Алексей Толстой - Случай на Бассейной улице

Оба они этой весной бросили школу: Мария - потому, что уже вышла из того возраста, когда учат уроки, Михаил - потому, что весь свет заслонила ему Мариина коротенькая юбочка. Жили они пока еще - Михаил у отца, державшего в Апраксином рынке галантерею, Мария, сирота, - у тетки, промышлявшей на дому трикотажем. Поселиться отдельно не хватало денег. К тому же, у Марии, или Мери (так она приказывала себя называть), после того как она продала на барахолке все учебники и письменные принадлежности, с непостижимой быстротой стал развиваться вкус к мелочам женского обихода. Откуда она доставала деньжонки на подвязочки с бантиками, чулочки, коробочки с пудрой, флакончики духов и так далее - Михаил не знал; тайна, все - тайна, сплошной секрет. "Если хочешь, чтобы я тебя любила, - ни о чем не спрашивай", - говорила ему Мери.

Итак, Михаил и Мери, зайдя в "Леший" и усевшись на тридцатикопеечные места, разинули рты и перестали дышать, когда озарившийся экран увлек их головокружительным водоворотом на улицы Парижа. Так вот он, Париж!.. Так вот как живут настоящие люди - красавицы, кокотки, великосветские бандиты, элегантные сыновья банкиров...

Мери взяла руку Михаила и запустила в нее ногти. Он не пикнул. Куда ему было соваться со своими джимми за восемнадцать рублей, с большим ртом и цыплячьей грудью!.. У Мери странно блестели глаза, когда таинственный красавец (будущий убийца) надевал перед роскошным зеркалом фрак такой, какие бывают только на картинках... А какие носки, какой жилет, какой он весь, от пробора до туфель, восхитительный мужчина!..

Михаил с тоской подумал: этот франт будет Мери сниться... Вот он спрыснул себя духами, надел сверкающий цилиндр, крылатку, вдруг усмехнулся криво, вынул клинок кинжала и пристально стал глядеть полуаршинными глазами с экрана в душу Мери...

- Миша, я должна ехать в Париж...

- Мери, милая, мы конечно поедем... Когда-нибудь...

- Но как можно скорее, покуда у меня тонкая фигура и божественный цвет лица...

- Откуда же деньги-то? Ну, я продам пальто, револьвер... Ты еще откуда-нибудь достанешь... Не хватит, вот чего боюсь...

- Да ты - мужчина или ты - мальчишка? Мужчине не достать денег фу...

Мери оглянула Михаила прозрачными глазами, презрительно наморщила приподнятый носик... (Мери была самой красивой девушкой в Ленинграде. Даже на улице постоянно замечали: "Смотрите - хорошенькая блондиночка, совсем Мери Пикфорд".)

- Это хорошо им в Париже доставать деньги: там небось частную инициативу не душат, - проворчал Михаил.

- Смотри, как бы с такими разговорами ты меня не потерял.

- Так что же - украсть, ограбить? Только ведь остается...

- Знаешь, Миша, кажется, напрасно ты за мной тянешься... Рот у тебя какой-то желтый... Такие мальчишки не внушают большой уверенности...

Разговор этот происходил в антракте, и снова погас свет в зале и по озаренному экрану продолжали мчаться тени волшебной жизни. Мери вышла из театра "Леший" спотыкаясь, ничего не видя; Михаил - мрачный, надутый ступал своими джимми, не разбирая, прямо в лужи.

Над Ленинградом прошел ночной дождь, прибил пыль; тянуло сладким и свежим запахом тополей из Кронверкского парка. Мери дошла до остановки трамвая, подала Михаилу холодные кончики пальцев:

- Прощай. Я одна.

- Куда?

- Не твое дело...

Пять раз Мери смотрела фильму "Великосветские бандиты".

С каждым разом (приходя в кино, где ее ждал Михаил) Мери становилась все шикарнее. Обрезала юбку на полтора вершка выше колен, завела шляпку кирпичного цвета, шелковые чулки. Михаил боялся даже смотреть на нее, мрачнел с каждым разом.

- Мери, как же это: опять новые туфли?

- Немного жмут, знаешь, прямо беда...

- Ради бога, не мучай... Кто тебе делает подарки?

- Безусловно это не твое дело... Будь доволен и тем, что мной обладаешь.

Михаила мучила неопределенная ревность. У него трещала голова - так много он думал, откуда бы раздобыть денег на поездку в Париж? Поскорее увезти Мери из Ленинграда, окружить роскошью, осыпать драгоценностями. Самому ходить в крылатке, в цилиндре с восемью отблесками.

Он продал зимнее пальто, все книжки, радиоприемник (собственной работы), коньки, валенки, занял у товарищей по мелочам полтора червонца и ночью пошел в игорный дом. У денег за зеленым столом вырастают крылышки в несколько минут деньги выпорхнули у него из кармана. Проигрался. Хотел повеситься на подтяжках в клозете, но как-то обошлось. В три часа утра он громко рыдал, сидя на набережной Васильевского острова под египетским сфинксом. На той стороне реки пылали в утренней заре окна дворцов. Дымная, лазоревая Нева плескалась у ног огорченного мальчишки. Мери в эту ночь шаталась неизвестно где - кто-то ее, вне всякого сомнения, обнимал в эту минуту, когда еще прохладное солнце поднималось за крепостью из-за длинных малиновых утренних облаков.

Страдать было невыносимо. Михаил пошмыгивал, слезы капали на дешевенький пиджачок. "Да, нужно решиться, нужно сделаться бандитом и с карманом, полным червонцев, с ножом в руке потребовать от Мери, чтобы она не торговала своим телом".

На следующий день он так и заявил Мери:

- Я все испробовал. Мне не повезло в карты. Ты видишь, Мери, как я тебя люблю: вопрос о том, чтобы сделаться бандитом, решен мной в положительном смысле...

На это Мери сказала:

- Ты дурак... Вот в баре на Михайловской я видала настоящих бандитов. Смелые, как черти, и шикарные.

- Хорошо, хорошо, Мери, кто смелее - мы это еще посмотрим.

- А что? Разве ты уже придумал что-нибудь? - спросила она с любопытством. Такой ответ большеротого Мишки ей, видимо, понравился.

- Может быть, - проговорил он, - там увидим.

Некоторое время он играл на Мерином любопытстве: говорил туманные слова. Но в конце концов надо было действовать. Тогда он сказал, что один нэпман, за которым он ходил (хотя тот был вооружен до зубов резиновой палкой, тростью со стилетом и револьвером), внезапно уехал за границу, и дело сорвалось. Мери всему поверила.

- Миша, а много у него было денег?

- Тысячи две червонцев при себе носил, в портфеле...

Она молча всплеснула руками и совсем уже растерялась, когда подсчитала, сколько можно было купить всяких вещей на две тысячи червонцев. С этой минуты горячая голова ее стала работать в том же направлении: проследить нового нэпмана с двумя тысячами червонцев. Отношение ее к Михаилу изменилось, - он сразу почувствовал все выгоды быть бандитом.

- Миша, ты меня, главное, не ревнуй, - говорила теперь Мери, - если я бываю с мужчинами, то это для нашей общей выгоды. А люблю я одного тебя. И мы уедем, уедем в Париж.

Дожидаясь Мери в Адмиралтейском парке, Михаил еще издали увидел, как летело по аллее в полосах солнечного света розовое платье, розовая шляпка. Румянец заливал щеки Мери. Не здороваясь, шлепнулась на скамью. Оглянулась направо, налево:

Читать дальше