобрением глядя на Никитина.

- В каком санатории?

- В вытрезвителе. Слепой, что ли...

Федя был явно чем-то недоволен. Никитин узнавал его с трудом. Он почти не запомнил Федю и сейчас воспринимал его как незнакомого человека. И было непонятно, почему этот незнакомец так невежлив.