Лев Толстой - Интервью и беседы с Львом Толстым

(* Новое время, 1899, 6(18) марта. *)

Вопиющие случаи таких недостоверных "бесед с Толстым" вызывали возмущенные отклики в печати его близких, друзей, а также известных литераторов, желавших охранить достоинство автора "Войны и мира" от притязаний наглой бульварщины. Так, Н. С. Лесков дважды выступал в газетах с фельетонами по поводу появившихся в 1888 году в двух номерах "Русского курьера" рассказов о пребывании в Ясной Поляне некоего Штанделя. За девяносто минут этот репортер "успел сделать девять совершенно фальшивых наблюдений, средним числом он каждые десять минут принимал что-нибудь одно за другое или даже видел то, чего совсем нет" (*).

(* Лесков Н. С. О хождении Штанделя по Ясной Поляне. - Собр. соч.: В 11-ти т. М., 1958, т. 11, с. 199. См. также статью Лескова "Девочка или мальчик?" (там же, с. 200-202). *)

Случай со Штанделем не был такой уж редкостью. В газете "Юмористическая копейка" появилась даже некая пародия на этот жанр под заглавием "Толстой и интервьюер": "Промучив 12 часов Софью Андреевну, 12 часов Татьяну Львовну и 12 часов Александру Львовну, интервьюер принялся за Льва Николаевича. - Правда, что вы граф? - спросил интервьюер. - Правда! - Правда, что вы носите блузу? Я хоть вижу это, но хотел бы для верности услышать это от вас самих. - Правда! Так допрашивал он Льва Николаевича три дня и три ночи. Четвертый день интервьюер начал следующим вопросом: - Правда, что вы проповедуете непротивление злу? - Правда, - ответил Лев Николаевич. И добавил с приятной улыбкой: - У меня есть даже доказательства. - Какие? - встрепенулся интервьюер. - Вы еще до сих пор не были спущены с лестницы..." (*)

(* Юмористическая копейка, 1910, No 68. *)

Понятно, что в разумной доле скептицизма и критическом взгляде нуждается едва ли не любое газетное сообщение о встречах и беседах в Ясной Поляне. Но есть случаи, когда достоверность сведений о Толстом в газетной статье неоспорима, а прямая речь писателя, приведенная в интервью, может быть приравнена к авторскому тексту. Это те случаи, когда безусловно доказано, что Толстой сам просмотрел текст интервью или газетного отчета перед публикацией или даже собственноручно выправил его в гранках. В 1903 и 1906 годах в Ясную Поляну приезжал с заданием редакция уже упоминавшийся сотрудник газеты "Новое время" Юрий Беляев. Известный журналист, он понимал, насколько ответственное дело предавать гласности беседу с Толстым. И, вернувшись в Петербург, в обоих случаях заблаговременно посылал в Ясную Поляну набор своей статьи, чтобы Толстой мог внести необходимые поправки и уточнения. Гранка первой из этих статей с многочисленными исправлениями и вставками Толстого на полях недавно была обнаружена в фондах Ленинградского театрального музея в составе коллекции книг и автографов Протопопова. Еще в 1912 году эта гранка с энергичной правкой Толстого была воспроизведена в крайне редком библиографическом издании "Библиотека В. В. Протопопова" (Спб., 1912) (*). Работа писателя над этой корректурой не оставляет никакого сомнения в том, как внимательно относился Толстой в иных случаях к воспроизведению своих слов и оценок в печати.

(* См.: Лакшин В. "...Точность прежде всего!" - Журналист, 1978, No 9. *)

12 июня 1906 года Толстой писал Беляеву: "Возвращаю Вам, любезный Юрий Дмитриевич, корректуры Вашего очень хорошо составленного фельетона" (*). Есть все основания говорить о полной авторизации этой беседы Толстого с журналистом. В дневниках С. А. Толстой и секретарей писателя, зарегистрированы и другие случаи просмотра Толстым корректурных оттисков своих интервью. Толстой предварительно знакомился со статьями о себе корреспондента "Руси" А. Зенгера, корреспондента "Русского слова" С. П. Спиро, журналиста Н. Чудова из "Орловского вестника" и некоторых других своих посетителей.

(* Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90-та т. Юбилейное изд. М., 1928-1958, т. 76, с. 160. Далее все цитаты из Толстого даются по этому изданию с указанием лишь тома и страницы. *)

2

При чтении этой книги читателя, мало знакомого с полным противоречий, парадоксальным и ярким способом мысли Толстого, многое способно ошеломить, и, может быть, более всего - отсутствие почтения к любым авторитетам. В "философических замечаниях" 1846-1847 годов совсем еще молодой Толстой писал: "Я начинаю историю моего познания с того момента, до которого я шел одинаково с другими". Общеизвестное заранее выносится за скобки, каждое утверждение представляет собою скрытый или явный спор. Враг любой банальности, касается ли она расхожего вкуса, интеллектуальной моды или навязшего в зубах школьного постулата. Толстой смело заявлял протест, основываясь на здравом смысле, изучении или просто проницательной догадке. Дерзость мысли, отвержение полуправд, уклончивостей и компромиссов сообщали могучую силу его гению. Конечно, в конкретных случаях политики, философии и эстетики это не спасло его и от множества ошибок, опрометчивого увлечения и поспешного суда - тем более наглядных, чем яростнее настаивал он на своем. Но та же страсть Толстого к бескомпромиссной правде, как он ее понимал, представила в ясном, нагом свете истины множество проблем, до той поры закомуфлированных угодливым сознанием, деспотизмом моды или равнодушием обыденного рассудка. В разговорах с посетителями Ясной Поляны и Хамовников Толстой касался самых различных тем, но с наименьшей охотой говорил о своем художественном творчестве. Тем интереснее нам все, даже скупо оброненные, замечания Толстого о собственной работе, художественных замыслах поздних лет: романе "Воскресение", повести "Хаджи-Мурат", не воплощенных, но занимавших его долгие годы сюжетах "Подмененный ребенок" и "Николай I и декабристы". Он писал в эту пору и пьесы: "И свет во тьме светит", "Живой труп", присутствовал на репетициях "Власти тьмы" в Малом театре. Его много расспрашивали об этом, и он отвечал охотно. Замечания Толстого о том, как трактовать роли Акима или Никиты, - готовая программа для артиста. Литературные вкусы Толстого резко определенны и порой пристрастны. С огромным уважением поминает он в публикуемых беседах имена Пушкина, Гоголя, Герцена, Достоевского. Однако скептически отзывается о критиках-шестидесятниках и даже о Белинском, некогда им высоко ценимом (см. Дневник 1856 г.). Непримиримо высказывается Толстой о всех разновидностях модного декадентства; поддерживает, дружески критикуя по частным поводам, новое поколение русских писателей-реалистов. Глубокий интерес проявляет Толстой к Чехову и Горькому, а из более молодых - к Леониду Андрееву и Куприну. Многие его оценки и здесь остры, пристрастны и субъективны. Так, высоко ценя прозу Чехова, он решительно отвергает его как драматурга (*). Скептически отзывается Толстой о пьесе "На дне" и вообще о теме босяка у молодого Горького. За рамками публикуемых интервью остались, однако, другие высказывания Толстого о Горьком: он признавал заслугу Горького в том, что тот "в натуральную величину" изобразил мир обездоленных оборванцев и сделал по отношению к ним то же, "что в свое время сделали Тургенев, Григорович по отношению мира крестьянского...". В дневнике за 11 мая 1901 года Толстой уточнил свое понимание темы молодого Горького: "Мы все знаем, что босяки - люди и братья, но знаем это теоретически, он же показал нам их во весь рост и заразил нас этой любовью" (т. 54, с. 98).